Бездна голодных глаз - Олди Генри Лайон (книги без регистрации бесплатно полностью .txt) 📗
Он улыбался.
И Бредун улыбался, и зрячий хитрый глаз его тоже улыбался, и вся нескладная фигура Бредуна излучала совершенно неуместное веселье.
— Правильно его дед тогда выпорол, — повторил Бредун, глядя уже на Ингу и тыча пальцем в поперхнувшегося последними словами Черчека. — Дед твой, Черч, умный мужик был, не в пример тебе. Тут со мной один попутчик прибыл, так он деда твоего знает и подтвердит, что не в коня корм, и не в деда внук…
Бредун повернулся к опушке леса и нетерпеливо махнул рукой. Движение это заставило его согнуться чуть ли не пополам, он принялся хватать ртом воздух — но Инге было не до страданий Бредуна.
Инга выронила забинтованную руку Йориса, так и не завязав окончательно узел перевязки — Йорис зашипел, хотел было что-то сказать, но сдержался — и стала всматриваться в человека, приближавшегося к хутору.
Слезы набегали ей на глаза, она моргала, стряхивая блестящие капли с ресниц, и все равно видела плохо.
Или боялась увидеть.
Или боялась поверить в то, что видит.
Или просто боялась.
Бакс подошел к изгороди и остановился рядом с Бредуном.
— Слышь, Ганна, это ведь тот малый, что мне то самое отбил… наиглавнейшее, — бросил Йорис Иоганне и добавил вполголоса, пристраивая прокушенную руку на колене. — На Бредуна похож…
— Чем? — Иоганна чуть откинулась назад, уравновешивая свой непомерный живот, потом взгляд ее перебежал с худого угловатого Бредуна на плотного коренастого Бакса, чьи соломенные волосы торчали во все стороны; и брови Иоганны удивленно поднялись вверх.
— Чем похож-то?
— Рожей, — услужливо пояснил Йорис, поразмыслил и добавил для верности, — разбитой рожей…
Инга сделала шаг вперед, после другой, третий, и наконец остановилась. Так они и стояли, разделенные хрупкой перегородкой плетня — Жена и Друг, Живая и Неживой, Оставшаяся и Вернувшийся.
— Ну как вы там? — тихо спросила Инга. — Как Таля? Устроились ничего?..
— Нормально, — тем же тихим спокойным тоном ответил Бакс. — Живем на хуторе, вроде этого, у тамошнего старого хрена, тоже, — Бакс махнул в сторону молчащего Черчека, — вроде этого… Только тот еще старше… и еще хреновее…
— Кормят как?
Инга попыталась плотно сжать губы, но слова произносились сами — сухие, как осенние листья, банальные, как разговор по междугороднему телефону.
— Неплохо кормят, — Бакс часто-часто заморгал, и Инга с ужасом увидела слезу, пробивающую себе путь сквозь заросли Баксовой щеки.
— Неплохо кормят… оладьи дают, со сметаной… Пиво у них хорошее, густое… и люди приятные, культурные люди… и луна в небе есть. Выйдешь ночью во двор, жизни порадуешься, повоешь на луну от счастья и спать пойдешь…
Бакса качнуло, он ухватился за плетень, и Инга, не раздумывая, опустила свою ладонь поверх его руки.
И вздрогнула.
Рука Бакса была ледяной и влажной, будто бутылка пива, только что вынутая из холодильника. Только пивные бутылки не дрожат такой мелкой и лихорадочной дрожью.
— Времени у нас мало, — вмешался Бредун, переставший улыбаться. — И даже не у нас, а у него времени мало. Обратно ему надо. Переплет он прошел, а сюда его уже я приволок. И обратно отведу, иначе загнется он здесь. Навсегда и без вариантов. Через эту дверь живые не ходят… а если и ходят, то ненадолго. Ты, баба, отпусти его, не трожь, смерть — она заразная, еще подхватишь сдуру…
Инга машинально отпрянула и тут же устыдилась своего порыва — но Бакс отошел назад и стал, широко расставив ноги и сжав кулаки, словно собирался врасти в эту землю, которая не хотела его носить.
— Бакс, родной… — прошептала Инга.
И замолчала.
— Я его сейчас обратно отведу, — Бредун ободряюще похлопал Ингу по плечу. — Он мне все рассказал, а я вернусь и вам тоже все-все расскажу. Только не знаю — хорошо это или плохо…
— Что? — выдохнула Инга. — То, что вы расскажете?
— Да нет… То, что я вообще встрял в вашу историю. Я ведь из Неприкаянных. Из самых что ни на есть…
Инга ничего не поняла. Она обернулась и увидела бледного, как смерть, Черчека; Иоганну, закусившую губу и нервно теребящую концы платка; Йориса, напрягшегося, как тетива натянутого лука…
— Ну, чего вылупились?! — грубо прикрикнул на них Бредун. — Или не догадывались? Ведьмаки липовые…
Как ни странно, его грубость подействовала успокаивающе. Йорис опустил глаза и откинулся на спинку скамейки, Иоганна бросила мучить платок, и лишь Черчек неотрывно смотрел на Бредуна.
— Умен был мой дед, Сарт-Верхний, — пробормотал старик, покачивая косматой головой из стороны в сторону. — Твоя правда… С душой порол меня, неразумного, чтоб с тобой не якшался — да, видать, не впрок порка пошла… Эх, дед!.. деда…
Инга повернулась к Черчеку, хотела что-то сказать, осеклась, а когда она снова глянула туда, где только что стояли Бакс и Бредун — их и след простыл.
Лишь пыль курилась на опустевшем месте.
— Ай, Бредун…
Певучий говор Иоганны неожиданно испугал Ингу. Она замерла, вслушиваясь в полуплач-полупесню, так напоминающую причитания или заупокойную молитву, а Иоганна все не смолкала, все бросала слова на ветер:
— Ай, Бредун… ай, далекая дорога, мчится конь, не зная страха, над равниной вместе с ветром — конь мой пегий, месяц красный… и глядит мне прямо в очи смерть с высоких башен… ай, Бредун…
— Цыц! — оборвал Черчек завораживающий ритм непонятных слов. — Рот закрой! Нашла время выть!
— Ты скажи ей, Черчек, — подал голос Йорис, до того ожесточенно чесавший здоровой рукой волосатую грудь, — ты скажи ей, чтоб не выла почем зря, и по ночам чтоб не бегала куда ни попадя!.. Ей дите доносить надо, да родить как положено, а если ты ей не скажешь, черт старый, так я ей сам скажу, только меня она не слушает…
— Да ладно вам, — по-бабьи поджала пухлые губы Иоганна. — Вон уже и Бредун вернулся, а вы все о своем…
Бредун стоял у плетня, словно и не исчезал никуда. Поймав удивленный взгляд Инги, он широко развел руками и отвесил шутовской поклон до самой земли.
— Это очень просто, — заявил он. — Сначала делаем вот так…
Глаза Бредуна посерьезнели и превратились в два заброшенных колодца у дома, пользующегося дурной славой.
— Потом делаем шаг в нужном направлении…
Он отступил в сторону — и вдруг воздух вокруг него слабо замерцал, а сам Бредун окутался дымкой, как луна в туманную ночь, и…
И ничего. Потому что Бредун шагнул обратно и снова стал прежним Бредуном — тощим фигляром с темным прошлым, смутным настоящим и несомненно светлым будущим.
— Вот в таком духе, — он щелкнул пальцами и присвистнул длинно и протяжно. — Бродим, значит… но не так, как молодое вино, а так, как я…
Инга хотела спросить Бредуна о Баксе, но почему-то так и не спросила. Она поняла, что без этого странного человека — как он себя назвал, Неприкаянный, что ли? — что без него Инге не попасть туда, где за сизо-черным туманом находятся Анджей и Таля, и Бакс, которому было плохо ЗДЕСЬ, и поэтому Инге наверняка будет плохо ТАМ, но хуже уже не будет, потому что дальше просто некуда…
И еще она поняла, что Черчек и лохматый Йорис до озноба, до холодного кома в желудке боятся вмешательства Бредуна в происходящее — словно он на их глазах создавал смерч, способный закружить всех в неумолимой ревущей воронке и разметать в разные стороны, изломав судьбы и жизни.
— В хату пошли, — оборвал Бредун Ингины невеселые размышления. — Говорить будем. Ох, много говорить будем, много и долго…
И тут старый Черчек не выдержал.
— Что ТАМ, Бредун? — спросил он, весь подавшись вперед и становясь удивительно похожим на того мальчишку, который испуганно глядел на сцепившихся деда и упыря Велько, и на силуэт Бредуна в дверях — силуэт страха и надежды.
— Что ТАМ, Бредун?
— Там… Зверь-Книга там, Черч… вот что ТАМ. Переплетом огородилась, судьбу запрягла и живыми людьми свои страницы пишет. Сама себя прочитать хочет. Вот они, сказки ваши темные, ведьмачьи, верь-не-верь, а забывать не стоит. Забудешь — сами напомнят.