Искупление Христофора Колумба - Кард Орсон Скотт (прочитать книгу txt) 📗
Кристофоро такое даже не приходило в голову. Ни в одном из своих прежних плаваний он не попадал в такую ситуацию, а моряки, с которыми он беседовал в Генуе, никогда не упоминали об этом. Напротив, сойдя на берег, все они были преисполнены отваги, готовности в любой момент вступить в бой с врагом. И сама мысль о том, что капитан не может направить судно, куда считает нужным… Кристофоро молчал, задумавшись об услышанном, а пираты тем временем гнались за ними, прижимая все ближе и ближе к берегу.
– Французы, – сказал штурман. Не успел он закончить, как стоявший рядом с ним матрос произнес:
– Кулон.
Кристофоро вздрогнул, услышав это имя. Он не раз встречался с французскими моряками, посещавшими Геную, несмотря на враждебность, которую испытывали генуэзцы к нации, не раз нападавшей на их гавани и пытавшейся даже сжечь сам город. И знал, что слово “кулон” – это французский вариант произношения его фамилии: Коломбо, или по-латыни Колумбус. Матрос, произнесший это имя, видимо, не догадывался, что оно что-то значит для Кристофоро.
– Может быть, и Кулон, – согласился штурман. – Однако, если судить по их наглому поведению, – это скорее дьявол. Правда, говорят, что Кулон – и есть сам дьявол.
– И все знают, что дьявол – француз, – поддержал его матрос.
Все стоявшие поблизости рассмеялись, но смех этот был безрадостным. Капитан решил непременно показать Кристофоро, где будут находиться горшки, заполненные корабельным юнгой и готовые исполнить роль снарядов.
– Позаботьтесь, чтобы у вас под рукой был огонь, – велел он Кристофоро. – Вот это и будет вашим клинком, синьор Коломбо, и, поверьте, они будут с вами считаться.
Похоже, что Кулон вел с ними хорошо продуманную игру. Наверное поэтому он держался на некотором расстоянии, пока купеческие суда не приблизятся к спасительному мысу Сент-Винсент. Вот тогда-то Кулон легко захлопнет ловушку, перерезав им путь, прежде чем они, обогнув мыс, смогут прорваться на север, в Атлантику.
Теперь уже не оставалось никакой надежды как-то скоординировать оборону флотилии. Каждый капитан должен был сам искать путь к спасению. Капитан судна, где находился Кристофоро, сразу же понял, что если будет следовать прежним курсом, то сядет на мель или будет тут же взят на абордаж.
– Поворачивайте, – закричал он. – Поставьте судно кормой к ветру.
Это был дерзкий план, но экипаж понял его смысл, и все суда повторили этот маневр. Им предстояло пройти между пиратских кораблей, но если они выполнят все, как нужно, то вскоре окажутся в открытом море, с надутыми ветром парусами, оставив пиратов позади. Но Кулон был не дурак, и своевременно повернул свои суда так, чтобы его матросы смогли забросить абордажные крюки на проходящие мимо суда генуэзских купцов.
К крюкам были привязаны канаты, и пираты стали натягивать их, передавая из рук в руки, чтобы подтянуть свои суда к купеческим. И тут Кристофоро убедился, что капитан был прав: у их матросов было мало шансов выйти победителями в предстоящей схватке. Понимая, что их жизнь поставлена на карту, они, конечно, будут драться из последних сил, но в глазах у них он видел отчаяние, и они буквально съежились в ожидании предстоящего кровопролития. Он услышал, как один здоровенный матрос говорит корабельному юнге.
– Молись Богу, чтобы не остаться в живых. Вряд ли его слова подбодрили мальчика. А лица пиратов, горевшие желанием поскорее вступить в бой, лишь усиливали трагичность ситуации.
Кристофоро нагнулся, вытащил из жаровни пылающую головешку, сунул ее по очереди в два зажигательных горшка и затем, прижимая их к груди, хотя пламя и опаляло ткань его камзола, поднялся на палубу полубака, откуда мог без промаха метнуть их на ближайшее пиратское судно.
– Капитан, – крикнул он, – пора?
Капитан не слышал его на корме, у руля, раздавались громкие крики. Будь что будет. Кристофоро понимал, что ситуация стала поистине отчаянной и, чем ближе подтягивалось пиратское судно, тем больше была вероятность того, что пламя охватит оба корабля. Он метнул горшок.
Бросок был сильным и метким. Горшок, ударившись о палубу, разлетелся вдребезги, и языки пламени, как оранжевая краска, растекались по деревянному настилу. Прошло всего несколько секунд, и огонь охватил паруса. Только теперь пираты перестали скалить зубы и улюлюкать. Сейчас они молча, с удвоенной силой, тянули канаты, зная, что теперь у них остается один-единственный шанс перебраться со своего пылающего судна на купеческий корабль.
Обернувшись, Кристофоро увидел, что еще один пиратский корабль, сцепившись с генуэзским судном, приблизился настолько, что он может метнуть горшок с горящей смесью и в него. Но на этот раз бросок оказался неудачным – горшок плюхнулся в море. Но к этому времени юнга уже стал сам зажигать горшки и передавать их ему. В следующий раз Кристофоро удалось точно бросить два горшка на палубу дальнего корсара и еще два – на палубу ближнего, пираты которого уже собирались перепрыгивать к ним на борт.
– Синьор Спинола, – промолвил он, – простите, что я не сберег ваш груз.
Он знал, что Спинола не услышит его. Да это было и неважно – ведь сейчас речь шла не о его карьере купца, а о спасении собственной жизни.
– Боже милостивый, – взмолился он, – достоин ли я стать твоим слугой? Если ты сейчас сохранишь мне жизнь, я посвящу ее служению Тебе. Я освобожу Константинополь. Айя-София вновь услышит музыку торжественной мессы. Только сохрани мне жизнь. О, Боже!
– Это тот момент, когда он принял решение? – спросил Кемаль.
– Нет, что вы, – ответила Дико, – я просто хотела показать вам, чем я занималась. Эту сцену просматривали уже тысячу раз и назвали ее “Колумб против Колумба”, поскольку он и пират оказались тезками. Но все эти записи были сделаны во времена хроновизора, не так ли? Мы видим, как шевелятся его губы, но не было никакой надежды расслышать в хаосе битвы, что он говорит. Он говорил слишком тихо, губы его едва шевелились. И никто не обратил на это внимания, потому что, в конце концов, какое имеет значение, о чем молится человек в пылу сражения?
– Однако я полагаю, что имеет, – заметил Хасан. – Айя-София?
– Главный храм в Константинополе. Возможно, самый красивый христианский храм во всем мире, – в те времена, когда еще не было Сикстинской капеллы. И когда Колумб молил Бога сохранить ему жизнь, какой обет он давал? Совершить крестовый поход на восток. Я обнаружила это несколько дней тому назад, и это открытие не давало мне спать по ночам. Все постоянно искали истоки его путешествия на запад в более раннем периоде, во время его пребывания на Хиосе, или, возможно, в Генуе. Но сейчас он покинул Геную в последний раз. Он уже больше не вернется туда. Остается всего лишь неделя до того, как он окажется в Лиссабоне и станет ясно, что он уже решительно и бесповоротно обратил свой взор на запад. Однако здесь, в этот момент, он дает обет освободить Константинополь.
– Невероятно! – воскликнул Кемаль.
– Вот почему, – сказала Дико, – я поняла, что причиной, побудившей его отправиться на запад, было какое-то событие или эпизод, случившийся в промежуток времени между тем моментом, когда он находился на борту судна с уже горящими парусами, и его прибытием в Лиссабон, неделю спустя.
– Превосходно, – сказал Хасан, – отличная работа. Дико. Это значительно сужает диапазон поисков.
– Отец, – отозвалась Дико, – я обнаружила это уже давно. Я ведь говорила тебе, что установила момент решения, а не неделю, когда это произошло.
– Тогда покажи нам, – потребовала Тагири.
– Я боюсь, – ответила Дико.
– Но почему?
– Потому что в это невозможно поверить. Потому что… потому что, насколько я могу судить, с ним говорил сам Бог.
– Покажи нам, – попросил Кемаль. – Я всегда хотел услышать голос Бога. Все рассмеялись. Кроме Дико. Она не смеялась.
– Сейчас услышите, сказала она.
Смех прекратился.
Пираты уже перебрались к ним на судно, а вместе с ними и огонь, перескакивавший с паруса на парус. Было ясно, что даже если им как-то удастся справиться с пиратами, оба судна обречены. Матросы, не участвовавшие непосредственно в кровопролитной схватке, начали бросать за борт бочонки и деревянные крышки люков, а некоторые даже ухитрились спустить на воду шлюпку с противоположного от пиратского судна борта. Кристофоро видел, что капитан не собирается покидать свое судно. Он отважно сражался, и его меч то и дело мелькал в воздухе. А затем меч исчез из виду, а дым, клубившийся по палубе, скрыл от глаз Кристофоро и самого капитана.
