Скользкая дорога (СИ) - Байдичев Константин (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗
— Удивлены? Понимаю. Отойдем? — он шагнул к попу, снова вогнал ему в рот кляп, потом повернулся ко мне, перестал щериться, смотрел серьезно, взял цепко под локоток и отвел от лежащих в сторону.
— Времени нет, излагаю коротко. В конце сентября становому приставу Хабаровки поступил донос, что в селе Сарапульское староста Петр Козырев отвратился от бога, занялся чернокнижием и оживил умершего год назад родного брата Василия. Оживший Василий учит Петра, как рыбу в сети приманивать, рыбу-калугу доить, рыбьи яйца солить, а Петр его от людей в своем доме таит, сие выходит знание тайное, не иначе колдовство, от которого Петр сильно разбогател, потому как сатана ему ворожит. Оный Василий креста не кладет, молитвы не творит, изряден в грамоте и ремеслах диковинных да на язык похабен, знает иноземную речь, курит трубку, извлекает огонь движением пальца, а раннее был тих, работящ да умом слаб и грамоты не разумел, табачищем и похабным словом не осквернялся.
Приставу нездоровилось, послать вместо себя для разбирательств оказалось некого. Он рассудил, что дело по церковной части и переправил донос архиепископу Иннокентию, который в тот момент находился в Хабаровке. Архиепископ, в свою очередь, поручил отцу Георгию разобраться на месте и принять положенные меры.
— Какие меры? Ни в чем не повинных людей пытать?
— После установления русской власти на нижнем Амуре иеромонах Георгий специально откомандирован из Санкт-Петербурга на Дальний Восток. Он здесь для борьбы с сектантами, еретиками и для выявления и отыскания среди паствы мирской именно таких, как вы.
— Таких как я? Это каких же?
— Перестаньте, Блинов.
Настоящая фамилия — как удар под дых. Но как? Ладно, потом. С попами ясно. А он кто такой? ВременнАя полиция? Возвращает непутевых в свое время? Служба из будущего? Нееет, тут другое… но, походу, ничем не лучше рясоносцев. И как бы не хуже… хоть и помог. Ладно, плывем по течению, посмотрим, куда кривая вывезет!
— Про попа и его подручных я понял. А вы кто такие? Почему вмешались? Чем вас заинтересовал донос? И как вы о нем узнали?
Расмуссен сощурил глаза, наверное, раздумывая, сказать правду или соврать, потом решился:
— Главным образом дурачок, заговоривший на иностранных языках. Мы тоже э-э-э-э секретная служба. Но не церковная, а государственная.
С издевкой говорю:
— И, небось, датская?.
— О, сарказм! Почему вы усомнились?
— Вы иностранец, Лукас или каквастам… Русские секретные службы, да и не только русские, любые — иноземцев на службу не берут. Дания слишком маленькая и бедная страна, чтобы держать агентуру по всему свету, тем более в этой жо… гхм, дальней точке мира, опять же Джо… вы англичане.
Расмуссен покачался с пяток на носки.
— Хмм… неплохо! Да, мы служим ее величеству королеве Виктории.
— Это я понял, мне другое интересно. Откуда вы узнали про донос? И мою настоящую фамилию.
— Чиновники продажны. Некоторым мы платим. Мы опередили отца Георгия, хвала бюрократии. Билли и Джон были посланы к Сарапульскому немедленно, нашли вас, проследили за вами и обнаружили неподалеку от села, в тайге, некий механизм на колесах. А в нем отыскались бумаги на имя Николая Михайловича Блинова. Хорошая каллиграфия, просто превосходная печать, а портреты! Без этой растительности вы намного лучше выглядите! Но даты! Даты поразили меня в самое сердце. Я немедленно сел на первый же корабль, добрался до Сарапульского, познакомился с вами, купил вашу икру, дал вам шанс уехать и приставил наблюдателей. Все просто.
Да, действительно… и сжечь машину было нельзя, там бы весь лес выгорел. Вместе с деревней. Чего уж теперь… Да, вот еще что:
— Лукас, и вы и иеромонах сказали, про таких, как я. А что, их много?
Рассмуссен поднимает руку, обрывая меня и поворачивается на звук шагов с лестницы:
— Детали потом. Сейчас у нас есть срочное дело.
В подвал спустился один из его подручных:
— Повозка готова.
Расмуссен оглядел подвал, дернул головой вправо:
— Джон, приступайте. Николай Михайлович, вам лучше подняться наверх и следить за обстановкой.
Из этого подвала хотелось задать деру, куда глаза глядят и чем быстрее, тем лучше. потому дважды меня просить не нужно. Я направляюсь к выходу, но останавливаюсь. Мой нательный крест, подарок и единственная память о семье. Делаю шаг к столу, нахожу его, сую в карман и поднимаюсь по лестнице. Навстречу, перепрыгивая ступеньки, тарахтит башмаками Билли. Да что за наказание такое! Сначала попы, теперь англичане на мою голову. Чего вы ко мне привязались? Удрать прямо сейчас? А толку? Куда мне от них деваться в маленьком Николаевске? В тайгу уйти? Перед самой зимой? Да проще сразу вздернуться, чтоб меньше мучатся… Выхожу на поверхность и оказываюсь в громадном амбаре. Бревенчатые стены, штабеля мешков, бочки, ящики… посредине широкий проход к воротам, в нем телега с лошадью. Легкий запах навоза… Подхожу к воротам, сквозь щели видна пустая улица, где с одной стороны дома, с другой лес. Через пару домов улица кончается, а дальше сплошная чаща, в которую уходит грунтовая дорога. Тем временем англичане по одному выволакивают из подвала связанных монахов и сваливают на телегу. Что они намерены делать с ними? И со мной? Да что захотят, против троих у меня шансов нет, они четверых вырубили на раз. А уж одного меня… а меня ведь не обыскивали! Ни те, ни другие. И револьвер… вот он, за поясом. Заряжен. И патроны… тогда расклад другой. Приободряюсь. Из подвала выходит Расмуссен.
— Лукас, вы разыскиваете таких, как я? Их что, так много?
Расмуссен, не обращая на меня внимания, выглядывает из сарая, выходит на улицу, потом машет рукой, Джон берет лошадь под уздцы и ведет во двор, Билли следует за ним. Расммуссен машет рукой уже мне, прикладывает указательный палец к губам, требуя молчания. Иду, молчу. Билл с Джоном уводят телегу в сторону леса, мы идем следом.
— Вы не ответили…
Расмуссен снова прикладывает указательный палец к своим губам и шипит:
— Тихо! Потом!
Подчиняюсь, молча иду за телегой. Вот и деревья. Все, теперь нас ниоткуда не видно, подлесок тут густой. Расмуссен останавливается:
— Простите за резкость, но надо было уйти, пока местные церковные служители не спохватились и уж тем более не увидели нас. Амбар и подвал предоставили иеромонаху они. И могут там появится в любой момент. Постоим тут. Вы можете задать вопросы.
— Что вы будете делать с иеромонахом и его подручными?
Расмуссен смотрит мне в глаза:
— Парни их сейчас убьют и похоронят.
Вот так, никаких иносказаний и эвфемизмов. Добрый 19 век.
— Зачем?
— Если оставить в живых, то покинуть Россию мы не сможем. Как только иеромонах доберется до властей, подключится флот, начнутся блокировки портов, гонки кораблей с артиллерийской стрельбой и абордажным боем. Будет шумный скандал, погибнем не только мы, но и другие, непричастные к тайным операциям люди, хорошие люди, достойные моряки. Причем с обеих сторон. Это во первых. Во вторых, ни мне, ни вам точно не выжить в случае огласки. Нашей гибели будут желать обе стороны, чтобы информацией из будущего никто не смог воспользоваться и получить преимущество. В третьих — даже если каким-то чудом нам удастся ускользнуть, а после вашего появления здесь я начал верить в чудеса, то нас будут преследовать все, кто о нас узнает. Остаток жизни мы проведем в страхе, как загнанные крысы. И четвертое — эти люди используются церковью для очень грязных дел, они профессиональные убийцы, садисты и мракобесы. По законам божьим и человеческим такие мерзавцы жить не должны. Хотите знать, какую смерть они вам уготовили? Вас бы сожгли заживо, пытками превратив перед смертью в воющий от боли кусок мяса.
Молчу. У Рассмуссена лицо строгого папаши, отчитавшего нерадивого сына. Он переводит дух после назидательной тирады и уже более человечным тоном спрашивает:
— Что еще вас интересует, Николай Михайлович?
— Две спецслужбы ищут таких как я, привычно убивая друг друга в процессе поисков. Значит, таких много?
