Гиблое место - Шхиян Сергей (серия книг .TXT) 📗
– И как делаешь? – попытался я поймать ее на слове.
– С Божьего благословения, батюшка.
– Ну, насчет Божьего благословения, такого быть не может. Церковь за колдовство не хвалит, – нравоучительно объяснил, было, я, но, наткнувшись на непонимающий взгляд, замолчал. Решил, пусть с язычеством и ведовством борется сама церковь. Спросил: – А меня можешь научить?
– Не могу. Ты же батюшка! Да и не получится у тебя, этому сызмальства нужно учиться.
– А где, кстати, твои родители?
– Батюшку в Москве в голодный бунт убили, а матушку в избе крестьяне сожгли, – просто сказала девочка.
– Как это сожгли! – невольно воскликнул я.
– Как ведьму.
– Господи, когда?
– На нынешнее крещенье.
– Здесь? – машинально задал я глупый вопрос.
– Нет, в Покровке, сюда я к дяде Гривову прибегла, как начали со мной покровские парни баловать.
– Как баловать?
– Как с бабами, как стала я сирота, так они начали меня тереть, – просто ответила девочка.
– Тереть... – я понял, что она этим хотела сказать. И только покачал головой, глядя на хрупкую, почти детскую фигурку девочки. Христианская община, твою мать!
– А я за то на них порчу навела, – неожиданно добавила Ульяна, – а в деревню красного петуха пустила.
Про такого известного на Руси петуха я слышал.
– Деревню сожгла! – поразилась Морозова. – Как же можно?
– А матушку жечь можно, а со мной силком баловать?
Что делать, у каждого своя правда и своя ненависть. Попробуй, разберись в соразмерности действия и противодействия. Мы надолго замолчали, каждый думал о своем.
– А откуда у тебя эта изба? – спросил я, чтобы отвлечь собеседниц от грустных мыслей.
– Она не моя, а дядьки Гривова, – ответила Ульяна. – Он матушкин братец, а я живу у него по родственности. А хочешь, я тебе, батюшка, погадаю, или побоишься, – вдруг неожиданно предложила девочка, круто меняя тему разговора.
– Погадай, – согласился я, – только я гаданиям не верю.
– А я верю, – заинтересовалась Наталья Георгиевна. – Мне погадать сможешь?
– Смогу, чего не смочь, вот батюшке погадаю, а потом, тетенька, тебе. Тебе, батюшка, на чем гадать? – спросила меня Ульяна.
– На чем хочешь, на том и гадай, я в этом не разбираюсь. А на чем вообще гадают?
– Можно на гадальной книге пророка и царя Давида, – серьезно сказала девочка, – можно на бобах, на решете, на воде...
– А ты, что, умеешь читать? – удивленно спросил я, потом поправился. – Гадай, на чем тебе удобно, мне все равно.
– Тогда буду на воде, – подумав, решила Ульяна, – вода никогда не обманет.
Девочка тут же пошла в сени, принесла небольшую деревянную бадейку, почти до верха наполненную водой, и поставила ее на лавку у окна. Мы с Морозовой потеснились, освободив ей место. Вокруг бадейки девочка разложила самые разные, несовместимые друг с другом предметы: уголья из печки в глиняной миске, венок из сухих цветов, медное колечко, деревянный гребень. Мы молча следили за приготовлениями, даже Бориска, оставив игру с сестрой, подошел и внимательно глядел на чистую гладь воды в низком, широком ведре.
Ульяна первым делом, подхватив голой рукой несколько подернутых пеплом угольков, опустила их на воду, Они зашипели, потухли и начали беспорядочно двигаться по поверхности. Наверное, при желании, можно было найти в этом какой-то смысл или систему. Я не нашел и смотрел не на воду, а на сосредоточенное, с мучительной гримасой личико девочки. Что она видела в расходящейся кругами воде и плавающих угольках, догадаться было невозможно.
– А мы с тобой, батюшка, уже встречались, – вдруг сказала Ульяна, поднимая личико и всматриваясь в меня.
Я только пожал плечами. Если девочка жила безвыездно в деревне, то встретиться нам было невозможно.
– Только ты почему-то тогда был молодой, а я уже старая, а не по правде, как сейчас, я молодая, а ты старик, – добавила она, обескуражено качая головой.
Оценка как «старика» меня почему-то задела. Я, конечно, не мальчик, но так сразу попадать в старики, даже в оценке подростка!
– Может быть, и встречались, – подумав, ответил я, вспомнив единственную женщину с редким именем Ульяна, старую ворожею, с которой пересекались наши пути в благословенном восемнадцатом веке. Тогда таинственная старушка одарила мою Алю сомнительным даром читать чужие мысли.
– И не батюшка ты вовсе, – сказала вдруг девочка, пристально вглядываясь в воду, а кто, не знаю...
– Как это не батюшка? – заинтересовалась Морозова. – Так ты, государь, не священник?
– Нет, – односложно ответил я. – Не священник!
– А как же... – начала говорить Наталья Георгиевна и замолчала.
Я понял, то, что она не досказала. Как же это я соборовал ее умирающего мужа, не будучи священником.
– Не перед человеком кайся, а пред Господом, – сочинил я фразу, которую условно можно было принять за цитату из Священного Писания. – Тайна исповеди священна, – добавил я для пущего эффекта.
Наталья Георгиевна промолчала, но все-таки спросила:
– А кто же ты, государь?
Вопрос был, что называется, на засыпку. Как ни ответь – все солжешь. Выручила меня Ульяна, она продолжала гадание, не обращая на нас внимания:
– Дорога у тебя дальняя и неясная. Впереди темно, позади темно. Явился ты к нам ниоткуда и уйдешь никуда.
С этим спорить было невозможно.
– То-то, я смотрю, говоришь ты как-то не по-нашему, – опять задумчиво прокомментировала Наталья Георгиевна.
Я опять промолчал. Было похоже на то, что слова гадалки Морозова воспринимает как истину в последней инстанции.
– И зла нет у тебя на сердце, прост ты и незлобив. Хочешь добро нести, да не всегда можешь.
В принципе, все сходилось.
Я даже наклонился над бадьей, пытаясь разглядеть то, что видит в воде девочка. Однако угольки уже прекратили свое движение, и вода была гладкая и спокойная.
– Не знаю, о чем ты толкуешь, – только и нашелся сказать я. – Откуда пришел, куда ушел! Ты вот лучше Наталье Георгиевне погадай, ей, поди, интересно про себя узнать.
– А и погадаю, – задумчиво сказала Ульяна, пристально вглядываясь в мое лицо.
– Только на тебя, боярин, я после еще погадаю.
