«Попаданец» на троне. «Бунтовщиков на фонарь!» - Романов Герман Иванович (смотреть онлайн бесплатно книга TXT) 📗
Петр Алексеевич тростью-то лупил, но чтоб вот рану такую нанести… Но то тайна императора, а ему не след в нее вникать, других забот, как говорят русские, полон рот…
А сейчас фельдмаршал отдыхал, своеобразно отдыхал. Он писал письмо своей молодой, чуть ли не вчетверо моложе, замужней любовнице. А таковых у него было сразу две. И обе восхищались его статью и постельной удалью, особенно когда сами от изнеможения любовного пластом лежали.
Любил старый фельдмаршал молодых замужних женщин — для них он всегда был только объектом страсти, а не предметом томных страданий для удачного брака.
Рука с пером сама выводила строки: «Нет на вашем божественном теле даже пятнышка, которое я не покрыл бы, любуясь вами, самыми горячими вожделенными поцелуями…»
— Ваше высокопревосходительство, — в дверь просунулся адъютант, — из Петербурга контр-адмирал Талызин прибыл на яхте, с гвардейскими офицерами. Согласно приказу вашему они сразу арестованы и крепким караулом окружены. Матросы возбуждены, к пристани многолюдно сходятся, бранятся матерно и бить их пытаются, караульных в сторону тесня. Боюсь, самочинно изменников казнят…
— Ты приказ мой получил?! Так выполняй же без проволочек! Талызина повесить на нок-рее флагмана немедленно, а его офицеров подвергнуть расстрелянию там же, на пристани. По артикулу военному! Дабы души нестойкие убедились, что измены природному императору учинять нельзя! Пусть сами матросы казнь злодеям вершат прилюдно. Иди!
Миних написал еще с десяток строчек, кряхтя, поднялся из удобного кресла и подошел к окну. Комендантский дом выходил фасадом к пристани, на которой бурлила возбужденная матросская толпа и слышались животные крики жестоко казнимых офицеров.
Фельдмаршал только криво улыбнулся, когда гвардейцев буквально разорвали руками и искромсали саблями. Он хорошо знал солдат и матросов и понимал, что его войску нужно немедленно насытиться кровью, после чего обратно ходу не будет.
А возбуждение от императорского манифеста, двух рублей, водки и обещания многих царских милостей должно смениться беспощадной яростью, с которой идут в бой и умирают. И все пойдут, и смерть свою за монарха стойко примут — но послезавтра, тридцатого дня июня…
Миних час назад написал своему императору пространное донесение, в котором обосновал все свои действия и принятые решения. Он уже многое сделал за эти три часа для Петра Федоровича, которого стал не только уважать, но и боготворить. И еще больше сделает.
А пока старый фельдмаршал спокойно посмотрел на раскачивающееся на нок-рее его флагманского линейного корабля «Астрахань» тело в адмиральском мундире, вернулся за стол и принялся дописывать письмо своей возлюбленной…
Внутренний будильник его не подвел. Петр резко открыл глаза — так и есть, половина седьмого, на полчаса раньше встал. Он чувствовал себя полностью отдохнувшим — от девичьего тела шло приятное тепло, а Лиза продолжала его незамысловато ласкать.
Похотливый зверь снова выпустил когти, и Петр принялся остервенело целовать нежные руки, губы, груди девушки, закипая от страсти, как поставленный на раскаленную плиту чайник. Через минуту Лиза стала ему не менее яростно отвечать, и они сплелись в огненном клубке страсти…
Совершенно отдохнувший, взбодренный Лизой, он почувствовал себя еще лучше физически, будто секс с женщиной позволял ему заправляться от нее энергией, совершенно опустошая любовницу.
Он посмотрел на Лизу. Та лежала пластом в каком-то полусне-полудреме и была не в силах поднять даже руку. Петр бережно накрыл ее одеялом, поцеловал в щеку и тихо сказал: «Спи, малыш, у Карлсона дела, пропеллер уже крутится».
Петр принял упор лежа и стал отжиматься на кулаках. Но то, что он раньше делал спокойно несколько десятков раз, сейчас оказалось не в его силах. Новое тело было хотя худощавое и жилистое, но вот силенки в нем оказалось маловато, и кулачки слабые, не набитые, нежные.
Петр выругался и стал проделывать разминочный комплекс на морально-волевых. Со скрежетом во всем теле и с прокушенной губой это ему удалось лишь один раз вместо прежних пяти. Петр встал и принялся отрабатывать удары — дело пошло намного веселее, и Рык оживился.
Хорошо отработав, он чуть передохнул, выпил бокал сока и сделал в памяти зарубку — любой ценой тренироваться в день не менее пяти раз, выискивая время, и за месяц постараться набрать нужные физические кондиции. Вынеся самому себе это решение, бывший сержант «несокрушимой и легендарной» повеселел и занялся неотложными делами…
Петр был охвачен кипучей созидательной энергией и сразу же решил перейти еще на одно неизвестное сейчас новшество — трубка ему порядком надоела. Вызвав изрядно осунувшегося Волкова, он приказал принести различные образцы бумаги, от самой мягкой и тонкой до твердых образцов.
Тот уже ничему не удивлялся, и через пять минут Петр тщательно перебирал толстенную стопу из различных сортов бумаги. С помощью Нарцисса, еще одного лакея и двух круглых деревянных палочек недоучившийся студент живо скрутил полсотни настоящих папирос типа «Беломора», по качеству табака изрядно превосходящих советский образец.
Затем у него последовал довольно продолжительный диалог с гофмейстером Львом Александровичем Нарышкиным, пожилым сановником с печальными вороватыми глазами.
Помимо целого ряда муторных, но неотложных дел и массы подписей на бумагах, о содержимом которых Петр имел лишь смутное представление, в самом конце был разрешен вопрос и о немедленном производстве кустарным способом папирос для нужд «двора его императорского величества».
Проводив придворного сановника, сержант с головой окунулся в «Табель о рангах» Петра Первого, выбитый у Волкова для ознакомления. Такое скопище различных чинов, приводимых в документе, привело Петра в состояние уныния, и он решил максимально упростить «табель» — дать армейские, флотские и казачьи чины в едином перечне, коротко, а в примечаниях указать, каким должностям они соответствуют.
Так же быстро он набросал таблицу гражданских и придворных чинов, а потом вызвал Волкова, отдал ему кардинально исправленный табель с множеством вычеркиваний и добавлений и приказал назавтра подготовить полное примечание с перечнем рекомендуемых должностей.
Отвлекся Рык от дел лишь на обеде, который подали с четырехчасовым опозданием, причем по его вине — дрых, как сурок. Новые вкусы императора уже были строго учтены — никакой водки, вина или пива на столах не было.
Были предложены разнообразные, но простые закуски — буженина, ветчина, копчености, икра и многое другое. Затем последовало и горячее — фаршированный гусь, осетрина в соусе, запеченное мясо. А на десерт предложили различные кремы, пироги и фрукты.
Обед, по мнению Петра, был роскошный, но остальные за столом сидели без особого энтузиазма — канцлер, отец Лизы, оба брата Нарышкины, управляющие его двором, Волков, Лизавета, две фрейлины, девицы Нарышкины, Гудович с принцем Георгом, воспитатель Яков Штелин и статс-дама графиня Брюс.
Петру сразу не понравились ее блудливые и похотливые глаза. И он вспомнил, что в книгах ее называли «пробир-дамой» Екатерины, экзаменовавшей первой в постели ее потенциальных любовников.
Присутствующие ели вяло, больше ковыряясь в блюдах, — не рожи, а сплошное уныние. Правду говорят, что худые новости вредят пищеварению.
Но больше приставали с разными вопросами, которые крутились вокруг одной темы — что делать скопищу придворных, когда гвардейские батальоны подойдут к Ораниенбауму.
Когда Петр четко заявил, что гарнизон будет драться, собравшиеся бесповоротно потеряли интерес к обеду. Тут же привели десятки аргументов против боя, горячо убеждали не сопротивляться, «а расслабиться и получить удовольствие… пусть и с шарфиком на шее и с вилкой в боку», доказывали, что одна выпущенная в гвардейцев пуля приведет к погрому дворца и крепости, к убийствам и насилию разъяренных гвардейцев.
