Начало (СИ) - Вязовский Алексей (лучшие книги TXT) 📗
Кроме двух секретарей, обзавелся персональными охранниками. Во-первых, десяток Афанасия Никитина из зарубинской сотни вместе с ним сами. Гвардейцев Мясникова пришлось отдать Шигаеву, а совсем без охраны оставаться не хотелось. Так что пришлось забирать Афанасия. Во-вторых, выписал себе двух казацких близнецов – Игната и Ерему. Это двадцатилетние лбы – сыновья генерала Творогова. Который став воеводой развил бурную деятельность. Окончательно прекратил грабежи и разбой в городе, вернул торговлю на рынках, стал возрождать губернский штат служащих. Для чего, после нескольких моих намеков, объявил призыв грамотным людям. Положил им оклады. Некоторые дворяне, которые прятались по подвалам, да чердакам – откликнулись. Кушать то хочется. Как миленькие принесли присягу вместе с другими горожанами, написали отказные письма. Творогова я опасался, поэтому решил взять негласных заложников – его сыновей. Разумеется, под соусом престижной службы государю. Их же я собирался увезти в своей свите с собой из Оренбурга. Поди потом – предай меня.
Опасался я и Лысова. Поэтому как только было закончено формирование новых казачьих частей – раздергал его полк на части. Одну сотню казаков и одну башкиров под командованием Хлопуши отправил брать два ближайших к Оренбургу завода – Белорецкий братьев Твердышевых и Авзяно-Петровский дворянина Демидова.
– Никакого разбоя не учинять! – инструктировал я ссыльного – Ничего не раззарять и не рушить. Повесил управляющего, принял присягу у заводских. Кто изъявил желания в полках послужить – забрал с собой. Иные, приписные крестьяне похочут уйти по домам – пусть идут.
– Так то завод встанет – дельно заметил Хлопуша – Кто же тебе царь-батюшка ядра да мортиры лить будет, ружья делать?
– Не встанет. Соберешь главных мастеров. Скажешь, что завод нынче ихний. В паях. Ты у сержанта то грамоту выучил?
– Заканчиваем азбуку – ссыльный тяжело вздохнул – Капрал Долгопят в полк просится, умаялся со мной. Подговорился с сержантом Неплюевым, что твои указы спомогал писать. За деньгу малую учить меня будет.
– Проведи сбор мастеров – продолжал инструктировать я – Пущай сразу паи запишут и казну демидовых, да твердышевых арестуют себе. С нее платят крестьянам. Я же буду выкупать ядра, да прочие изделия за твердую цену в казну. А они уже делить доход по паям. Цены возьмешь у Немчинова.
– Так то может и ладно будет – согласился Хлопуша.
– Будет, будет. Дай сразу урок мастерам. Нужны поперву не пушки и ядра, а всякий артельный струмент – лопаты, пилы, топоры. Пусть делают до несколько тысяч.
– Почто так много.
– Каждому пешцу дадим короткую лапатку, обрезанную. Сделаем в ротах размысловые капральства. Переправы строить, апорши рыть…
– Уразумел – кивнул Хлопуша – Колик у меня сроку?
– Седьмица, больше две. Потом катькины войска пожалуют.
Еще две лысовские сотни во главе с полковником я направил брать до конца крепости Верхнеяицкой линии. Служили там большей частью казаки, да «инвалиды» – старые солдаты. Вряд ли можно было ожидать там сильного сопротивления. Скорее всего на мою сторону еще перейдет изрядно воинских частей.
Последняя сотня казаков и две сотни татар со старшиной Мустафановым поехали в сторону уральских заводов. Я пока опасался раздергивать войска и двигать полки в соседние губернии – мне еще с Каром разбираться, да Яицкий городок штурмовать, но заводы… это созревшие яблоки, готовые упасть в мои руки. Почему бы не подергать за ветки?
– Ежели встретишь сильное сопротивление заводских солдат – советовал я Мустфанову – Отступай. Ну а как местные за тебя, нападай.
Дальше шла та же самая инструкция, что я давал Хлопуше.
Каждое мое утро начиналось одинаково. Под окнами раздавались команды капралов, пехотные роты принимались месить снег на площади. Где то в обед, первый и второй оренбургские полки менялись местами, тренировать штыковую. Уже вечером, в свете костров проводился обстрел.
С ним была проблема. Искры, вырывающиеся от сгорающего пороха поджигали бороды бывших крестьян. Офицеры настояли на бритье и это вызвало первый конфликт. Ведь царь-батюшка в своем указе пожаловал не только волей, но «крестом с бородой». Пришлось лично выезжать в полки, разъяснять политику партии. Сказал, что и сам буду бриться, пока не отвоюю у «немки» отчий престол. Сказано – сделано. Оставил только усы подковой, а под это дело подстригся коротко, почти под ноль. Это вылилось в сложное мероприятие с поиском нормальных ножниц, но мероприятие того стоило. Сразу решился вопрос с паразитами.
Окружающий народ впечатлился, начал повторять.
Порадовало, что пехотинцы не только удачно подогнали всю амуницию и форму, но и закрепили на треуголках красные ленты. Некоторые даже дополнительно повязали на рукава. Офицеры морщились, но терпели. Хотя тот же Неплюев – новый учитель Хлопуши – не выдержал и тоже сделал себе красный бант на камзол.
К тому времени когда начиналась строевая, после которой следовал обстрел и штыковая – я уже бывал умыт и накормлен. Харлова с Машей вставали еще раньше, затемно – делали завтрак. Обычно яйца, творог или какую-нибудь кашу на молоке. Если день был постный, то на воде. Пекли хлеб, сбивали масло.
Обязательное утреннее чаепитие, в ходе которого узнавал о разных заботах, что тревожили женскую половину дома. «Закончились дрова», «мальчишки по твоему слову сбегали аж в Берды запускать голубей»…
Опыты с письмами увенчались полным успехом. Удалось даже замерить примерную скорость. Зная количество верст до Бердской слободы, ребята с хронометром примерно засекли время. Я перевел в километры в час. Получились вполне приличные цифры – 35–40. Для верности решили выпускать по двух голубей сразу. В специальной сбруе, которую придумал брат Харловой – Николай. Она надевалась на птицу практически как на лошадь (через голову и брюшко) и берестяная капсулка с письмом располагалась на спине голубя.
После завтрака и чаепития я ехал в Егорьевскую церковь на заутреннюю, а потом в казацкие полки. Свои маневры они проводили в поле недалеко от Оренбурга. Первые снегопады пошли на убыль – удавалось проводить полноценные тренировки с джигитовкой, рубкой лозы и даже конными сшибками с затупленными пиками. Получались прямо рыцарские турниры.
Победителей я награждал рублем. Так же как и самых быстрых и метких стрелков в пехотных полках. Это поднимало энтузиазм не невиданную высоту. Никто не роптал, не местничал…
Впрочем были те, кого штрафовал и даже сажал в казематы. Во-первых, за пьянство. Во-вторых за несоблюдение санитарии. Мой следующий указ после объявления воли был о сбережении здоровья. Разрешалось пить только кипяченую или колодезную воду, нужники постановил рыть каждые три дня новые. И вдалеке от водозаборов. Сразу выяснилось, что лопат нет, дрова дорогие… И это еще зима наступает, естественный спад кишечных заболеваний. Что же будет летом?
До обеда обычно я еще успевал посетить хозяйство Феди Чумакова. Полковник развернулся во всю. Отобрал из крепостной артиллерии самые новые пушки. Произвел их отстрел. По моему совету откалибровал и отобрал ядра. После чего начал натаскивать бомбардиров. Всего получилось четыре батареи по десять единорогов в каждой. Две батареи удалось сделать мобильными – кузнецы выдали таки сани с поворотным кругом. Их пришлось долго испытывать. Некоторые экземпляры трескались после первого же выстрела. Дополнительное укрепление железом вызвало утяжеление конструкции. Федя приказал запрягать в сани тройки лошадей. Это в свою очередь потребовало длительных тренировок с развертыванием и управлением. Я решил не экономить на артиллерии и за каждой пушкой было закреплено аж два расчета. Один основной – второй запасной. Благо недостатка в крестьянах не было.
Услышав о восстании – приходили все новые и новые толпы народу. Город и слободы буквально были наводнены людьми. Это вызывало резкое удорожание хлеба. Спасли меня от голодных бунтов «царские фискалы». В Оренбург потянулись подводы с конфискатом из ближайших дворянских усадеб. Из некоторых дворяне успели сбежать. Из некоторых нет. Первые усадьбы пограбили местные, которые впрочем легко продавали за деньги излишки хлеба и мяса. Во вторых дело обернулось кровью. Были случаи перестрелок и даже один штурм барского дома.
