Atomic Heart. Предыстория «Предприятия 3826» - Хорф Харальд (книги .txt, .fb2) 📗
— Не исключено, что не все из этих кустов или деревьев растут здесь по-настоящему, — офицер окинул окрестности внимательным взглядом. — Если это искусная маскировка, то дороги просто так не увидеть. Как долго вы сидели в машинах, прежде чем вас повели дальше?
— Точно не помню, — с сожалением вздохнул Миллер. — Я же говорил, нам сделали какие-то уколы перед погрузкой, всё было как в тумане, течение времени воспринималось как-то странно… Но выгрузили из машин нас не сразу, это точно. Но сказать, как долго мы сидели или шли потом, я не могу. Иногда мне кажется, что нас вели через лес часа два. Но в следующую секунду я уверен, что не более десяти минут. Я хорошо запомнил сам лифт, вот эти воспоминания сохранились очень отчётливо!
— Это когда с вас сняли мешки? — уточнил офицер.
— Да, совершенно верно! — Миллер невольно вздрогнул. — Это была совершенно жуткая стальная коробка! Очень большая, нас было не меньше сотни, и мы все в ней уместились! Освещения почти не было, лишь тусклый свет от едва светящих ламп, укреплённых на стенах лифтовой шахты. Лифт был открытым, он шёл вниз, лампы уплывали вверх, и мы то оказывались в кромешной тьме, то снова могли разглядеть стены. На них были изображены изуверские картины: черепа с костьми, какие-то чудовища с крыльями и оскаленными пастями, и от стен этих постоянно шёл какой-то низкий, едва слышный угрожающий рёв. Он словно в кости проникал, тело потряхивало мелкой дрожью, и люди испытывали сковывающий ужас! С тех пор этот кошмар преследует меня во сне!
— Как только мы найдём этот лифт, кошмарам придёт конец, — пообещал офицер. — Нам бы только туда попасть! Вы уверены, что проведёте нас от лифта к железнодорожной станции?
— Думаю, да, герр гауптштурмфюрер, — кивнул Миллер, тщетно пытаясь определить, какие же из окружающих деревьев являются маскировкой. — Этот путь я запомнил очень хорошо. Мы всегда ходили в кромешной темноте, не видно было ничего, даже идущего впереди. Двигаться было положено строго вдоль правой стороны лабиринта, положа руку на стену, где-то на уровне плеча. На стене было выбито больше десятка путеводных желобов, каждый из них различался наощупь. Время от времени стена прерывалась, образуя боковые ходы. Доходя до такого хода, желоб либо сворачивал в него, либо переходил в канат, пересекающий поворот, и продолжался на другой стороне. В случае, если путеводный желоб переходил в канат, надо было идти вдоль него дальше. Если же желоб сворачивал в проход, надлежало поднырнуть под другими канатами, зайти в проход, нащупать там на стене свой желоб и идти в новом направлении. Первую неделю у меня ныло плечо от постоянного хождения с поднятой рукой. Потом привык.
— Как-то всё это слишком сложно, — оценил офицер.
— Наоборот, — тихо возразил Миллер, — всё просто. Лабиринт большой, разные желоба ведут в разные его части. Работники идут в полной темноте, каждый знает только свой желоб, но ничего не видит, значит, рассказать ничего не сможет. Когда мы стали не нужны, желоба поменяли местами, и все сами пришли к пропасти и упали в неё. Я спасся лишь потому, что в тот день почувствовал, что мой желоб оказался на одну позицию выше, чем обычно. Я понял, что грязные работы завершены, и в чернорабочих подземный завод больше не нуждается. Накануне из Берлина как раз пришёл приказ провести очередную чистку. О шпионах, предателях и пятой колонне нам говорили постоянно, так что не удивлюсь, если уничтожили только таких, как я, плохо вписывающихся в расовые стандарты.
— Как вам удалось выжить? — офицер с интересом посмотрел на Миллера.
— Я понял, что мой желоб подменили, и попытался идти не вдоль него, а вдоль того, к которому я тактильно привык, — объяснил тот. — В результате я вышел к железнодорожной станции, там меня заметила охрана. Солдаты начали стрелять, пуля пробила меня насквозь, я упал и подумал, что умираю. Очнулся от того, что вдруг стало очень холодно и нечем дышать. Я открыл глаза и понял, что закопан заживо вместе с множеством трупов. Меня охватил панический ужас, и я забился от отчаяния. К счастью, захоронение оказалось неглубоким, трупы едва присыпали землёй. Я сумел выбраться и увидел, что вокруг горит лес, а сам я на дне оврага. Плохо помню, как добрёл до деревни. Оттуда меня отвезли в город, в больницу. Тогда его ещё не разбомбили полностью, и больница частично функционировала. Дальше вы знаете.
— Обе пули прошли навылет через мягкие ткани, — объяснил офицер. — Вам повезло, что охрана сочла вас мёртвым и не стала добивать. Видимо, они очень торопились. Трупы в овраге не столько хоронили, сколько прятали от посторонних глаз. Лес горел после бомбёжки, думаю, она-то их и спугнула. Всех ликвидированных, включая вас, просто наспех присыпали грунтом, чтобы не демаскировало, и всё.
— Наверное, вы правы, — вздохнул Миллер, беспомощно озираясь. — Как только мы попадём под землю, я выведу вас к станции. Но я решительно не понимаю, куда идти сейчас и в какой стороне находится лифт.
Несколько автоматчиков, углубившихся в лес, вернулись обратно, и офицер бросил на возглавляющего их солдата вопросительный взгляд. Тот отрицательно покачал головой. Спустя минуту вернулась вторая группа, осматривающая лес правее первой, и их старший повторил жест предшественника.
— Ничего? — понял Миллер, проследив взгляд офицера. — Что же делать?
— Проедем по дороге ещё километр, — решил офицер, — остановимся, развернёмся в цепь и двинемся через лес в обратную сторону. Будем осматривать каждый куст. Если ничего не найдём, зайдём глубже и повторим всё заново. Пока есть возможность, будем искать.
Он молча подал знак своим людям, и автоматчики погрузились на машины. Бронетранспортёры продолжили движение, но проехать запланированный километр не удалось. Метров через пятьсот дорога сделала очередной поворот, и головной бронетранспортёр остановился. Впереди, посреди дороги, закрывая проезд, стоял немецкий армейский грузовик со снятым передним колесом, возле которого возились несколько солдат со слесарным инструментом в руках. Рядом с ними стоял майор вермахта и с крайне недовольным видом требовал от солдат работать быстрее. Увидев останавливающиеся бронетранспортёры, он нашёл взглядом их командира и заторопился к нему.
— Господин гауптштурмфюрер! — требовательно произнёс майор. — Мне требуется срочная помощь! У меня секретный приказ командующего западной группировкой!
Майор извлёк из кармана сложенный вчетверо лист гербовой бумаги и вперил в офицера СС требовательный взгляд. Тот покинул бронетранспортёр, коротко отсалютовал майору и развернул протянутую бумагу. Приказ был подписан высокими чинами и предписывал всякому оказывать подателю сего любое содействие.
— Как я могу вам помочь, господин майор? — гауптштурмфюрер вернул ему бумагу.
— Я везу срочный груз на подземный завод! — раздражённо ответил майор. — Но мой болван-водитель умудрился угодить колесом в воронку на дороге! В результате повредилась колёсная ось. Я рассчитывал, что дотяну до лифта, но удача оказалась не на моей стороне. Ось всё-таки лопнула, и мы застряли на дороге, не дотянув до цели совсем немного! Вы должны помочь мне доставить груз на завод! Мы перегрузим ящик на ваш бронетранспортёр, и вы отвезёте нас к лифту!
— Яволь! — козырнул эсэсовец. — Грузите!
Майор отдал своим солдатам команду, те побросали инструмент и с виноватым видом принялись выволакивать из грузовика большой деревянный ящик с нацистскими эмблемами и штампами «Совершенно секретно», «Соблюдать осторожность» и «Не переворачивать». Солдаты майора, пыхтя и отдуваясь, вчетвером подтащили ящик к головному бронетранспортёру, автоматчики СС открыли створки заднего люка и загрузили его в десантное отделение. Майорские солдаты кое-как примостились на броне, сам майор следом за гауптштурмфюрером влез в бронетранспортёр и заявил:
— Мы можем оправляться! Грузовик останется здесь, мы заберем его позже!
— Как хотите, господин майор, — ответил гауптштурмфюрер. — Куда направляться?
