В начале пути - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич (хороший книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Ушаков обернулся к двери, сразу узнав вошедшего. Одет просто – легкий полушубок, треух, свободные порты, заправленные в сапоги. Такая одежда лучше подходит для российской зимы, не то что иноземное платье. Но главное – это все же удобство, что, учитывая род деятельности вошедшего, было важнее.
– В государя стреляли, – окинув быстрым взглядом помещение и убедившись, что посторонних здесь нет, коротко доложил вошедший.
– Говори, твою налево! – встревоженно выпалил Ушаков.
– Промазали. Но никто ничего не заметил. Немудрено в той кутерьме.
– Ты уверен, Алексей? – уже взяв себя в руки, деловито поинтересовался Ушаков.
– Точнее и быть не может.
– Давай по порядку.
– Подняли мишку из берлоги. Матерый оказался. С ходу двоих в снег повалил, тех, что с рогатиной были. И чего они вдвоем той лесиной зверя тормошили? Ну да чего теперь-то… Стрельнули в зверя пару раз, ранили и лишь разозлили. Один из гвардейцев бросился с голыми руками против зверя и стал с ним бороться. Остальные поодаль были, чтобы императору не мешать. Словом, пока приблизились, Петр Алексеевич из пистолей того зверюгу завалил. А тут и остальные подоспели и ну палить по мишке. С дюжину дырок понаделали.
– И?
– Один из преображенцев стрелял в Петра Алексеевича. Я след от пули нашел в стволе дерева, которое аккурат позади и чуть сбоку от государя было. С той стороны, откуда пуля прилетела, больше дюжины гвардейцев находилось. Но, думаю, если взять в оборот…
– Экий ты быстрый, – усмехнулся Ушаков. – Оно и случайно могло… Если пуля рикошетом пошла или прицел плохо взят был. Сам знаешь, какие стрелки в армии. Всех по себе-то не меряй.
Савина Алексея, двадцатипятилетнего парня, Ушаков знал уже семь лет. Тот еще в восемнадцатилетнем возрасте попал в его поле зрения. Развитой, далеко не глупый, владеющий тремя языками, обладающий бойцовским характером, а главное – особым складом ума, как нельзя лучше подходил на должность экспедитора Тайной канцелярии.
За три года, пока еще существовала Тайная канцелярия, Савин успел распутать несколько весьма заковыристых дел. Сойтись в схватке с масонами и выйти победителем. Не со всей организацией, разумеется, а только с одним из ее шпионов. Но тот был весьма ловкой шельмой. На счету Савина был и шведский шпион, которого он не просто выявил, но еще и доставил в пыточный подвал канцелярии.
Во всем этом немалым подспорьем ему было разудалое детство в родительском имении. С младых лет он ходил на охоту, в совершенстве познав охотничьи премудрости. Во всяком случае, мог дать фору завзятым охотникам. Поэтому не прислушаться к его словам Ушаков не мог. Но и вот так сразу принять на веру его предположения – тоже не имел права.
– Все одно, сдается мне, такое без внимания оставлять нельзя, – упрямо произнес Савин, почесав окладистую бороду, скрывающую чуть ли не пол-лица.
– Нельзя. Да только тут дело такое, что и гвардейцев злить не след. Всего-то две роты нашлось, которым государь смог довериться. Так просто никто не сознается, а потащи всех на дыбу, всяко может случиться.
– И как быть?
– Ты давай за государем как на веревочке походи. Лучше тебя в этом деле никого нет. А теми гвардейцами Савелий займется, обскажешь ему, кто там был.
– Ясно. Андрей Иванович, долго мне еще с этой бородой-то ходить? Ладно бы своя, а то ведь накладная. Зудит – спасу нет, – в очередной раз почесав бороду, недовольно произнес Алексей.
– Сколько надо, столько и будешь ходить, – строго отрезал Ушаков. – Нечего своими рожами светить окрест. Вы мне еще сгодитесь. Чего стоишь? Твое место теперь подле государя.
– А погонит?
– Тогда тишком да бочком води его. Все. Иди.
Дверь глухо стукнула за спиной, отсекая помещение от стылой улицы. Холодный воздух все же успел ворваться в избу облаком пара. Впрочем, оно тут же истаяло. Ух, хорошо тут. Тепло и уютно. А главное, тихо и покойно. Вот так взял бы и остался в этом селе, и чтобы никаких треволнений. Леса вокруг дремучие, дичи видимо-невидимо. Ну если уж того зверюгу местный барин за недомерка держит, то выводы сами собой напрашиваются.
Нельзя. Оно ведь как, с одной стороны, Господь сподобил из-за края вернуться, и причина тому быть должна. А в чем она, как не в заботе о народе, на царствование которым помазан? Но и долг правителя – это только одна из главных причин, потому как вторая была в том, что юный Петр начинал всякий раз яриться, когда его сравнивали с дедом. Внук великого человека. Сын предавшего свою Родину, готового двинуть на Россию иноземные полки. Кто же он сам-то? С кем его можно сравнить? А ни с кем! Он сам по себе и делами своими славными еще всем докажет, каков он!
Мысли стрелой пролетели в голове. У Петра аж дыхание сперло от охватившей ярости. Что-то в последнее время частенько вот так вот случается. Остановившись посреди комнаты, молодой император глубоко вдохнул и шумно выдохнул. Порой это помогало унять не ко времени разгорячившуюся кровь. Но зато после этого голова становилась ясной и светлой.
Медикус смотрит на него откровенно испуганно. Оно и понятно, хуже нет, чем находиться при коронованных особах, склонных к перемене настроения. Причем так часто поминаемая его земляками дикая Московия тут вовсе ни при чем. Это относится к абсолютно любому монарху, разумеется, если он в силе, а не безвольная марионетка. Юный Петр долгое время как раз марионеткой и являлся. Но в последнее время…
– Здравия тебе, Иван Лаврентьевич, – быстро успокоившись, произнес Петр, чем вверг Блюментроста в шок.
Немец, пятидесяти четырех лет от роду, лейб-медик, оказавшийся в данной должности еще в бытность Петра Великого, Иван Лаврентьевич Блюментрост имел полное право выражать свое удивление. Он уже и забыл, когда в последний раз слышал свое имя от окружающих. Холопы, те все больше барином или благородием величают. Высокопоставленные чины и офицеры, а с иными, как Петр заболел, он и не общался, только медикусом и поминали. Он вообще сомневался, что среди эскорта его величества есть хоть один человек, знающий его имя. И тут услышать такое от императора!
– Сдрафстфуйте, фаше феличестфо, – все же нашелся Блюментрост с ответом.
– Что, удивлен, что я твое имечко ведаю? – не без довольства поинтересовался Петр.
– Приснаться, да, фаше феличестфо.
– Ну и зря. Помнится, полгода назад, когда я простыл, тебя так величал другой медикус, Франц, вот только отчество его никто не называл.
– Фы хотите скасать, что сапомнили мое имя с тех пор? У фас просто феноменальная память.
– Это еще что, я так могу удивлять, что только держись. Ладно о том. Как Михаил?
Удивились этому все, но исполосованный когтями медведя гвардеец не только не отдал Богу душу, но даже сумел выдержать обратную дорогу до села. Здесь его передали в многоопытные руки медика, тут же начавшего над ним колдовать. По счастью, больше пострадавших не было, остальные отделались только ушибами, синяками и испугом.
– Состояние тяжелое, фаше феличестфо.
– В беспамятстве?
– Не-эт, он сейчас спит. Сон, покой и регулярные смены пофясок – это для него перфейшее лечение. Более сделать ничего нефосможно. Но он имеет сильный тело, будем надеяться, что фсе обойдется.
– Ты лечи его, Иван Лаврентьевич. Лечи крепко. Он мне жизнь спас.
– Я слышал несколько иное. Это фы ему жиснь спасать.
– Ага, спаситель. Да я так испугался, что позабыл, как дышать. А то… Так это с испугу. Бежать не могу, вот и попер вперед, – возбужденно затараторил юноша.
А и то, кому не понравится, когда искренне восхищаются твоим героическим поведением? А уж юноше-то и подавно. Тут такое начинает твориться, что грудь буквально распирает от переполняющей гордости за себя любимого. И ведь уж сутки, как все вокруг только и поминают его храбрость, заздравные кубки поднимают. Но каждый раз как услышит, так голова сразу кругом.
Однако Петр старается всячески выказать свою скромность, не выпячиваться. С умыслом, надо сказать, старается. Потому как видит, что это еще больше раззадоривает окружающих. Не раз и не два слышал за спиной восхищенный шепот. И ведь точно знал, что не напоказ шепчут, а чтобы и впрямь остаться неуслышанными.
