Танненберг (СИ) - Михельсон Андрей (электронная книга .txt) 📗
– Замечательно. Ну, дальше смысл понятен. Пустые эшелоны заезжают на запасные пути, и ждут, когда пройдут гружёные. А затем следуют сюда. Расчётное время прибытия тринадцать часов. Когда первая очередь прибывает в исходную точку, то в неё начинается погрузка пехоты и обоза второй дивизии. Заканчивают в четырнадцать тридцать и отправляются. В Цеханове разминаются со второй очередью, прибывают в Млаву в шестнадцать тридцать. В восемнадцать часов заканчивают разгрузку и едут обратно. А здесь к этому времени уже загружены эшелоны со всем остальным хозяйством корпуса. Два эшелона с артиллерией второй дивизии, её обоз, два эшелона с лошадьми кавалерийского полка, и объединённый эшелон с линейным составом кавалерийского полка, двумя ротами связистов, штабом и их имуществом. Эта вторая очередь прибывает в Млаву в двадцать часов, и на этом переброску корпуса можно считать законченной. С шести до двадцати – четырнадцать часов, и корпус в полном составе переброшен непосредственно к зоне боевых действий и уже может влиять на ситуацию одним фактом своего присутствия. Мы ничего не упустили?
Помолчав, Орановский согласился:
– Основное всё, если какая мелочь и всплывёт, то думаю, можно исправить стараниями Александра Владимировича.
– Тогда дальше. В двадцать часов эшелоны первой очереди уже на нашей временной станции, и могут приступать к погрузке следующего корпуса. Теперь не будем вдаваться в детали, и сразу посчитаем, что его переброска закончится через те же четырнадцать часов, то есть в десять утра на следующий день. Разве следует уточнить, что части, выгружаемые в Млаве в темноте, никуда не выдвигаются, а только отходят на некоторое расстояние от путей, чтобы освободить место для прибывающих следом. С рассветом начинают движение. И соответственно, если у нас в зоне железной дороги будет даже третий корпус, то мы закончим его переброску к исходу второго дня, в двадцать четыре часа. С учётом того, что движение он сможет начать только на рассвете, примерно в шесть утра, у нас на переброску полного состава трёх корпусов уйдёт двое суток, вместо трёх суток изнурительного марша. А для обозов и артиллерии, скорее всего и четырёх. В конце мы перебрасываем в Млаву ремонтные бригады железнодорожников со своим имуществом, и занимаемся перевозкой парков и провианта.
Некоторое время все помолчали в раздумьях, после чего Самсонов подвёл итог их маленькому совещанию:
– В любом случае, это только основной набросок. Наверняка всплывут ещё какие-то детали, которые потребуют дополнительного обсуждения.
– Думаю, надо назначить начальников на каждый поезд, которые будут следить за его общим состоянием. – Добавил Орановский. – А на грузовые эшелоны ещё и хотя бы несколько солдат, которые должны следить за тем, чтобы после выгрузки убирали обратно трапы. И разрешение на отправку поезда, а также выдвижение на марш прибывшей части, должен давать начальник поезда. Если назначенные солдаты доложат ему о неубранных трапах, то начальник должен требовать исправления ситуации, и в случае неповиновения немедленно докладывать командованию. В общем, этот вопрос надо продумать заранее, и довести до сведения всех командиров. Я займусь этим, Александр Владимирович.
Самсонов согласно кивнул.
– И трапы надо бы изготовить с запасом. – Добавил Лядов. – На случай их утери, или поломки. Пусть здесь на временной станции и будет этот запас.
– Тоже верно. – Подтвердил Самсонов.
– И систему оповещения надо продумать. Я распишу в ближайшее время порядок следования и необходимые мероприятия. Нужны будут люди.
– Я утвержу, нам это ещё не раз, думаю, пригодится. – Ответил Самсонов.
Поговорив ещё о количестве нужных вагонов и локомотивов, пришли к выводу, что набрать их вполне реально. Поскольку был уже поздний вечер, то разошлись. А Самсонов, посидев немного в вечерней тишине, отправился ужинать. В прежний ресторан решил не ходить, опасаясь снова нарваться на пани Полонскую. Но проходя мимо парадного крыльца, в свете фонарей увидел стоявший невдалеке от входа стройный женский силуэт в длинном платье. Их разделяла дорога. На голове у дамы была шляпа с большими полями, отбрасывавшими тень на лицо. Черты разобрать было совершенно невозможно, но он был уверен, что женщина смотрит на него. И также был уверен, что это Полонская. Он почувствовал, как на душе заскребли кошки, а ноги сами сделали несколько шагов ей навстречу. «Остановись, идиот!» – Пронеслось в голове. Это подействовало отрезвляюще, и он встал, как вкопанный. Нет, так нельзя. Добром это точно не кончится. Не хватало ещё тут амуры крутить. А Катя? Чёрт, надо ей хоть телеграмму отправить. А лучше письмо написать. Успокоить, утешить, ободрить… Перед своим отъездом из Кисловодска, они договорились, что она поедет в своё родное поместье Акуловку под Елисаветградом. При мыслях о жене на душе стало спокойней, он снова обрёл в себе уверенность. Поправил фуражку, и размеренным шагом пошёл дальше. Совсем рядом с домом, где у него были апартаменты, он забрёл в небольшой ресторанчик. Внутри оказалось чисто и уютно, а на небольшой сцене нежным голоском пела молодая девушка что-то о неразделённой любви и вечных страданиях. Пела по-польски, но он хорошо знал язык. Нервы шалили. Подошедшему официанту он заказал сразу рюмку жубровки и солёной севрюги. А когда тот принёс, то заказал еду, и попросил бумагу с пером. Сутулясь за небольшим столиком при свете настольной лампы, он скрипел пером, выводя то самое, сокровенное – «дорогая моя Катенька». Разумеется, что ничего он ей не писал о своих заботах и проблемах, хвалил Василия за расторопность, упомянул, что хорошо устроился с жильём и у него много работы. Спрашивал, как дети, как сама себя чувствует. Интересовался общими знакомыми в Елисаветграде. И эти незатейливые строки придавали ему уверенности, и давали надежду, что он не зря живёт и старается что-то изменить в предначертанном судьбой. И себе и России. Закончив писать, он подул на бумагу, потом отложил её в сторону и хряпнул жубровки, с удовольствием закусив сочным ломтиком рыбы. Дождавшись, когда чернила просохнут, сложил листок в четверо, и спрятал в нагрудный карман. После сытного ужина завалился спать в своей квартире, поведав Василию, что «лёд тронулся», и едва удержался от добавления про присяжных заседателей. Этого верный денщик точно бы не вынес.
Глава 5
Утро седьмого августа было таким же солнечным, как и предыдущие. Время неумолимо тикало, отмеряя часы и минуты до того момента, как всё должно свершиться. Пока Самсонов приводил себя в порядок, Василий сходил на почту, и купил конверт. Пришлось немного подождать его. Затем тщательно запечатал письмо и вышел. По пути опустил своё послание в почтовый ящик.
В штабе его ждала уже кипа бумаг от ночной смены. Все они проходили через различные должностные инстанции при штабе, и там уже стояли подписи его офицеров. Но на многих должна быть и его подпись. Можно было, конечно, подмахнуть не глядя, но и Самсонов, и Анисимов, прекрасно знали, что так обычно наживают себе много неприятностей. А в данном случае, не только себе, но и целой армии. Но это он будет смотреть потом, благо пометок «срочно» нигде нет, и никто персонально его внимания не требует. А значит, пока что можно заняться другими делами, более важными на его взгляд. Начать следовало с Лядова, как наиболее активного. Что у него за ночь произошло. Когда полковник пришёл, то доложил, что предполагаемые пассажирские вагоны на станциях обнаружены вместе с локомотивами. Паровозные бригады для них мобилизованы, и всё это в ближайшее время должно отправиться в Новогеоргиевск. Также, на запасных путях в Цеханове, Серпце, и в Варшаве, обнаружены опечатанные составы с грузами, предназначенными для отправки в Германию, но из-за объявленной войны остановленных. Таких составов в сумме обнаружено семь штук, в среднем по сорок вагонов. Что даёт двести восемьдесят товарных вагонов. Уже идёт поиск владельцев грузов. В Плоцке на боковых ветках, ведущих к заводам и фабрикам, обнаружено ещё сорок товарных вагонов, и шесть паровозов. В Глиноецке на кирпичных заводах и карьерах – сто товарных вагонов и семьдесят платформ. Плюс четыре паровоза. А в Велишеве, в районе песчаных карьеров, двадцать платформ и сто открытых полувагонов. И также четыре паровоза. Это всё не считая того, что было обнаружено на пассажирских маршрутах и на запасных путях Варшавы вчера.
