Ассирийские танки у врат Мемфиса - Ахманов Михаил Сергеевич (читать книги онлайн бесплатно регистрация TXT) 📗
– Не повезло нам, – помрачнев, заметил Хоремджет.
– Все же повезло, – возразил Давид. – Вспомни, достойный знаменосец: не случись этого налета, сидели бы мы в яме и долбили камень.
– Не стоит сетовать на судьбу, какую нам определил Амон. Спорящий с ним рискует задницей, – подвел я итог дискуссии.
Снаружи раздались крики и гул голосов – прибыл Левкипп со своими людьми. Мы вышли на галерею. Я велел собрать оружие и остатки боеприпасов, а убитых уложить аккуратно в траншее и засыпать песком. Такой уж выпал жребий моему отряду: сегодня мы стали похоронной командой, хоть хоронили своих не по обычаю. Но с Амоном, как сказано выше, не спорят.
Была у меня еще одна забота – или, вернее, надежда. Я представлял, что здесь случилось: увидел командир охранников, как с неба спускаются цеппелины, и понял, что против этой силы ему не устоять. А если так, нужно звать подмогу. Он и вызвал, только откликнулся лишь старшина маджаев с западного берега. Ну, благой Осирис их вознаградит за отвагу… Не в маджаях дело, а в том, что без ушебти вызвать их было нельзя. И если ушебти уцелел, я бы от него не отказался.
Нашли мне этот ушебти – в углу траншеи, у пулеметного гнезда, рядом с погибшим офицером. Полевая модель, не очень мощная, на сотню сехенов берет, но лучше, чем ничего. Зато габариты подходящие, в сумке можно унести, и сумка тоже имеется. Аппарат знакомый – точно такой же был у меня в штабе чезета.
Погибших уложили в траншее, и я начал обходить их молчаливый строй, останавливаясь и отдавая воинам салют. К счастью, тела их носили следы от пуль и клинков, но не от зубов, когтей и клювов – стойкий запах пороха отгонял шакалов и птиц. Давид, Хоремджет и Левкипп шли со мной; афинянин что-то бормотал под нос, но греческий я знаю хуже латыни и различил одно лишь слово – спартанос.
– Молишься? – спросил я Левкиппа.
– Нет, чезу. Я вспомнил о Фермопилах, царе Леониде и его воинах. Эти, – он показал взглядом на траншею, – лежат как триста спартанцев. Бились отчаянно и погибли, исполнив свой долг… Герои!
О нынешних спартанцах и их полководцах я невысокого мнения, но должен признать, что в старину, в эпоху меча и копья, были они умелыми и грозными бойцами. Про Леонида и битву у Фермопил мне доводилось слышать – эта информация закрытой не была, ведь сражались спартанцы с персами, а персы, как и ассиры, наши исконные враги. Однако бедолаг, лежавших в траншее, я бы с тем спартанским войском не сравнил. Те воины бились за свободу и своих богов, а эти, в траншее, – за иллюзию. За пустышку, возведенную в песках, чтобы обмануть ассиров.
Я сказал об этом Левкиппу, но он со мной не согласился. Ему казалось, что идея значит больше, чем реальный объект героизма; пусть погибшие дрались из-за фальшивой усыпальницы, но они-то считали, что бьются за святыню, за фараона и честь родной земли. И потому их подвиг столь же славен, как у спартанцев Леонида; те и другие не отступили перед врагом, явив примеры доблести. Но в этом ли правда? Я не так образован, как Левкипп, я всего лишь сын ткача, и полагаю, что идеи – пряжа, а реальность – то, что из нее соткут; может, тонкое полотно, а может, мешковину. Впрочем, греки всегда были склонны к пустой философии.
Мы шли вдоль ряда мертвых солдат, лежавших в подобающих позах, со скрещенными на груди руками. Вдруг Давид замер, потом спрыгнул вниз и приподнял за плечи одного из воинов. Лицо погибшего было в засохшей крови, висок раздроблен пулей, но сквозь маску смерти проступало что-то знакомое.
– Чезу! – Голос Давида дрогнул. – Чезу, это ведь Хоремхеб! Из наших Волков!
Теперь и я его узнал. Хоремхеб, теп-меджет первой череды… Хоремхеб, которому велели собирать расстрельную команду…
Под сердцем у меня похолодело. На мгновение почудилось мне, что весь мой чезет – в этой проклятой траншее, что лежат там все мои товарищи, кто с пробитой пулей грудью, кто с перерезанным горлом. Воистину, страшный был миг! Миг, когда не можешь отделить жизнь от смерти.
– Ищи! – приказал я Давиду. – Я хочу выяснить, сколько тут наших. Ищи!
– Что с тобой, семер? – спросил Левкипп, переглянувшись с Хоремджетом. – Этот человек тебе знаком?
Я молча кивнул, наблюдая, как Давид шагает вдоль траншеи и всматривается в мертвые лица. Он добрался до конца, вернулся и произнес:
– Больше никого, чезу. Здесь только Хоремхеб.
Хоремхеб был моим ровесником и отслужил лет двадцать. Случается, что солдата – тем более опытного – переводят из части в часть, из Финикии на Синай, или на берег Хапи, или в пустыню запада… Случается! Ушел Хоремхеб из волчьей стаи, ушел и погиб, но стая жива.
Не повезло тебе, дружище, подумал я и бросил горсть песка на тело Хоремхеба. Пусть будет милостив к тебе Осирис!
Люди Левкиппа забросали траншею песком, и мы возвратились в оазис. Там тоже шла погребальная церемония: жителей деревни укладывали в яму, пристраивали к телам отрубленные головы и конечности, прикрывали раны остатками одежды. Читал молитвы лекарь, голосил Кенамун; солдаты, грязные и уставшие, таскали тела на носилках из жердей. Но недовольства никто не выказывал и никто не просил об отдыхе.
Временами я думаю – не зря ли мы, уроженцы Та-Кем, столь тщательно заботимся о мертвых? Пирамиды, саргофаги, усыпальницы, мумии в пеленах, расписные стены гробниц, горшки с едой, кувшины с вином и сундуки, полные добра… Все это требует больших расходов и трудов, тогда как никто не пришел к нам из Царства Мертвых и не поведал, на пользу ли наши заботы покойным. Царство это у разных народов зовется по-разному, но в нынешний просвещенный век было бы глупостью воображать, что роме попадают в Поля Иалу, греки – в Аид, а римляне, персы, ассиры и все остальные – куда-то еще, в соответствии с национальной принадлежностью. Нет, заупокойный мир един, ибо едина человеческая сущность; человек зарождается между мочой и калом, в дни свои месит ил и навоз, и в муках уходит за горизонты Запада. Но там, в неведомых далях, наши усопшие будут первыми, так как мы снарядили их лучше других; первыми явятся они на божий суд и первыми узнают, что боги им приуготовили. И потому мы уважаем смерть.
К вечеру мы выполнили свой священный долг: яма была засыпана, молитвы прочитаны, родники очищены от грязи, и люди смогли помыться. Амени раздавал варево из походных котлов, обычную солдатскую еду, просяную кашу с чесноком и луком. Свежего мяса в Нефере не нашлось – несомненно, скот и птицу ассиры перерезали и забрали с собой.
Когда на небе зажглась первая звезда, вернулся Иапет, ходивший с тремя ливийцами на разведку. Эти люди умели читать следы и всевозможные знаки, какие оставляет человек в пустыне; от глаз их не могли укрыться ни сдвинутый камень, ни косточка от съеденного финика. Иапет доложил, что ассиры, покинув оазис, двинулись на северо-запад. Они прошли десятую часть сехена, а затем колонна разделилась на мелкие отряды, коих ливийцы насчитали больше двадцати. Отряды разошлись веером: крайние – точно на запад и на север, а остальные – между ними. Такой маневр подтверждал, что десантники что-то ищут и намерены прочесать окрестности. Судя по глубине отпечатков ног и шин и фекалиям, оставленным солдатами, ассиры выступили из оазиса три дня назад – значит, могли удалиться от нас на пять-шесть сехенов. Возможно и больше, так как у них имелся транспорт.
Кроме слов мои ливийцы принесли нечто более вещественное: пуговицу с крылатым быком, окровавленный бинт и смятый лист газеты. Я внимательно их осмотрел. Пуговица служила доказательством того, что по пустыне бродят Собаки Саргона, элитная часть месопотапо, а бинт – что у ассиров есть раненые. Удивляться этому не приходилось – бой с отрядом, охранявшим усыпальницу, стоил определенных потерь, не менее сотни убитых и пары сотен раненых. Я подумал, что многие из них умрут, ибо ассиры непривычны к безжалостному зною и пескам; одно дело – летать над барханами, и совсем другое – тащиться по их склонам под гневным оком Ра.
С этой мыслью я взялся за газету, но дурацкая клинопись ассиров была мне понятна не больше, чем отпечатки птичьих лап. Пришлось звать Хоремджета и Левкиппа. Вдвоем они разобрались, что в этих «Анналах Ниневии» перечисляются казни предателей, захваченная добыча и победы, будто бы одержанные на фронтах, а еще есть масса дворцовых сплетен и патриотических лозунгов. Лишь одна заметка привлекла их внимание: в ней сообщалось, что Та-Кем на грани катастрофы, что этот колосс на глиняных ногах готов упасть под натиском ассирского оружия, что и случится после операции «Буря в пустыне». В какой пустыне – Сирийской, Синайской, Нубийской или Ливийской – о том, конечно, не сообщалось.
