Команданте Мамба (СИ) - Птица Алексей (читать книги полные .TXT) 📗
Проснувшись утром, Феликс настроился на беседу, подготовил пятёрку своих людей, выбрав наиболее угрюмых и злых, со слабыми следами интеллекта на лице. И, ближе к обеду, направился искать вождя. К этому времени, бельгийский кеч, работая вёслами, отошёл от пристани. Выйдя на стремнину и подняв пару небольших парусов на мачте, он отправился вниз по реке, к месту, где она соединяется с Конго, а потом к месту своего назначения.
Проводив судно глазами, немец продолжил свой путь. И сейчас стоя внутри хижины, напряжённо всматриваясь в фигуру вождя, пытался понять, как правильно начать сложный разговор. Вождь, называющий себя «команданте Мамба», сидел неподвижной чёрной глыбой, и вяло тыкал прутиком в давно потухшие угли.
Феликс фон Штуббе одёрнул старый мундир и снял с головы пробковый шлем, купленный, по случаю, у англичан. Затем подтянул к себе трухлявый чурбан, стоявший у стены, и сел на него. Вождь чернокожих молчал, вращая белыми белками глаз в полумраке хижины.
Пожав плечами, Штуббе вытащил из внутреннего кармана кителя серебряный портсигар. Щёлкнув замком, открыл его и достал оттуда пахитоску. Размял, пахнущую дорогим ароматным табаком, тонкую колбаску и прикурил её от, почти потухших, углей очага. Сигарета затлела. Он поднёс её к губам, глубоко затянулся, втягивая в себя горький дым, а потом выпустил его неровными кольцами, которые плавно стали подниматься вверх к самому потолку хижины, постепенно увеличиваясь в размерах и теряя свою первоначальную форму.
Вождь проводил взглядом одно из колец, вздохнул, и сказал по-русски.
— Может хватить курить — и добавил, — курить— здоровью вредить!
Феликс невозмутимо затянулся в последний раз, контролируя огонёк, сожравший две трети сигареты, и, затушив окурок о глиняный пол хижины, аккуратно положил его в угли, после чего начал разговор.
— От лица … Только было начавшийся диалог был грубо прерван Луишем, прибежавшим откуда-то издалека и собиравшимся снова работать толмачом. Заскочив в хижину, он встал около вождя, и, заняв место за его спиной, приготовился переводить.
Штуббе сделал паузу и сказал, теперь уже по-немецки.
— От лица моего императора Вильгельма Второго, я уполномочен вести переговоры по приобретению в интересах Германии любых земель на территории Африки, и имею соответствующие документы. После этих слов, он вытащил из-под подкладки пробкового шлема пакет из плотной грубой бумаги. Раскрыв его, вынул несколько, вдвое сложенных, листов и передал их Луишу.
Смысл этих бумаг был аналогичным, по содержанию, документам капитана Леонардо де Брюлле. Как говорится, те же яйца, только в профиль. Началось изучение документов, которые Луиш, из-за плохого знания немецкого, долго читал, смешно шевеля при этом губами, но через десять минут он все-таки справился с мудрёным готическим шрифтом. Выслушав сбивчивый перевод, команданте Мамба начал разговор, снова перейдя на русский.
— И что вы можете предложить мне за мои земли? — на чистом русском обратился он напрямую к Штуббе.
Штуббе молчал, некоторое время, взвешивая слова на предмет их значимости, перед тем, как они сорвутся с его языка, и рассматривая вождя своими холодными, как лёд, и такими же прозрачными глазами. Молчал и вождь, в свою очередь, буравя оппонента взглядом чёрных глаз.
— Откуда вы так хорошо знаете русский язык?
— Мама научила!
— У вас была русская мать? Здесь? В центре Африки.
— Нет, не здесь! И это не имеет никакого отношения к делу. Что вы можете мне предложить?
Феликс наморщил нос, скептически глядя на дерзкого вождя, не самого большого в Африке, племени. Новые подробности личной жизни, и тайна происхождения вождя, только добавили пищи для размышлений, и топлива в топку мыслительного процесса его разума.
Мозг «кипел», обрабатывая мегабайты противоречащей друг другу информации. Того, кто сидел перед ним, не могло существовать от слова совсем, и, особенно, в это время. Ни о каких русских здесь не могло быть и речи, а тем более, о поистине мифических русских женщинах. Хотя…,мог иметь место совершенно фантастический случай, если предположить, что могли захватить в рабство какую-нибудь русскую женщину, например, в Турции, где она была, допустим, служанкой, у богатой дамы, приехавшей на отдых, или с мужем, по работе. Затем, переправили в Египет.
А оттуда, уже изрядно потасканную, перепродали дальше. Потом, она попала в Южный Судан, и где-то на задворках самой отдалённой провинции, нашла своё «счастье», став женой одного из племенных вождей, которому родила сына и смогла воспитать его, и, даже, научить говорить по-русски. Эта версия имела шанс на существование, и объясняла многие поступки странного вождя, но не все, хотя, эти новые, по настоящему «жареные», факты в корне меняли всё дело.
После нескольких минут раздумий, разговор продолжился.
— Я могу предложить три ящика с превосходными винтовками и запасом патронов к ним, а кроме этого, ещё железную утварь и множество мелких товаров. Украшения, ткани и прочее.
— Без сомнения, ваше предложение очень импонирует мне, — заявил я, — особенно, предложение винтовок. В наше смутное время, когда ценность человеческой жизни зависит от Винчестера и Кольта, на пару с товарищем Маузером, оно подкупает своей новизной и сдержанным оптимизмом…
Что-то мне надоело шифроваться. Достало уже всё. Свою версию моего происхождения я этому фрицу озвучил, теперь пусть думает сам, правда это, или художественный вымысел. А я пока покурю.
В окрестностях Банги оказалось несколько полей с росшим там, недавно завезённым, табаком, и теперь я достал импровизированную сигару, сделанную мною собственноручно. Её я сделал из листов табака, собранных на одном из таких полей. Деланно откусив её кончик, выплюнул в сторону, прикурил от, подёрнутых сизым пеплом, углей и задымил, как паровоз.
Немец не подал вида, хоть, несомненно, разозлился от моей выходки. Достав, в свою очередь, серебряный портсигар (уже второй раз за наш разговор), вытащил оттуда сигарету необычного вида, название которой я узнал от него гораздо позже, и заговорил на чистом русском языке, без малейшего акцента. Даже, наверно, более правильно, чем говорил я сам.
— Меня зовут Феликс фон Штуббе, и я офицер, понимаете — ОФИЦЕР. Ваше, поистине русское, хамство, возмутительно. Я не знаю, кто вас воспитал, кто родил, и, как вы смогли очутиться здесь. Но теперь я верю, что вы — действительно русский, хоть и производите впечатление настоящего негра, что нисколько не извиняет вас, раз вы в состоянии торговаться и ставить невыполнимые условия.
— За мной стоит моя команда из семидесяти человек, вооружённых винтовками и револьверами. А на борту моего кеча «Коготь» есть два артиллерийских орудия. И через двадцать минут боя от вашей армии, и этого негритянского городишки, не останется даже воспоминаний, только пепел.
— Зная, не понаслышке, менталитет русского народа, я прощаю ваше хамство и готов продолжить диалог… Для того, чтобы вы понимали… Мой родной старший брат служит офицером в гвардейском артиллерийском экипаже, а сам я родом из Гельсингфорса. Честь имею!
Я молчал, давно мне не щёлкали по носу, да так, что и сказать было нечего. Нет, я не воспитывался улицей. Воспитывался в вполне приличной семье, в принципе, обычной для моего времени. Папа — инженер, мама тоже работала. Но, вот как-то с честью, я не особо был в ладах. А тут — БАЦ! И сказать нечего.
Помолчал, покрутил дымившую сигару в руках. Вздохнул, ещё раз вздохнул. Штуббе молчал, выжидающе смотря на меня. Сигара дымила. Штуббе молчал. Луиш ничего не понимал, переводя свой взгляд с меня на Штуббе, и опять на меня.
— Хорошо, — наконец, «созрел» я для дальнейшего разговора, но, ведь, вы — тоже не ангел. С языка чуть не сорвалось слово «проходимец», но он был вовремя прикушен моими белыми зубами.
— Я думаю, что здесь, в Африке, господин капитан, вам тоже не раз приходилось вступать в сделку с совестью, и не только.
— Приходилось, — не стал отрицать очевидное Штуббе.
