Да, та самая миледи - Галанина Юлия Евгеньевна (чтение книг .txt) 📗
У меня было полное чувство, что разговор наш замкнулся в кольцо и мы, как фигурки в нюрнбергской музыкальной шкатулке, повторяем который раз одно и то же, ни на дюйм не доверяя друг другу.
– Конечно! – Д'Артаньян бросил поиски штанов и сел на кровать. – Но если Вы любите меня, как говорите, то неужели Вы не боитесь за меня хоть немного?
– Чего я могу бояться? – искренне удивилась я.
– Как чего? – возмутился д'Артаньян. – Я могу быть опасно ранен, даже убит…
Такие опасения у человека, который уложил графа за три секунды, когда тот был здоров и бодр! И он боится, что де Вард убьет его сейчас, после того как он еще не оправился от его же, д'Артаньяна, ран. Странные страхи для храбреца!
– Этого не может быть, – мягко сказала я ему. – Вы такой храбрый и так искусно владеете шпагой…
– Скажите, – вдруг накрыл мою ладонь своей д'Артаньян. – Разве Вы не предпочли бы какую-нибудь другую месть, не требующую пролития крови?
Ну почему же нет?.. Предпочла бы. Яму, полную ядовитыми африканскими гадюками, в которую сама бы и столкнула де Барда. Только мы не в Африке. Почему он кружит?
– Право, – сказала я задумчиво, высвобождая ладонь, – мне кажется, что Вы колеблетесь.
– Нет, я не колеблюсь! – воинственно возразил д'Артаньян. – Но, право, мне жаль этого бедного графа де Варда с тех пор, как Вы его не любите. И мне кажется, что всякий человек уже вследствие того, что лишился Вашей любви, так жестоко наказан, что нет надобности наказывать его еще как-нибудь.
Да не разлюбила я его, дурачок! Потому и жажду ежесекундно его смерти! Будь я к нему равнодушна, разве металась я бы тут тигрицей?
– Кто Вам сказал, что я любила его?
– Во всяком случае, – ловко уклонился от ответа д'Артаньян, – я смею думать без чрезмерной самонадеянности, что сейчас Вы любите другого, и, повторяю Вам, я сочувствую графу.
Ну и самомнение! Просто чудовищное! Милый мальчик, если ты сегодня и вжимал меня своим поджарым смуглым телом в перину, это совсем не говорит о том, что я тебя люблю! Как у мужчин все просто!
– Вы-ы? Сочувствуете графу?!
– Дая.
– Но почему же именно Вы? – что-то похожее на любопытство проснулось во мне.
– Потому что я один знаю… – загадочно начал д'Артаньян.
– Что?
– …что он далеко не так виновен или, вернее, не был так виновен перед Вами, как кажется.
– Объяснитесь! – резко сказала я. – Объяснитесь, потому что я положительно не понимаю, что Вы хотите этим сказать.
Д'Артаньян придвинулся ко мне вплотную и обнял.
– Я человек благородный! – заявил он. – И с тех пор, как Ваша любовь принадлежит мне, с тех пор, как я уверен в ней… а я ведь могу быть уверен в нашей любви, не так ли?
Святая дева, что он несет?
– Да, да, конечно… Дальше!!!
– Так вот, я чувствую себя в каком-то восторге, и лишь одно признание тяготит меня…
– Признание?
– Если бы я сомневался в Вашей любви, я бы не сделал его, но ведь Вы любите меня, моя прекрасная возлюбленная? Не правда ли, Вы… Вы меня любите?
– Разумеется, люблю… – процедила я сквозь стиснутые зубы.
– В таком случае, если бы вследствие чрезмерной любви к Вам я оказался бы в чем-нибудь виноват перед Вами, Вы меня простили бы?
– Возможно…
Д'Артаньян попытался поцеловать меня, но я его оттолкнула.
– Признание… Что это за признание?
– Вы назначили де Варду свидание в этот четверг в этой самой комнате, не правда ли?
Сказать, что я была поражена, ничего не сказать.
– Я! Нет, ничего подобного не было! – Да я на исповеди буду все отрицать, что этот щенок о себе думает, я ему все тут и расскажу?!
– Не лгите, мой прелестный ангел, это бесполезно! – с довольной улыбкой заявил д'Артаньян.
– Что это значит?! – закричала я. – Говорите же! Вы меня уморите!
– О, успокойтесь, – обнял меня еще крепче д'Артаньян. – Вы не виноваты передо мной! И я уже простил Вас!
Господи, да какое мне дело до его отношения ко мне?! Что он там мне простил?
По-моему, я еще не успела нагадить ему в такой степени, чтобы меня уже можно было прощать! А может, я сплю? Уснула вечером, а свидание с гасконцем только предстоит, вот мне с расстройства и снится всякая пакость?
Я ущипнула себя. Нет, не сплю. Ущипнуть д'Артаньяна? Нет, лучше пусть говорит.
– Но что же дальше, дальше?
– Де Вард не может ничем похвастать.
Час от часу не легче… Как это не может, он тут такое творил?!
– Почему? Ведь Вы же сами сказали мне, что это кольцо…
– Это кольцо, любовь моя, у меня. Граф де Вард, бывший у Вас все эти ночи, и сегодняшний д'Артаньян – это одно и то же лицо.
– Что?!!
– Сударыня, Вы были безумно довольны любовью де Варда, но это была любовь д'Артаньяна, так что Вы ничего не потеряли и не должны огорчаться. Какая Вам разница, кто Вас любил тогда, если Вам было хорошо, а это был я? Я и остался с Вами! – д'Артаньян выговорил это самым убежденным в правоте своих слов тоном.
У него был вид кающегося грешника, которому сейчас охотно отпустят все грехи.
Так вот, значит, как обстоят наши дела?!
Этот порядочный человек перехватил мои письма к графу, ответил за него, забрался в мою постель под его личиной, порезвился там всласть, слизывая нектар чужой любви, затем написал письмецо, где смешал меня с грязью, но перстень – залог любви – почему-то не вернул, выждал время, давая моей ярости на графа разгореться, пришел и охотно согласился убить ни в чем неповинного человека в обмен на возможность опять погреться со мной под одним одеялом, затем покувыркался в моей кровати уже под собственным именем, все мне простил, мерзавец, и весело объявил, что я не должна иметь претензий! Какая мне разница, с кем спать?
Если это называется порядочностью, то что же называется подлостью? Мое желание любить человека, которого люблю, и растить детей, не опасаясь, что их убьют в любой момент? Или желание ненавидимого такими людьми кардинала Ришелье сделать Францию сильной и единой?
С искаженным лицом я стряхнула с себя гасконца и соскочила с кровати. Д'Артаньян вцепился в батистовый пеньюар, пытаясь меня удержать. Я дернулась, нежный батист, конечно же, не выдержал.
Д'Артаньян с ужасом уставился на мое клеймо на плече.
Что, малыш, не видел, как клеймят девушек такие же порядочные люди, как ты?
– Боже милосердный! – вскричал он.
Даже без этого, ненужного ему знания, гасконец подписал себе смертный приговор.
– Негодяй! Ты умрешь! – предсказала я ему его дальнейшую судьбу.
В шкатулке с инкрустацией, стоявшей на туалетном столике, валялся крохотный кинжал с золотой рукояткой, что-то типа стилета. Так, безделушка. Лезвие его было тонким, но острым. Но хоть какое-то подобие оружия. Я откинула крышку шкатулки и схватила кинжал. Затем кинулась с ним к насквозь порядочному гасконцу.
Д'Артаньян перепугался насмерть. Он отпрянул к стене и, не отрывая от меня испуганного взгляда, рукой нашаривал брошенную на кресло перевязь. Нашарил и выхватил шпагу.
Со шпагой в руке он стал значительно смелее. Я сразу же почувствовала ее острие у самой груди. Это была дуэльная рапира с граненым клинком, Я попыталась схватить ее за клинок руками, но д'Артаньян легко уклонялся от моих рук и нацеливал ее острие то мне в глаза, то в грудь.
Спиной вперед он соскользнул с кровати на пол, отходя к двери. Ты ее сам запер, мой дорогой! Я пантерой кидалась на него, но что может сделать крохотный кинжал с боевой шпагой? Дамская игрушка!
– Отлично, моя красавица! Отлично! – шпага вернула д'Артаньяну не только смелость, но и остроумие. – Но только, ради бога, успокойтесь, не то я нарисую вторую лилию на Ваших прелестных щечках.
Ты-то нарисуешь, не сомневаюсь, благородный д'Артаньян!
– Подлец! – бросала я ему в лицо упреки, ранившие его ровно столько же, сколько могут ранить пушистые перья. – Подлец!
Внезапно открылась дверь, ведущая в комнату Кэт, и д'Артаньян молниеносно воспользовался так вовремя проявившейся дорогой к спасению. Дверь захлопнулась, и с той стороны завизжала задвижка.
