"Новый Михаил-Империя Единства". Компиляцияя. Книги 1-17 (СИ) - Марков-Бабкин Владимир (бесплатные версии книг .TXT, .FB2) 📗
Но Ивану Никитину все эти рассуждения были неизвестны, поскольку никто его в эти рассуждения не удосужился посвятить. Ему сказали коротко и четко:
– Стоять здесь. Всех идущих – останавливать. Всех подозрительных – задерживать. В случае чего стрелять по ногам.
Вот Иван и стоял, сжимая в потной ладони выданный сегодня наган. Стрелять по ногам – это прелестно, но он на стрельбище вчера с десяти шагов в мешок попасть не смог ни разу! Какие уж тут ноги…
Где-то хлопали выстрелы. Где-то брехали собаки. Весенний морозец сковывал мышцы, и ладонь уже не была такой запотевшей. Да, что там запотевшей – пальцы окоченели совсем.
Пытаясь согреться, Иван начал похлопывать себя по бокам. Наган мешал, и он сунул его в карман шинели. Ничего. Его дело маленькое. Сказали тут стоять – тут стоять и будем. А там хоть трава не расти. Наше дело прокукарекать, а там хоть не рассветай…
Согревая себя хлопками и прибаутками, Никитин даже не смотрел по сторонам. А зря.
Удар по голове сбил его с ног. Благо шапка смягчила удар, да и прошел он смазанно. Но и этого было достаточно для падения лицом в грязь канавы.
– Ах, ты ж, сука… – только и смог он вымолвить, отчаянно нажимая на спусковой крючок нагана, целясь куда-то туда.
Пуля сшибла с нападавшего шапку, и тот замер в нерешительности. Не веря своей удаче, Иван лишь сумел крикнуть почти грозно:
– Зашибу!
И с удивлением смотрел, как на замершего человека набросились подоспевшие из проулка жандармы…
Яркий свет бил в глаза. Болело все тело. Били его профессионально, жестко и без малейшего снисхождения. Было ясно, что, если потребуется, его тут на ремни порежут и жрать эти ремни заставят.
О том, что дело плохо, Андрей Попов понял с самого начала, как только стало ясно, что забрали его не какие-то там тыловые вояки из гарнизона, а жандармы. А у тех, по нынешним временам, совсем другая хватка и закон им не писан. А уж с учетом взрыва на Красной площади…
Сначала Андрей не собирался ничего говорить, понимая, что лишь молчанием он может попытаться избежать вопросов относительно дезертирства и побега с расстрельной каторги. Но затем его мнение поменялось, когда допрашивающий его следователь сообщил:
– Если на тебе что подсудное или даже расстрельное, то не сомневайся – есть Высочайшее повеление даровать прощение всем, кто поможет найти виновных…
И тут Андрей (не без колебания, но что ему было терять?) прозрел!
Выслушав его исповедь и особо заинтересовавшись ящиками в подземелье, следователь наконец изрек:
– Если поможешь нам найти и опознать тех, кто носил ящики, я лично буду ходатайствовать о твоем помиловании и вручении тебе денежной премии.
Париж. Франция.
3 (16) апреля 1917 года
О трагедии в Москве Урядный узнал из газет. Особенно покоробил Степана тот полный сарказма и злорадства тон, с каким эта новость подавалась во французской прессе. Но жителей французской столицы известия из далекой Москвы сегодня интересовали не слишком сильно. Были у них дела и поважнее.
Парижане были заняты своим обычным делом – строили баррикады. Сколько раз они это делали за прошедшие полтора века? Не счесть! Традиции протеста, переходящего в бои на улицах, прочно укоренились во Франции, а уж Париж в этом деле всегда был впереди всех. И живы были еще те, кто мальчишкой подносил патроны и продукты участникам уличных боев в бурные времена Парижской Коммуны. Да и без них было кому выворачивать булыжники из мостовой, валить фонарные столбы, таскать из разгромленных магазинов мебель, поджигать что ни попадя – в общем, вдохновенно и весело проводить время на свежем воздухе.
Урядный, пригнувшись перебежал на другую сторону улицы, рискуя нарваться на шальную пулю. Уж сколько раз ходил он под смертью за годы войны, но погибнуть вот так, от случайного выстрела, было бы ну уж совсем глупо. Да и не за тем он сейчас в Париже, чтобы гибнуть почем зря!
Утро в Париже началось обычно, и обычность эта продолжалась аж до самого выхода утренних газет. Газет, в которых был опубликован грозный приказ генерала Нивеля расстреливать на месте не только дезертиров, что еще было как-то понятно в условиях войны, но и всех, кто отказывался идти в наступление. В наступление, которое уже успели проклясть не только сами участники бессмысленных атак на укрепленные позиции германцев, но и большинство французов. Впрочем, британцы были в этом с ними полностью солидарны.
Тем более что циркулировали совершенно жуткие слухи о чуть ли не миллионе погибших, раненых и покалеченных в ходе этого проклятого наступления. Еще больше слухов было о том, что целые подразделения снимаются с фронта и идут на Париж. Зачем идут и сколько идет, тут версии разнились, но все сходились в одном – идут. Доказательств этого каждый мог увидеть предостаточно, ведь улицы столицы буквально кишели явными дезертирами, рассказывающими ужасные истории о несметных потерях, о стреляющих в солдат офицеров, о пулеметных командах, подбадривающих наступающих очередями в спины, о том, что ветераны-фронтовики вернутся с фронта и наведут порядок в столице…
Впрочем, возможно, приказ Нивеля не произвел бы такого громового эффекта на улицах французской столицы, если бы не поднял мятеж один из полков, расквартированных в Париже, получивший приказ оставить теплые безопасные казармы и отправиться на фронт. Этого утонченная психика солдат столичного гарнизона вынести не смогла.
Вспыхнувший мятеж задорно поддержали простые парижане, и спустя буквально несколько часов почти вся столица была перегорожена баррикадами, а брошенные на подавление воинские части отказывались выполнять приказы, объявляли о нейтралитете либо переходили на сторону восставших.
Собственно, особых требований у бунтующих не было. Точнее, ультиматумов была целая пачка, включавшая в себя самые разнообразные, часто противоречащие друг другу требования. Общим было разве что желание прекратить бессмысленное наступление и, уж как водится, отставка правительства.
Разумеется, пока все было довольно сумбурно и стихийно. Разве для того они в Париже, чтобы все так и оставалось?
Глава X. Два императора
Где-то между Москвой и Петроградом.
5 (18) апреля 1917 года
Я отложил в сторону оперативный доклад и устало потер глаза. Пятая за утро чашка крепчайшего кофе помогала мало, и я ловил себя на настоятельном желании наплевать на все и лечь поспать хотя бы часа на три-четыре. Усталый мозг уже с трудом воспринимал информацию. Сумасшедшая нагрузка последних дней и сон по два-три часа в сутки не могли не сказаться на моем самочувствии и мировосприятии.
Да, дни (и ночи) были непростыми. Москва, а за ней и вся империя балансировали на грани срыва в штопор, после которого уже никакими силами не удастся восстановить управление и все будет отдано на откуп стихии. Город бурлил, беспорядки охватили многие районы, имели место столкновения с полицией, возникали то тут, то там пожары. Только отсутствие явного врага и неясность целей уберегло Москву от баррикад на улицах или чего-то более серьезного.
Лишь через сутки после взрыва полиции и войскам удалось успокоить разбушевавшийся город, остановить имевшие место стихийные погромы и прочие непотребства, творимые разбудораженными массами. Благо еще в день Пасхи войска гарнизона и полиция были переведены на усиленный режим, что дало нам возможность не допустить потери контроля над столицей в первые часы после случившегося. Но, возможно, главную роль в умиротворении толпы сыграло появление на улицах Москвы всадников Дикой дивизии, одним свои видом (и именем) остужавших многие горячие головы. Сыграл свою роль и страх, который старательно разжигали агенты полиции и спецслужб, запуская в циркуляцию слухи, что взрывы могут быть еще и собираться толпами опасно, лучше переждать лихое время дома и не лезть на рожон. В общем, к утру вчерашнего дня относительный порядок на улицах был восстановлен, стихия толпы больше не сотрясала город, а разгоряченные жители столицы не бродили бесцельно по улицам в поисках приключений.
