Котенок. Книга 1 (СИ) - Федин Андрей (книги полностью .TXT, .FB2) 📗
По сути, я по-прежнему чувствовал себя не школьником, а зрелым (и даже «перезрелым») мужчиной. Помнил, как раньше поглядывал на юных (в моём «стариковском» понимании) девиц и прикидывал: «Будь я на пару десятков лет помоложе!..» Моё желание нежданно-негаданно осуществилось. Я и теперь не отрёкся от своих прежних обещаний. Вот только сейчас взглянул на них внимательно (прислушался к своим желаниям). Понял, что «юные прелестницы» для меня это вовсе не ученицы старших классов. Тех я упрямо считал детьми. Мою фантазию разжигали дамы иной возрастной категории: сверстницы приглянувшейся мне учительницы математики. Да и те казались мне очень уж «юными» (едва ли не «на грани фола»). «Вот с математичкой бы я… М-да», — мысленно произнёс я.
Постукивал по паркету зала мячом и вспоминал, как покачивала бёдрами учительница математики. На эти мысли мой «индикатор» откликнулся охотно — пришлось даже притормозить фантазию. Я покачал головой, отогнал нахлынувшие вдруг эротические видения. Сообразил, что уже пару минут пристально рассматривал грудь Наташи Кравцовой (прикидывал: подросла ли та за лето до второго размера, или увеличилась за счёт «женских хитростей»). Причём, Принцесса заметила мой интерес — не смутилась. Она будто нарочно не покидала поле моего зрения. Наташа то чуть наклонялась, то поворачивалась ко мне боком (будто позировала на камеру). Не смотрела на меня, но удерживала меня в поле своего зрения; неторопливо разминалась, насмешливо улыбалась.
Мой интерес к изменившемуся за лето телу Кравцовой заметила не только сама Наташа. Об этом мне сообщил прилетевший со стороны спины баскетбольный мяч. Он врезался мне в затылок — я упал на колени. Правой рукой упёрся в паркет; а левой — подхватил очки (в паре сантиметров от пола). Вспомнил, что позабыл их зафиксировать на голове резинкой (обычной, какие сейчас вставляли в трусы). Близоруко сощурился. Маячившая впереди меня фигура Кравцовой превратилась в размытое пятно. Услышал Наташино хихиканье. Обернулся. Сунул наконечники заушников в волосы — царапнул уши. Прижал пальцем носоупоры. Мир снова обрёл понятные черты. Мой взгляд скользнул по катившимся к стене мячам. А в трёх шагах от себя я увидел долговязого Громова.
Василий оскалил зубы, указал на меня пальцем.
— Мастерский бросок! — объявил он.
Громов победно вскинул руки — продемонстрировал одноклассникам (и одноклассницам) волосатые подмышки.
Он посмотрел мне в глаза.
— Да ты вконец охренел, жертва акселерации! — сказал я.
Встал на ноги, вытер о шорты ладони. Заметил, что голоса школьников притихли. Лица одноклассников повернулись в мою сторону. Ударивший меня по голове мяч остановился около деревянной скамейки. Я смотрел, как Громов вальяжной походкой преодолел разделавшие нас метры. Прикинул, что Вася сантиметров на двадцать-двадцать пять выше меня ростом и килограмм на пятнадцать тяжелее (очередной «шкаф»). Громов остановился. Ткнул меня длинным, чуть изогнутым пальцем в грудину. Я вдохнул запах его одеколона (определил: модный сейчас «Олимпийский», ленинградской фабрики 'Северное сияние). Отметил, что мои слова не согнали улыбку с Васиного лица; запрокинул голову, чтобы её увидеть.
— Я тебя предупреждал, четырёхглазый! — сказал Василий.
Говорил он громко — чтобы услышал не только я.
— Не пялься на Наташку! — сказал Громов. — Иначе я все твои четыре глаза тебе же на жопу натяну! Понял⁈
В этот раз я обошёлся без расслабляющего удара.
Заломил любезно предоставленный мне палец.
Вася послушно согнулся: приоткрыл в немом крике рот. Я мысленно вместо него произнёс: «Здравствуйте». Подмигнул Наташе Кравцовой, приоткрывшей от удивления рот.
— Смотри, Вася, — сказал я, — чтобы у тебя ничто не треснуло от натуги, натягивальщик малолетний.
— Пусти! — простонал Василий.
Он запрокинул голову, упал передо мной на колени.
Кто-то из девчонок за моей спиной хихикнул.
Я склонился к уху парня и сказал:
— Буду смотреть на кого хочу. И когда захочу. Это не твоё дело. Понял? А сунешься ко мне снова — пожалеешь.
Надавил на заломленный палец.
Василий застонал.
— Я доходчиво тебе всё объяснил? — спросил я.
— Дох… Да! Да! Я всё понял!
— Вот и замечательно.
Мои слова заглушила трель учительского свистка.
— Крылов, Громов, прекращайте эти ваши танцы! — прокричал появившийся на пороге зала физрук.
Я выпустил палец Василия. Поднял руки — показал учителю пустые ладони. Улыбнулся.
— Всё в порядке, Василий Петрович! — сказал я. — Мы с Громовым отрабатывали приёмы самообороны.
Вася поднялся на ноги — снова посмотрел на меня (сверху вниз).
Физрук дунул в свисток и скомандовал:
— Становитесь в строй! Быстро! Быстро!
Я направился к строившимся в шеренгу одноклассникам.
Почувствовал толчок в спину. Оглянулся.
— Встретимся на арене за теплицей, Крылов! — сказал Василий. — Сегодня! После уроков!
Его голос услышали все явившиеся на урок физкультуры ученики десятого «А» класса.
— Как скажешь, Громов, — ответил я.
И добавил:
— Но помни, Вася: ты сам напросился.
Глава 12
На школьной «арене» я в прошлой жизни бился трижды (третий раз — в конце нынешнего сентября). Все три раза — с Васей Громовым. И каждый раз терпел поражение. Хотя проигравшим себя не чувствовал. Тогда я считал: причиной моих неудач были длинные руки моего противника. При схватке «до крови» длина рук виделась мне огромным преимуществом. После каждого поражения я долго ненавидел своё «негодное для драк» тело и мечтал подрасти хотя бы на полтора десятка сантиметров. Убеждал себя, что стань я повыше — Громов бы не выходил из наших схваток на «арене» победителем. Только в институте на занятиях по дзюдо тренер мне объяснил, что длина рук — замечательное преимущество, но «решающее» лишь при встрече «равных» соперников. А на тренировках по рукопашному бою (в первомайском спортивном обществе «Динамо») он наглядно показал мне, что высокий рост — не всегда «хорошо».
Утром я убедился, что моя нынешняя физическая форма далека от совершенства (очень-очень далека). Чувствовал, как побаливали мышцы после пяти десятков приседаний и шестнадцати отжиманий от пола (семнадцатое повторение я себе не засчитал). Порадовала разве что растяжка. На шпагат я не сел (ни на продольный, ни на поперечный). Однако отметил, что моё шестнадцатилетнее тело пусть и хилое, но гибкое — для никогда не занимавшегося «растяжкой» человека. Помнил я и «умения» своего соперника. Все три победы надо мной Громов получил банальными «прямыми» ударами в нос. Схватки получались скоротечными. Поражения в них были обидными. Тогда они виделись мне «случайными» и «несправедливыми». Лишь теперь я признал их закономерными: вспомнил, как всякий раз бездумно лез «напролом», не думая об обороне и… позабыв о Васином преимуществе в длине рук.
На уроке физкультуры мы с Громовым демонстративно избегали стычек друг с другом. Не в последнюю очередь из-за пристального внимания к нашим персонам физрука. Невысокий (примерно моего роста) и широкоплечий физрук — Василий Петрович Лесонен — хитро щурил глаза и поглаживал тонкие усы, посматривая в нашу сторону. По поводу «арены» он не сказал ни слова. Но слышал о нашем поединке — наверняка. Официально драки за теплицей учителя не поощряли. Однако редко являлись разнимать поединщиков. Правильно делали, на мой взгляд. Потому что драки «по правилам» — всяко лучше «стихийных» драк «на эмоциях». Вот и Василий Петрович сегодня своим прищуром намекал: мы решим свои «разногласия» за теплицей — не на его уроке. И даже распределил нас с Василием в одну команду — лишил нас повода для «толкания» около баскетбольного кольца.
В раздевалке Громов всё же отпустил в мой адрес несколько шуток — я пропустил их мимо ушей (как и смех одноклассников). О встрече с Василием за теплицей я ни на физре, ни сразу после неё почти не думал. Не представлял грядущий поединок с шестнадцатилетним школьником чем-то замечательным. Мои мысли вертелись вовсе не вокруг него. Я ухмылялся: вспоминал, во что сегодня вылилась моя затея с «предсказаниями» (мои ухмылки раззадоривали и злили Громова). Натягивал брюки с уже утратившими былую «остроту» стрелками — вспоминал слова Волковой о якобы найденных мной в кабинете директора школы «планах учителей». Покачал головой. Отметил, что предположения Алины выглядели фантастичными. Но всё же не столь невероятными, как «предсказания будущего». Вздохнул и подумал о том, что снова не учёл форс-мажор в виде женской логики.