Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж - Прозоров Александр Дмитриевич (читаем книги онлайн .TXT, .FB2) 📗
И впрямь нужно было спешить – вниз по течению реки, щетинясь копьями, медленно спускалась громадная судовая рать под синими с черным жуком стягами хлыновской вольницы, этакой местной Тор-туги.
– Двести ушкуев, – деловито докладывал дозорный. – Это не считая насадов и лодок. Стреляют нечасто… Пушек, похоже, мало.
– Или пороха, – перебил младший Юрьевич. – А, может, просто берегут ядра.
Егор натянуто улыбнулся:
– Молодец, парень! Соображаешь.
Окрыленный похвалой государя, юный княжич распрямил плечи, гордо выпятил сияющую латными доспехами грудь, для его возраста весьма широкую, недаром Димитрия уже прозвали Шеемякой-Шемякой – шею, мол, намнет каждому, не смотри, что младой. Как тут же припомнил князь, согласно другой версии, сие прозвище произошло от татарского «чимэк» или «шемек» – украшение, кои – всякие там кольца, браслеты, серьги – младший Юрьевич очень даже любил. А кто не любил? Сам великий князь в кольцах да самоцветах хаживал – так было надо, по одежке встречали.
Вот и сейчас великий князь набросил поверх байданы алый шелковый плащ, шлем на его голове сиял позолотой, не хуже императорской короны. Позади, на поднятом вверх копье, гордо реяло орленое императорское знамя, за ним – чуть пониже – синий, с золотом, облик новгородской Святой Софии.
Сентябрь в здешних местах считался еще месяцем летним, еще не опадали листья, еще буйно зеленела степная трава, а в высоком, едва тронутом легкими облаками небе безмятежно сияло солнце. И не просто сияло – жарило.
Влекомая мерными взмахами весел ладья быстро приближалась к чужому флоту. Уже стали хорошо видны не только суда, но и сами хлыновцы-ушкуйники, вечно мятежные пираты волжских вод, наводившие страх на все ордынские пределы.
– Туда, – внимательно всмотревшись вперед, Вожников указал на крупный изукрашенный позолоченной резьбою струг, с увешанной щитами боевой носовою надстройкой-башней.
Похоже, это и был корабль головного атамана… прежнего звали Иван Кольцо, а с новым Вожников еще знаком не был, даже как звать, не ведал – в последнее время атаманы в славном пиратском граде Хлынове менялись, как власть в лихие времена гражданской где-нибудь на Кубани – красные, белые, зеленые, анархисты…
Углядев бесстрашную ладью, ушкуйники перестали стрелять, а с головного струга даже сбросили веревочную лестницу – что было весьма неплохим знаком. Значит, сей лишь формально признающий власть великого князя народец готов к диалогу, к сотрудничеству…
Живо вскарабкавшись по лестнице на борт пиратского судна, Вожников зашагал на корму, сопровождаемый вооруженными как ни попадя разбойниками и своей собственной свитой в лице юного княжича Дмитрия, молодого воеводы Овдея Викентьева и сотника дозорной стражи. Маловато, конечно, для совсем уж солидного представительства, но все ж лучше, чем вообще никого.
На корме великого князя уже дожидались почти все «воровские» атаманы, словно барышни в шелка, разодетые в живописные восточные ткани. Все они – и одежкой, и не менее живописными позами – чем-то напоминали Егору киношных пиратов карибских вод – такие же ухмылочки, усмешки, руки, небрежно положенные на эфесы сабель. Что этим людям князь, пусть даже их собственный сюзерен, пусть даже великий? Где государь, а где Хлынов? Ежели что, так для начала еще добраться нужно! А сил у речных пиратов… ну, пусть поменьше, чему князя, но ненамного, тем более – все закаленные в боях головорезы, каждый из которых в бою стоит троих.
– Я – великий князь Георгий, желаю говорить с вами, вольные хлыновские люди! – выставив вперед правую ногу, без предисловий бросил Вожников. – Кто из вас головной атаман?
Разбойники переглянулись.
– Ну я, – с ухмылкой выкрикнул молодой бугай.
Здоровущий, на голову выше Вожникова, он сделал несколько шагов вперед, невежливо оттолкнув плечом дернувшегося было наперерез Дмитрия, отчего бедолага-княжич, под общий смех отлетев в сторону, едва не ударился головой о фальшборт с висевшими на нем щитами.
Егор тут же перенес тяжесть тела на правую ногу… и быстро, легко, без замаха ударил нахала в челюсть! Ну, нарывался же, явно нарывался! Тем более князь не любил, когда обижали своих… в данном случае – юного княжича.
Очень техничный вышел апперкот – тренер бы похвалил непременно!
Молодой наглец даже не ойкнул, просто повалился взад себя, через борт, в реку… Вынырнул, очумело вращая глазами.
– Как князя встречаете, черти? – грозно сдвинул брови Егор. – Что, забыли, как кланяться?
Глава 10
Жар-птица для тайного стража
Осень 1418 г. Орда
Колокола старого Хутынского монастыря били устало, глухо; унылый нерадостный звон их вязкой патокой растекался в сером низком небе, исходившем мелкой снежно-дождевой взвесью, по-осеннему неприятной, промозглой, так, что читавший поминальную молитву седовласый батюшка невольно дергал плечами, словно стараясь сбросить пропитавшую рясу влагу.
Перед ним, у разверстой, только что вырытой могилы лежал открытый для прощания гроб, пред которым толпилась целая туча народу, князь же Егор стоял позади всех, тщетно пытаясь пробиться, глянуть – а кто же покойник? Но пробиться почему-то не удавалось, уж больно плотной казалась собравшаяся у гроба толпа, судя по одежке – бояре… Князь узнал Мишиничей, Онциферовичей, Есифовичей – все знатные новгородские роды, тысяцкие, посадники… Господи! А священник-то – сам архиепископ Симеон! Только вот вроде как плечами увял, почернел ликом – издали и не признаешь прежнего весельчака.
– Детей, детей пропустите, православные!
Услыхав крик, толпа расступилась, пропуская к могиле… няньку Акулину, несущую на руках двухлетнюю дочку Егора Аннушку… за ними, поникнув головой, медленно шел сын, княжич Михаил.
О, Святая София! Да что же здесь такое делается-то?!
– А ну-ка, пусти!!!
Закричав, великий князь разорвал толпу плечами, пробился… и, едва не упав в могильную яму, вздрогнул – в гробу лежала Елена! В белом саване и скрещенными на груди руками, перевязанными узорными лентами, с бледным, навеки застывшим, лицом. Красивая… как живая…
Снова ударил колокол, сгоняя усевшихся на голые ветви деревьев ворон. Птицы взлетели, недовольно каркая, замахав крылами.
– Господи-и-и-и!!!
Холодея сердцем, великий князь склонился над гробом, целуя покойницу в холодные, еще не затронутые смертным смрадом, губы и…
…и проснулся.
Закричав, вскочил с ложа, ошалело вращая глазами…
Чуть слышно скрипнула дверь:
– Звал, государь?
– А, Митя!
Узнав младшего Юрьевича, Вожников, наконец, пришел в себя, окинул взглядом узкую горницу… камору кормщика на корме головного струга.
– Как там, Митя, спокойно все?
– Спокойно, государь, – парень тряхнул кудрями. – Спят все. А дозоры я только что проверял – сторожат накрепко!
– Ну и славно, – утерев выступивший на лбу пот, улыбнулся князь. – Вот и ты спать ступай, коли все спокойно. Ступай, ступай! Теперь уж ближе к утру дозоры проверишь.
Кивнув, княжич молча поклонился и вышел. Так же поступил и Егор – выбрался на корму, уселся на чугунный ствол тяжелой осадной пушки, передернул плечом… Ну и сон! Надо же – и приснится ж такое! С чего?
Вроде бы все пока шло нормально – с хлыновцами, слава богу, уладилось. Никуда не делись, поклонились, поглядывая на великокняжеский флот – и ладей, и пушек там было куда поболе хлыновских, и это еще не говоря о пешей кованой рати, где тоже дальнобойных орудий хватало – а река, пусть даже и широкая, не море, простреливается насквозь.
Тот самый молодой наглец после хорошего удара великого князя зауважал, первым и поклонился, присягу на верность принес. Хороший парень оказался, веселый – звали его Онисим Бугай, за силушку так вот и прозвали. Десять стругов под Бугаем ходило, и народ – больше двух сотен человек, не так уж и много… но и не мало, с этакими-то молодцами вполне можно дел натворить! Что и говорить – один к одному головорезы, а старший над всеми ними – избранный на кругу головной атаман Хевроний Крест, из бывших монасей, расстрига, настоящий пиратский вожак – сильный, жестокий, хитрый. А на вид невзрачный – узкоплечий, сухой, правда, жилистый, и лицо самое обычное, слегка вытянутое, с пегой клочковатою бородой и кустистыми бровями, из-под которых пронзительно сверкали темные, словно болотная водица, глаза. Поговаривали, что за Крестом немало кровушки безвинной тянулось… ну, так на то она и разбойничья жизнь, чтоб кровь проливать и свою, и чужую. Не хочешь крови – не ходи в ватажники, дома на печи сиди да катай валенки.
