Бездна голодных глаз - Олди Генри Лайон (книги без регистрации бесплатно полностью .txt) 📗
— Их-то горстка, — степенно заявил Страничник постарше, горбатый и оттого изогнутый вопросительным знаком, — да только им Поступок совершить, как тебе утереться… Дунь на них — может, и разлетятся, только дуть у нас никто не обучен. А ты, Белый Брат, стой и не вякай лишнего — сам, небось, знаешь, как ихний малец разок Свидольфа переговорил… а Свидольф тебя раза в три покруче будет… вернее, был…
— Эй, вы! — перебил его наставления вопль Бакса. — Да-да, вы, Беленькие! Кончай шептаться и командуйте, чтоб дорогу нам дали! А не то перебью всех, а остальных Талька заколдует! Ну, кому сказано?!.
— Кого — остальных? — спросил Талька. — Ты же сказал, что всех перебьешь…
— Их бить, — вполголоса отозвался Бакс, — что детей малых… Нельзя их просто так бить, Таля, гнусно это…
Договорить ему не дали. Хлопнула дверь в Книжном Ларе, подтаявший людской айсберг колыхнулся, вновь смерзаясь от страха и любопытства в единый монолит — впрочем, по-прежнему разрезанный надвое — и по этому нетронутому проходу к столбу двинулся человек в широком складчатом одеянии.
Белом с серебром.
— Глава! — завизжал от восторга молодой Страничник. — Глава!..
— А-а-а-а… — эхом отдалось в толпе.
— Глава! — нестройно подхватили остальные Страничники. — Наконец-то! Держись, выползни да отступники — Глава вам сейчас покажет!
Сверкающее одеяние искрилось на солнце, и люди у столба невольно жмурились.
— Покажи, Энджи, — шептал Бакс, не двигаясь с места и неотрывно следя за приближающимся Главой, — покажи… что ж ты нам покажешь? Покажи нам что-нибудь, милый Энджи, голубь господен, а мы посмотрим… Энджи, Энджи, друг ситный, Глава Книжкина…
И лицо Бакса плавилось странной смесью надежды и недоверия, и жестокой любви.
Глава был уже в дюжине шагов от столба, когда лучник двинулся на перехват, почему-то не поднимая лука. Так они и замерли: суровый охотник, чьи руки неподъемной тяжестью оттягивала стрела с раздвоенным жалом, и ослепительно-холодный Глава, слово зимний день в самый разгар лета.
— Ну что, Ах-охотник, — голос Главы был надменен и спокоен, — на пути моем встал?
— Встал, — глухо отозвался Ах после долгой паузы. — И теперь я на Пути Твоем стою, а ты, Глава, поперек него идешь.
— Так… — Глава повертел в узких пальцах тросточку с замысловатой резьбой, не обращая внимания на столб с Ингой, на звенящего от напряженного ожидания Бакса, на Тальку с подозрительно блестящими глазами…
— Так… Не успеет, так сказать, пропеть петух, как трижды отречешься от меня… Что, и стрелять в меня станешь, Ах-пророк? Имей в виду, я твою стрелу на себя не возьму. В себя взять — еще ладно, а на себя — дудки!
— Стану, — слово это далось охотнику с трудом, но наконечник стрелы медленно пополз вверх и остановился на уровне груди Главы. — Еще шаг — и стану. А потом на нож упаду…
Истошный визг разорвал тишину — и Лишенный Лица запечник Болботун взбесившейся мышью кинулся к охотнику. С разгону он промахнулся, врезался всем телом в ногу Главы, на мгновенье обхватил эту ногу, ткнулся лбом в голень, бормоча какие-то свои непонятные слова — и снова бросился к опешившему Аху, норовя зубами вцепиться тому в щиколотку.
Ах испуганно отскочил, стараясь не наступить на разгневанную бестию, но через секунду ему пришлось уворачиваться от ржавого ножа подвальника Падлюка, ринувшегося на защиту друга — и вдруг все остановились, тяжело дыша и ошарашенно глядя на Главу.
Глава хохотал. Он хрюкал, приседал в изнеможении, хватаясь за живот и клокоча горлом; слезы текли по его лицу, смывая личину Главы, презрительно-величественный грим, и это покрасневшее, смеющееся лицо было так хорошо знакомо Баксу, что тот сначала сдержанно булькнул, а потом не удержался и зашелся тем же громоподобным и неудержимым смехом.
— Бакся… — стонал Анджей, задыхаясь и повизгивая, — Баксик, родной, это ведь священная война! Это джихад, Баксик, это газават, крестовый поход верного апостола Болботуна против трижды еретика и отступника Аха!.. а этот, этот… Падлюк Львиное Сердце… ой, умру сейчас без перерождения!.. да чего ж вы ржете-то, олухи, я ж сдохну, на рожи ваши глядя…
Страничники оторопело смотрели на живое оцепление столба, содрогающееся в пароксизмах дикого хохота — даже обиженный и ничего не понимающий Ах начал неуверенно улыбаться — и вскоре до них постепенно стало доходить, что ситуация развивается как-то не так.
Очень даже не так.
— Эй, Глава! — крикнул молодой Страничник. — Ты хворост жечь будешь или как?
— Сам жги, пожарник, — отмахнулся от назойливого Страничника Анджей. Он взмахнул своей тросточкой, которая мгновенно запылала почище иного факела и швырнул ею в Белого Брата.
Тот неловко попробовал поймать горящую трость — и огонь неожиданно лизнул развевающийся край его рукава. Шуршащая ткань тут же вспыхнула, пламя перекинулось по плечу на капюшон…
— Горю, — очень тихо и очень серьезно сказал Страничник. — Ой, мамочки, в самом деле горю…
Он вдруг надсадно заверещал недорезанной свиньей, заметался на месте — испуганные Страничники бросились врассыпную — потом промчался мимо остолбеневшего Анджея, налетел на Щенка Кунча, сбив того с ног, и сослепу вломился в хворост, окружавший столб с Ингой.
Сушняк немедленно занялся, выстреливая все новыми языками пламени, шарахнулись в сторону Черчек с Вилой, закрываясь от жара ладонями; в непонимающих глазах Анджея отразился черно-сизый дым, так похожий на туман Переплета, закричал Талька, гулом отозвалась толпа, взревел Книжный Ларь…
Что?!.
…Если бы кто-нибудь потом спросил Бакса, на что это было похоже, Бакс ответил бы:
— На паровоз. С пьяным в стельку машинистом…
Если бы о том же спросили Черчека, старик сказал бы:
— Дракон это был… змей поганый.
И хмыкнул бы, топорща усы.
Но их, как и Ингу в свое время, никто не спрашивал. Тогда не до расспросов было, а позже — и подавно.
Словно смерч пронесся от Ларя к горящим вязанкам, сбивая по дороге людей, как кегли; хворост полетел в разные стороны, немилосердно дымя и чадя, затрещал и опасно накренился столб, не своим голосом заорал Зольд Рыжеглазый, сбитый с ног и резво ползущий подальше от…
В эпицентре учиненного разгрома, у поваленного столба стоял Зверь.
Тяжело вздымалась клиновидная грудная клетка, грозно топорщился теменной гребень, и узкий раздвоенный язык, напоминающий жало Аховой стрелы, нервно облизывал морщинистые губы.
Ингу Зверь держал, как франт держит плащ — небрежно перекинутой через одну лапу.
— Ну, ребята, — протянул Зверь, склонив морду к чешуйчатому плечу, — вы даете… Как дети, в самом деле — ни на минуту самих нельзя оставить… а если б я не успел?
Одна из дымящихся вязанок зашевелилась, и из-под нее выбрался молодой Страничник.
Свежепогашенный.
И тихий-тихий.
Как копченая рыба.
3
…Они опускались все ниже и ниже, идя бесконечными подземными переходами Ларя. Первым вперевалочку ковылял Зверь. Плохо верилось, что именно эта неуклюжая туша, ростом лишь немного повыше высокого человека — что именно она совсем недавно живой торпедой мчалась через людское столпотворение; и трещал, не выдержав столкновения, заговоренный столб полтора локтя в диаметре…
За Зверем, глядя в чешуйчатый затылок, шел Анджей. На руках он нес обмякшую Ингу. Удивленно шелестело белое с серебром одеяние, словно примеряясь к новому, уверенно-тяжелому шагу бывшего Главы; Бакс, поначалу было предложивший свои услуги по переноске потерявшей сознание Инги, все поглядывал на совершенно прямую спину Анджея и лишь восхищенно качал головой. Да еще думал о чем-то своем.
На шаг отставая от Бакса, двигалась озабоченная Вилисса, непрестанно оглядываясь по сторонам. Что-то тревожило возродившуюся ведунью, чем-то тянуло от стен Ларя, от однообразия коридоров — тянуло прошлым, забытым, и не то чтоб недобрым, а все-таки…
Левой, неповрежденной рукой Вилисса держалась за плечо Тальки. Мальчишка был насуплен и непривычно молчалив. Он не понимал, почему только они пошли за Зверем в Ларь, а остальные — Черчек с Кунчем, Пупырь, Свидольф, Лишенные Лица — почему они остались снаружи? Талька заходил в Книжный Ларь последним, и, оглянувшись, успел заметить в лесу на склонах сизые языки знакомого тумана, за которыми угадывалась непроглядная темнота.
