Бездна голодных глаз - Олди Генри Лайон (книги без регистрации бесплатно полностью .txt) 📗

Он шмыгнул носом и негромко продолжил:

— Нет, вру — подходят… Еду разную приносят, молоко, самосад для деда… Тихие стали, мягкие, хоть на булку мажь вместо масла! Я с Черчековыми парнями и с местным Пупырем уже раза три на рыбалку ходил!.. сома здоровущего приволокли и мелочи всякой кошелки две. Хорошо живем, сытно, уютно… Вила как-то даже обмолвилась, что неплохо бы так и до смерти дотянуть. У них с дедом внутри что-то вроде малого Дара проклюнулось. Так, ерунда, но память после смерти сохранить может.

Талька искоса глянул на Бакса — и замер. На крыльце сидела каменная глыба. И валуны слов гулко рушились в омуты тишины.

— Завтра в Ларь пойду. Надоело в чужой игре на прикупе зевать. Отцу твоему, пацан, хочу в глаза глянуть. Да и еще в кое-какие глазки не мешало бы… авось, не сдохну, а сдохну — так в первый раз, что ли? А то швыряют меня туда-сюда, командуют да тузы из рукава тащат… Я вам что, болванчик глиняный?!

— Кому это — вам? — через силу улыбнулся Талька. — Я ведь с тобой пойду. Осточертело ждать… чужие мы тут, всем чужие, вот как Вилиссу при смерти застали, так и влипли по уши. А между собой мы — свои. Ты, я да папа. Так и понимай, дядя Бакс, что никуда тебе от меня не деться. Утром и соберемся. Тучи вот разгоню сперва, чтоб под дождем не шлепать — и ноги в руки!

— А как же учеба твоя Даровая? — испытующе спросил Бакс, глядя куда-то в сторону. — Сомы, опять же, с усами и жабрами… еда разная, молочко…

И тут мальчик высказался. Немножко длинно, зато отчетливо. Бакс аж приподнялся и порозовел ушами. После отошел малость и одобрительно оттопырил большой палец.

— Орел, — торжественно заявил Бакс, словно диплом выдавал. — Моя школа. Не без дурного Черчекова влияния, но — моя. Умница. Найдем папашку твоего, попросим у него ремень и всыплем тебе по первое число. А потом я тебя пить научу. Из горлышка. У тебя, Талька, должно получиться. Ей-богу, должно… Вот Энджи вытащим, после Бредуна ихнего найдем, и вчетвером засядем…

Было сыро и темно.

Шептались люди в избе.

Смеялись люди на крыльце.

Вслушивался Переплет за лесом.

Книга третья 

ЭПИГРАФ К ФИНАЛУ

САГА ОТ ПЕРВЫХ ЛИЦ

20

— Дядя Бакс, — сказал умытый и причесанный Талька. — Вила завтрак приготовила, а он стынет. Есть пошли.

— Угу, — ответил я, отфыркиваясь у рукомойника. — Щас…

Талька отчего-то хихикнул и ускакал в избу, а я исподтишка проводил его взглядом. Вырос парень, вытянулся, бриться скоро начнет, а жеребячество нет-нет, да пробьется. Иногда мне казалось, что у нас с Анджеем один пацан на двоих; вернее, на троих, на Энджи, Ингу, и меня. А если кто-то станет гнусно скалиться от дурной непонятливости, так это ненадолго, потому что ему скоро нечем скалиться будет.

Были у меня бабы, отчего ж не быть, легкие бабы, недолгие — потому что на вторую неделю мне сны тяжелые сниться начинают. Как Аля моя снова за хлебом идет, как сука-урлач из-за угла на «мустанге» своем выметывает, как я у окна кулаки в кровь о подоконник… Я потом на суде к нему за ограждение прыгнул, да конвою много было, оттащили… кричу я во сне, а бабам не нравится, спать мешает.

А если каким и нравится, так те мне не нравятся.

Ничего, Таля, маг ты мой недоучка, прорвемся… Сдохнем, а прорвемся, и батю твоего вытащим. Или не так, а так — сдохнем и прорвемся. Ох, что-то мысли у меня в последнее время поперек башки…

Должен я Энджи, много и дорого должен. Он с Ингой после суда того, Страшного Суда, в моей пустой квартире сиднем сидел, вой мой слушал да ножи прятал. Ладно, нечего сейчас прах ворошить, домоемся и завтракать пойдем.

А там и дальше пойдем. Кое-куда.

…Завтрак прошел в теплой и дружественной атмосфере. Вилисса подкладывала, дед поддакивал, Талька подмигивал. А я жевал и молчал. Не по душе мне была эта идиллия, попахивало от нее чем-то темным и сволочным. Не знаю уж, о чем там Черчек с Вилиссой за нашими спинами шептались, только встреча моя со странным носатым дядькой Бредуном, похоже, многое изменила. Знали они его — я имею в виду хуторян наших покойных — и его знали, и о нем знали, чего я не знаю… И теперь, когда я ловил на себе косой сочувственный взгляд деда, когда Вила все норовила влить в меня лишнюю кружечку молочка (терпеть его не могу!) — я чувствовал себя камикадзе, трапезничающим перед смертью.

А когда я заметил, что они смотрят на Тальку с тем же похоронным выражением — я забеспокоился всерьез.

И заговорил. Но сперва — не о том.

— Слушай, Вила… Да кончай же ты мне молоко подсовывать!.. ну ладно, лей уже… Ты тут, когда я к вам заявился, орать стала, как резаная, и все меня каким-то Боди обзывала! Эти Боди — они что, все на меня похожи? И вообще — кто такие? Вроде Страничников?

Ответила не Вилисса. Она сидела, по-бабьи подперев щеку рукой, и, пригорюнившись, глядела на меня.

Ответил Талька.

— Боди, дядя Бакс, это те, кто через Переплет живьем прошел.

— Как я?

— Как ты. Поговаривают, что они в Переплете Зверь-Книгу изнутри читают. И видят такую радость, что уж больше ничему в жизни своей не обрадуются; такой страх, что не испугать их с тех пор ничем; такую боль, что потом хоть на куски режь, все нипочем; ничего в них не остается, дядя Бакс, оттого и зовут их Равнодушными. С виду — человек как человек, не отличишь от прежнего, и живет, как раньше жил. Да изнутри он весь выжженный, пустой — хоть и не видно — и Зверь-Книга его теперь чем хочет, тем и заполнит. Заполнит смертью — пойдет Боди-Саттва убивать, заполнит хитрой злобой — пойдет жизнь другим отравлять. А до поры — не узнать их.

Я вспомнил видения, что окружали меня в Переплете. Что ж ты меня-то не выжег, туман на черной подкладке? Не смог? Не захотел? Почему?..

Теперь ясно, чего Вилисса от блудного Бакса, как от пса бешеного, шарахнулась… Видать, здешние орлы после прогулок в Переплете шибко на зомби смахивают. М-да, ситуация…

— А мы с дядей Баксом уходим, — невпопад ляпнул Талька. — В Книжный Ларь. За папой. Вила, пошли с нами!

И снова Вилисса не ответила. Только переглянулась с Черчеком и незаметно кивнула. Не в том смысле, что да, мол, пойду, а совсем в другом.

— Ну что ж, — буркнул дед с отчетливо заупокойными интонациями, — видать, планида у вас такая… Идите, раз решили.

Талька насупился, сообразив, что его хуторские наставнички явно не собираются нас сопровождать — но новая мысль тут же родилась в его голове, вытеснив все остальные.

— А оружие?! — завопил он. — Что это мы, с голыми руками в Ларь попремся?! Черч, у тебя меч есть? Или копье, на худой конец…

— Вот именно, что на худой… — Черчек хмыкнул в бородищу и двинул бровями. — На кой он мне сдался, меч-то? Землю им копать? Или дрова рубить? Топор есть, так он для боя не особо ухватистый; ножи есть, лопата, серпов штуки три… мотыга еще есть в сараюшке и вилы, так их этот медведь об меня попортил…

— Ну тогда пошли, — я встал из-за стола и улыбнулся разочарованному Тальке. — В сарай пошли, инвентарь твой смотреть.

И мы пошли. В сарай.

Талька немедленно ухватился за мотыгу и стал ею махать в тесноте сарая на манер алебарды, чуть не раскроив старику голову. А я снял с гвоздика пару серпов и принялся их разглядывать.

Почти. Почти — как надо. И рукоять длинная, и изгиб лезвия небольшой, а заточено — бриться впору. Я повертел серп в пальцах — нет, не проскальзывает… а ну-ка второй…