Дракула против Гитлера (ЛП) - Дункан Патрик Шейн (читать книги бесплатно .TXT) 📗
Мои же собственные мысли постоянно возвращались к фантазиям о Люси и обо мне. В воображении моем рисовались драматические картины моих полных опасностей героических подвигов, в которых я командовал храбрыми партизанскими рейдами и возвращался в ее любящие объятия, а она перевязывала мне различные мелкие раны и награждала меня за подвиги нежнейшими занятиями любовью.
Источником, питавшим эти грёзы, очевидно, являлся мой юношеский интерес к Киплингу и Теннисону. В детстве я был пленен рассказами из эпохи британского владычества в Индии. «Жизнь бенгальского улана» [кинолента 1935 года, на основе одноименного романа Франсиса Йейтса-Брауна — Прим. переводчика] была мною прочитана, несколько раз перечитана и разыграна с моими товарищами на дворе; мы без конца убивали друг друга своими деревянными игрушечными мечами и опереточными ружьями. В местном кинотеатре я просиживал множество раз все сеансы фильма «Железная маска» [1929 г.] и пересказывал практически наизусть его сюжет школьным приятелям, в точности воссоздавая каждую деталь отчаянной храбрости Дугласа Фэрбенкса.
Моего отца, служившего в окопах во время Великой войны [Первой Мировой], это беспокоило, он не одобрял мою восторженную увлеченность романтикой войны.
Но романтические, рыцарские представления о воинской чести так просто не развеять, и они не улетучились.
И важной составной частью этих историй являлась награда за славу, любовь прекрасной женщины. В том, что я был вознагражден так рано, еще до того, как доказал свою ценность на поле битвы, я не раскаиваюсь. На самом деле мое желание проявить себя возросло в разы.
Оно же было почти поэтичным, положение, в котором я теперь оказался. У меня есть грозный враг, его зло наглядно, как и полагается, было им продемонстрировано во время кровавой расправы в Брашове и на перекрестке, и у меня есть Прекрасная Дама, которая признает и оценит любые героические деяния, которые я продемонстрирую всем.
И теперь мне была нужна лишь боевая задача, операция, в которой я себя проявлю.
Спускаясь, как во сне, вниз по лестнице, я обнаружил профессора, который что-то читал, углубившись в какой-то непонятный текст с темным смыслом. Он склонился над книгой, лежавшей на его столе, не замечая ничего вокруг себя, кроме страницы в нескольких сантиметрах от своего носа.
Я набрал себе немного сыра и хлеба из кладовки, немного колбасы и местного сидра. Накормив Ренфилда и себя самого, я не смог больше вытерпеть и все-таки прервал профессора, спросив его, где же милая Люси. Он заверил меня, что она скоро придет, но я заметил беспокойство в его глазах. Я разделил с ним его озабоченность, которая была усилена почти непреодолимым желанием ее объятий, если не чего-то большего.
Словно вняв моим страстным желаниям, она вдруг показалась в дверях, запыхавшись, бросив в сторону бинокль и расстегивая подвязки брюк для езды на велосипеде.
«Встреча назначена, и состоится уже менее чем через час», сказала она. «Я уведомила всех лично. По всему городу блокпосты и контрольно-пропускные пункты.
Поэтому я и задержалась».
«Неужели нельзя было позвонить по телефону?», спросил я несколько раздраженно, возмущенный тем, что она не взяла меня с собой на свои дерзкие вылазки.
«Нам нельзя рисковать, не исключено, что нацисты прослушивают линии», сказала она мне.
Я выругал себя самого за то, что не подумал об этой военной хитрости с ее стороны. Кто тут шпион?
Профессор схватил пальто. «Ты ела?», спросил он дочь. Она кивнула.
«Полагаю, вы умеете водить машину». Он адресовал эту фразу мне. Я сказал, что могу. Я заметил, что этот замечательный доктор вовсе не говорил на каком-то ломаном английском языке, как его характеризовали в Книге. Может, он выучился говорить на нем лучше в последующие годы? Или ирландец [Брэм Стоукер] сгустил краски в этом отношении?
Автомобиль был великолепным Bentley Speed Six Sportsman Coupe с плавной крышей 1930 года в безупречном состоянии. Он завелся с первого же раза, и двигатель его заурчал так же ровно и спокойно, как кошка старой девы. Профессор объяснил, что благодаря своему положению медицинского работника — опытного врача — он получает дополнительное топливо, сверх обычных норм военного времени в Румынии, примерно как полицейские, пожарные и, конечно же, военные машины.
Люси села рядом со мной и стала указывать мне путь, а я постарался сосредоточиться на вождении по нужной стороне движения. Она ни намеком не дала понять, что мы вместе провели эту сегодняшнюю ночь блаженства — так она, по моему предположению, притворно вела себя по отношению к отцу всегда. Нас дважды останавливали на блокпостах СС, один раз на окраине города и еще один раз — в самом Брашове. И всякий раз, когда у нас требовали документы, мои поддельные документы, изготовленные в SOE, легко проходили проверку, после чего нам читали нотации относительно комендантского часа. Профессор довольно быстро прекращал эти выговоры письмом — особым разрешением, выданным румынскими военными, объявлявшим, что он врач. На видном месте у него лежал универсального назначения черный чемоданчик, подтверждавший его полномочия, а Люси он представлял в качестве своей медсестры.
«Экстренный вызов», объяснял он. «К больному ребенку».
Когда я взялся за руль, я понял, что руки у меня больше не болят, я лишь ощутил их некоторую скованность от заживающих болячек и рубцующейся ткани. Та старуха, должно быть, как я и подозревал, была ведьмой. Тем не менее, на руках у меня были перчатки, для некоторой защиты кожи и для того, чтобы скрывать еще не полностью зажившие раны. Резаная рана на колене замечательно затягивалась и теперь уже совсем не причиняла мне боли.
Где-то среди узкого лабиринта брашовских улиц мне сказали остановиться и припарковаться. Я понятия не имел, где мы находимся, плохо зная город помимо тех сведений, которые были изложены в устаревшем «Лайдекере», приобретенном мною в каком-то лондонском книжном магазине. Он лежал у меня в кармане куртки, но во время той проклятой переправы через реку он выпал у меня, словно вытащенный Коварным Плутом [воришкой-карманником из романа Диккенса «Оливер Твист» — Прим. переводчика]. Я пытался запомнить наш маршрут, но когда мы двинулись пешком по лабиринту узких улочек, я совершенно запутался, так как вокруг не было никаких ориентиров, а лишь одни высокие стены, нависавшие с обеих сторон и закрывавшие вид.
«Дед не говорил мне, что вы врач», сказал я, когда мы шли по темным узким улочкам. «У меня сложилось впечатление, что у вас степень по философии».
«А также по социологии, психологии, истории, ботанике. В то время у меня был небольшой медицинский опыт. Хотелось бы, чтобы тогда он у меня был богаче», ответил он без тени высокомерия. «А когда я обосновался здесь, врачей было мало, их очень не хватало, поэтому я углубил свои медицинские познания, чтобы заполнить эту нехватку. А позже также немного занимался астрономией, физикой».
«Колибри не улетает далеко от дерева», вмешалась Люси, и они оба посмеялись.
«Стоять!» Из темноты появились два немецких солдата. Мы остановились. Один, ефрейтор, направил на нас свой шмайсер. Второй, его сержант, с подозрением нас осмотрел.
«Что вы делаете на улице после комендантского часа?», потребовал ответа сержант.
«Я врач». Ван Хельсинг выпрямился, ответив им властным тоном. «У меня срочный вызов. К ребенку с аппендицитом». Он вручил нацистскому сержанту документы с особым разрешением и немного приподнял свой черный чемоданчик к поясу, как доказательство своей профессии.
Сержант стал проверять документы, а его ефрейтор тем временем стал рассматривать Люси. Я подавил свое раздражение откровенно сексуальным подтекстом, с каким он на нее лыбился. Он даже погладил усы, как злодей из немого кино, тварь.
«А девчонка?», спросил ефрейтор.
«Я была девчонкой, когда ты считал волосы у себя на яйцах», поглумилась над ним Люси. Я заметил, как рука ее скользнула в пальто, в котором у нее лежал этот нелепый Люгер, с длинным, как у карабина, стволом.
