Отыгрыш (СИ) - Милешкин Андрей (книги полные версии бесплатно без регистрации txt) 📗
Тут его довольно беспардонно прервал Беляев — да и выпроводил. Время тоже было в дефиците.
Партсекретарь хмуро поглядел на подошедшего Годунова и снова углубился в работу.
— Что, товарищ Игнатов, тезисы к докладу кропаете? — примирительно улыбнулся Годунов.
— Не до докладов сейчас. Доклады, старший майор, на нас на самих напишут, если просрём город. Уж поверь — ни чернил, ни бумаги не пожалеют, найдутся доброхоты. Я нашу систему на своей шкуре уже изучил… Как-никак с конца Гражданской в органах.
— Чекист, значит? — хоть и муторно сейчас, и не до задушевных бесед, но общий язык с партийным руководством города находить надо. — А что ж на партработу перешли?
— Куда послали — там и служу. Да и неуютно стало у нас в главке для старых кадров. Сам-то ты, дивлюсь, не московский выдвиженец, не помню я тебя…
— Так и я Вас не помню…
— Николай. Не "выкай", мы с тобой сейчас одну качель качаем.
— Александр.
— Ну, вот и добре. Сам-то где служил до войны?
— На Мурмане… — осторожно ответил Годунов.
— Далековато от наших краёв, факт. И как там? Что за народ в Управлении подобрался?
— Да как везде. Служба наша известная, Николай. Как прежде говорили, государева.
Игнатов вдруг встал со своего места. Нет, не встал — воздвигся, и сразу стал похож на затянутый в защитный френч двухметровый монумент:
— За языком следи, старший майор, думай, что гутаришь! Кончилось старое время и никогда не воротится! И соображай в другой раз вперёд того, чтоб брякнуть! КОГО с царями сравнил?!
"Это он что, на пропаганду монархизма намекает? Вот же влип! Причалили, швартуемся. Только сейчас объяснений-выяснений и не хватает… Совет тебе, товарищ попаданец, конечно, ценный дали: следи за языком, спалишься… раньше времени. Здешний народ ещё той закалки, революционной. За пропаганду монархизма могут и по законам военного времени, не посмотрят на чин. Тем более — липовый. А до ноябрьского выступления Сталина, "Пусть вдохновит вас мужественный образ наших великих предков", ещё дожить нужно… А, была не была! Терять-то нечего. А вот представление о единоначалии надо давать здесь и сейчас, а то и вправду спечешься, не успев ничего сделать".
— Отставить! — хлестко сказал Годунов. — Убеждения, партийная совесть и бдительность — это все очень правильно и очень нужно, особенно в военное время, но субординацию они не отменяют. Ни в коей мере, — помолчал, как будто бы ставя точку, сбавил тон: — Давай, Николай, раз и навсегда договоримся: не то время ты для агитации выбрал. И не надо меня за Советскую власть агитировать, я ещё в ту войну крепко-накрепко сагитирован. Да и цари, если подумать, — разные они были, не все такие, как Николашка. Вон, про Петра Первого сам товарищ Сталин распорядился кино снять, и про Александра Невского, немцев громившего, — тоже. А Сталин — он получше нас с тобой знает, что советскому народу во благо, а что — наоборот. И сам он для государства столько сделал, сколько ни один царь не сумел…
Уф-ф-ф, вроде, правильные слова подобрал: партсекретарь посмотрел с уважением.
— Дивись, какой языкатый! На слове и не поймать! — Игнатов взъерошил тёмно-русый чуб и вновь занял место у стола: — У нас в Тишанке был навродь тебя казачок: завси отбрехаться мог!
Гляди-ка, а секретарь-то, оказывается, из казаков? Как же он сумел до такой должности дорасти? Опять, выходит, брешут новомодные журналисты да историки, а следом за ними бездумно повторяет людская молва, что до войны на казачество одни гонения были, вдоль, поперек и сплошь? Видно, верно говорится: "Не всякому слуху верь".
— Ты до того, как в органы пришёл, кем был?
— Флотский… На подводной лодке служил.
— Вот оно как… И по каким морям плавал, по Чёрному или по Балтике?
— Кто плавал, а я ходил… На Чёрном море побывать не довелось. Не сложилось как-то, понимаешь…
— Слыхивал я про ваших. В двадцатом был у нас один морячок из Гельсингфорса, Васька… Как же его… О! Слесарёв, точно. Так он рассказывал, как подлодки от белофиннов уводили. Знаешь такого?
— Нет, что-то не припомню. Народу-то на флоте немало. А всё же, Николай, что ты пишешь-то?
— Да комиссарю потихоньку. Вот обращение к бойцам и жителям города настрочил, листовку "Враг у порога". Теперь вот — текст для немцев пытаюсь накалякать, ну, чтоб по радио попробовать передавать. Ты, часом, не знаешь, на какой волне их рации ловят?
— Не знаю. Но, полагаю, связисты разберутся… Дай-ка гляну…
Годунов, приблизив игнатовский блокнот к лампе, пробежал глазами по строчкам:
"Немецкие солдаты!
Гитлер требует от вас слепого подчинения, так как только слепота может привести к катастрофической гибели. Вы ослеплены болтовнёй партийных бонз НСДАП, прячущихся от фронта в глубоком тылу, но и перед смертью вам дают шнапс перед атакой.
Почти один миллион убитых и искалеченных Германия получила в первые дни вторжения в Россию. Если бы они не подчинялись слепо продавшей идеалы национального социализма клике Гитлера-Геринга-Геббельса, они были бы ещё в живых.
Если вы не слепые, то вы до войны не раз видели, что русские — не враги ваши, но ваши друзья. Зачем вы ищете здесь ваши могилы? Ваш дом, ваша семья ждет вас. Вы должны вернуться домой живыми и не искалеченными.
Существует только один выход из катастрофы, которую вам готовит Гитлер — возвращайтесь к своим семьям!"
— Угу, то, что надо. Но чего-то не хватает… Слушай, Николай, откуда, говоришь, транслировать станешь?
— С Радиодома, откуда ж ещё? Армейских-то станций в городе чёрт ма! На весь гарнизон хорошо, если с пяток осталось приличных. Да и те всё больше морзянкой телеграфят.
— Ага… А вот если на службу этой прозе жизни ещё и поэзию поставить, как думаешь? Немчура — она сентиментальная. А песенное слово крепче в мозг ложится, сам знаешь.
— Знаю. С хорошей песней и драться легче, и на походе подмога, и на привале веселье. Но что ты предлагаешь: для гансов песни сочинять, что ли? Так им Геббельс с подручными, небось, и без нас маршей насочиняли столько, что только маршируй, покуда ноги до жопы не сотрешь… Впрочем, есть у меня в комитете несколько пластинок Эрнста Буша, ещё от предшественников остались…
— Насочиняли — это да, — задумчиво протянул Годунов. — Ну, так репертуар фашистский известный, а мы им, опять-таки, напомним о "киндер", и о "муттер", и об ихних "фрау" в фатерлянде, которым кроме похоронок из-под Орла ожидать будет нечего!
— Тут хоть бы простую листовку с толком перевести, куда уж за стихи да песни браться! — возмутился Игнатов, хотя по всему было видно, что сама идея агитационной песни его вдохновила.
— Не боги горшки обжигают, Николай! Когда-то и я неплохо язык Тельмана и Энгельса знал… Попытаюсь фольклор перелицевать.
Годунов, конечно, не стал уточнять, что учил немецкий "за много лет тому вперёд", в школьном клубе интернациональной дружбы, переводя письма от сверстников из ГДР, ну и в мореходке осваивал в качестве второго иностранного: будущие морские офицеры главный упор делали на английский — "международный морской". А "фольклором" назвал выученную к торжественному вечеру, посвящённому юбилею Сталинградской победы, песню антифашистов из комитета "Свободная Германия":
