Зима стальных метелей (CИ) - Лабунский Станислав (книги бесплатно без TXT, FB2) 📗
— И товарищ старший майор их всех оденет в лагерные фуфайки, и заставит пальмы пилить, — закончил мою картинку неожиданными мазками Меркулов.
Ну, уголовник, чего с него возьмешь, с дурака, кроме анализа?
— А почему пальмы? — спросил кто-то из окружающего народа.
— Потому что сосна там не растет, — пояснили ему.
А мысль о том, что всех в фуфайки одеть — всем была понятна. Надо же куда-то бирки с лагерным номером пришивать.
— Вот так, товарищ майор, и вы об этом помните, когда будете немецкие бензовозы жечь. До вечера отдыхайте, а там мы вас на персональном буксире в тыл противника и забросим. Пошли, рексы спецназа, растрясем жирок, пора наш катер встречать, — говорю своим орлам.
Света с нами увязалась. Ох, думаю, сейчас начнется воспитательный процесс, а Меркулов уже матом кроет в три загиба, и в бога, и в черта, и их маму — деву Марию. У Капкана лицо окаменело, готов и к смерти, и к бессмертной славе, и даже товарищ Иванова громко помянула педерастов гнойных, видно, племя молодое, незнакомое.
Один я ничего не понимаю. Берег канала пустой. Наша баржа четверть ширины занимает, а тут три катерка жмутся, правда на одном из них пулемет стоит зенитный, как на нашем буксире, ****ь!
Подошли мы неспешно, куда уж тут спешить, и спрашиваю я у старшего сержанта НКВД Хренегознаеткого:
— Ну и как ты нашу баржу с грузом просрать умудрился? А? Дай ответ, да желательно внятный.
— Товарищ старший майор, разрешите доложить, — на меня этот любитель официоза решил внимания не обращать, не я в группе по званию главный.
Тут он угадал. Но не совсем. Капкан пулеметом повел, ствол прямо в живот уставился. Осекся докладчик на полуслове.
— Нет, — говорю. — Он просто тупой дятел. Не убивать же его за это. Готовьтесь, вечером десант в немецкий тыл, пойдете с группой. Закончился ваш курорт — пора снова воевать. Такие дела.
Развернулся, иду, и радуюсь, что спор выиграл, и муку мне отдавать не надо. А то бледно я бы выглядел с тупыми объяснениями, что караульный наряд НКВД утратил охраняемое имущество. Скажи кому — никто не поверит.
— Меркулов, вернись, узнай, что и как было, потом расскажешь, — говорю, а в меня Света вцепляется.
— Не расскажешь, а — доложишь! И у тебя через слово так! Я требую объяснений!
Вот-вот, это и имелось в виду. Как тяжко столько притворяться, пытаясь в общество втираться. Это давно заметил его превосходительство посол Российской Империи господин Грибоедов. Умный был человек, за что и убили. Нас — умных, никто не любит.
— И ты не куришь, — добавил Капкан.
И этот туда же.
— Разведка спецназа не курит. Курильщик через два часа в засаде ерзать начнет, а иногда наблюдение надо и сутки вести, и двое. И с дисциплиной у нас иначе. В спецназе одна девушка для танцев, ее зовут смерть. А когда все танцуют вместе — то уставными условностями можно и пренебречь, — отвечаю. — Все понятно, подозрительные вы мои?
— Я тогда тоже курить перестану, — принял решение Михеев.
— Смотри сам. Слово человека — золотое слово. У нас кроме него, в жизни и нет ничего своего. Избегай максимализма, брат Олег. Говори — попробую бросить, — учу жизни кадрового чекиста. — Ну, и вы мне помогайте, если что не так.
В управление вернулись — там все у доски приказов столпились. Ага, думаю, Гоша Жуков очередную эпистолу написал. У него всегда одна песня, всех расстрелять. Что там сейчас? От семнадцатого сентября, черт как долго я живу, уже сентябрь.… Так, боевой приказ. За оставление без письменного приказа указанного рубежа все командиры, политработники и бойцы подлежат немедленному расстрелу…
Ну, все как всегда у Гоши. Политработников стрелять — это правильно. Эти гниды сами дорожку выбрали — на чужих костях и кровушке карьеру строить. А бойцов за что? Откуда рядовому или даже сержанту знать, есть письменный приказ штаба армии на отступление или нет? Кто ему скажет? Может сам Гоша дойдет до рядового солдатика, поделится с ним сухариком генеральским, понюхает его портянки, и даст ему лишнюю обойму патронов? Счас. Не дождаться нам этого. Надо этого стратега с нашего фронта убирать. Он в августе под Ровно пять тысяч танков немцам отдал и сжег без малейшей пользы, так наши четыре армии ему на один зуб. Всех угробит, а сам привычно убежит. Сядет на самолетик, и крылышками помашет.
И опять тишина. И все на меня смотрят. Кажется, мой внутренний монолог случайно вырвался наружу.
— Ладно, — говорю, — мы еще живы. Прорвемся. Ставлю боевую задачу. Всем искать по городу баржи, буксиры, катера и так далее. Готовить списки на эвакуацию. Родственники, друзья, дети, подростки, женщины. Надо спасать народ. А то после победы ее праздновать будет некому. Не стоим — работаем! Звоним, бегаем по всяким конторам, фабрикам, заводам. Штаб по эвакуации будет в приемной замначальника управления. Мы там же будем.
Засели в приемной, дверь в коридор настежь, притащили столы из буфета, девушку среднего возраста с самоваром и стали думу думать. Из складских подвалов нам выдали несколько футляров с картинами. Так — вещественное доказательство по делу об ограблении посольства. Вот как, восемнадцатый год! Автор — предположительно, Рафаэль. Ну, ни черта себе! Это жирно для подружки Жукова, певицы Руслановой. Рафаэля мы себе оставим. Когда ее в сорок шестом году возьмут, наши доблестные органы у милой дамы изымут двести картин и шкатулку с бриллиантами на сумму в два миллиона рублей золотом. Воистину — алмазы лучшие друзья девушек…
Но до этого радостного момента еще очень далеко, и нам придется мило улыбаться этой мародерке, что прилетела в осажденный город за легкой добычей.
— Для начала неплохо. Сегодня отдадим пять картин — Айвазовского, Левитана, двух Серовых и Репина. Остальные семь картин отвозим в политотдел флота. И сообщаем их адрес прислуге Жукова. Те захотят хозяина порадовать, картины у комиссаров отберут, скандал получится, а солдатикам и матросикам будет легче. А там мы еще что-нибудь придумаем, чтобы Гоша широкомасштабное наступление не устроил по всему фронту. А то будет тут такой же крах, как в Бресте. Что нежелательно, — подвожу я черту.
Интрига определена, пора действовать. Картины в штаб фронта к генеральскому порученцу повезут бывший опальный полковник и старший майор НКВД Иванова. После чего полковник вернется на фронт, и вряд ли мы уже больше увидимся. Меркулов прибежал, тоже успел нашему крестнику руку на прощание пожать, делегация с дарами данайцев убыла, и остались мы вчетвером, не считая девушки с самоваром. Наша ударная тройка и бывший армейский разведчик, а ныне диверсант майор Петров.
— А чего мы?! — возмутился Михеев.
— Да не кипятись ты, — говорю и ему, и Меркулову, ну и Петров пусть послушает. — Мы не испугались. Просто Жукова с нашими силами и возможностями ликвидировать нельзя. А если нельзя гнойник вскрыть, будем прикладывать припарки. Авось сам лопнет. Это три святых спецназовских слова — авось, небось и фарт. Поспим полчасика, пока не началось, а ты, майор, вообще отдыхай — тебе ночью в десант идти.
Рухнули мы на привычные матрасы, и отключились моментально. Солдат спит — служба идет.
Первую баржу нашли в тресте озеленения. Но у нее был небольшой недостаток — низкий борт. Во второй половине сентября волны на Ладоге бывают немаленькие.
— Значит, мы на ней будем группу Петрова высаживать, — принял я решение.
Петров услышал, что у него есть транспорт, сразу вскочил, навьючил своих штрафников оружием, боеприпасами и скудным пайком. Шесть буханок хлеба на всех и пара банок тушенки. Это им на ужин, а завтрак десант добудет в бою.
— Петров, — говорю неожиданно, — уходи потом дальше, на Запад. Мир велик и прекрасен, просто поживи за нас, за всех, у кого такого шанса не будет. Воюй за себя, не за родину, и уж тем более, не за товарища Сталина. Удачи тебе.
— Пошли вместе, — предлагает майор в ответ.
Я даже задумался. Нет, с девичьим отрядом по немецким тылам не пройти. А здесь их без присмотра бросить тоже не вариант.
