Восточный фронт (СИ) - Савин Владислав (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
Следовательно, сейчас надлежит, добивая Японию, уже готовиться разыгрывать китайскую карту. Согласившись пока на русские условия — а что мы можем сейчас противопоставить? — уже думать, кто станет нашей проходной фигурой, Чан Кай Ши… или Мао? Или даже оба?
Впрочем, вопросы мира после той войны будут уже в компетенции ООН. Как раз три месяца и потребуются, чтобы наладить ее работу, решить процедурные вопросы. При том, что реально решать все будут по — прежнему Великие Державы — как сейчас, четверо (если точнее, то трое, и примкнувший к ним француз) приватно договариваются между собой, после ставя прочих перед фактом принятого решения.
Выйдет ли послевоенный мир (ясно, что япошки долго не продержатся, еще год максимум) лучше, крепче и надежнее прежнего? Рузвельт вспоминал годы с 33–го по 40–й, когда на грани между крахом экономики и социальным взрывом удержаться удалось великим чудом, воистину милостью Господней! Если даже среди высшего класса, а особенно среди интеллектуалов были модны разговоры на тему «а если бы у нас было как в СССР», их пятилетки на фоне нашей Депрессии! Экстраординарные меры, принятые с согласия хозяев большинства американских корпораций — такие, как запрет американцам владеть инвестиционными золотыми слитками и монетами, с принудительным выкупом уже находящегося в частном владении инвестиционного золота, разделения банков на инвестиционные и спекулятивные (прим. — закон Гласса — Стиголла; отменен в 1999 году — В. С.), принятие подоходного налога и введение пенсионной системы, создание Корпуса общественных работ и стимулирования промышленности за счет заказов федерального правительства, военных и инфраструктурных — позволили лишь временно отодвинуть падение в пропасть, настоящим спасением стала война, позволившая загрузить промышленность. И это было смешно, что коммунисты обвиняли капиталистов США в том, что это они развязали войну в своих интересах — наивные люди, не понявшие того, что эта война, ставшая продолжением прошлой Великой войны, была неизбежна даже если бы все бизнесмены Америки поголовно стали убежденными пацифистами! Он, Франклин Рузвельт, первым понял, что своими силами США не спасутся от катастрофы, которую в 30–е годы удалось лишь временно выставить за дверь. А еще он понял, что марксисты были абсолютно правы, говоря о «системном кризисе капитализма» — капитализм, в его классическом виде, действительно исчерпал себя. Собственно, это произошло уже к началу XX века, после окончательного раздела мира — дальше мира быть не могло, по той простой причине, что капитализм является динамически, но не статически устойчивой системой. Проще говоря, капитализм подобен езде на велосипеде — он устойчив только, пока едет вперед. А дальше, или падение, или передел мира!
Ясно было и то, что состоявшийся передел мира в Версале никаких проблем не решил — лучше всего по этому поводу сказал маршал Фош: «Это не мир, это перемирие на двадцать лет». Причин на то было много: предельное истощение всех европейских участников конфликта, которое, совокупно с серьезнейшими социальными конфликтами, после войны выбравшимися наружу, провоцировало поиск выхода в новой войне; незавершенность конфликта, как на уровне государств, так и на уровне элит; замена имперских идеологий в Европе примитивными националистическими идеологиями; сомнительность новых границ с точки зрения практических надобностей обеспечения экономических интересов и военной устойчивости. Словом, причин, веских, крайне серьезных, хватало с избытком — и не последней из них был пример России, нашедшей свой, весьма нестандартный, выход из создавшегося положения.
Рузвельт пытался понять, где был источник не просто силы русских, но их способности непредсказуемо меняться на глазах, снова и снова превращаясь во что?то качественно новое. Поначалу русская попытка построить «рай чертей в аду» не вызывала у Рузвельта ничего, кроме иронии — нетрудно перебить старую элиту, еще проще объявить новой элитой «рабочих от станка» — но это совершенно не отменяет необходимости иметь в мало — мальски достойном этого определения государстве, да и любом крупном сообществе людей, дееспособную элиту, способную, как минимум, удерживать имеющиеся позиции страны в безжалостной мировой конкуренции. Русские же революционеры пошли даже дальше своих французских коллег, в процессе своей революции и Гражданской войны разнеся свою страну еще более основательно, чем это сделали в свое время французы. Результаты были вполне очевидны и предсказуемы — нищая, бессильная страна, неспособная ни толком обеспечить себя, ни защититься от сильного врага, ни предложить остальному миру ничего материального, кроме некоторых видов сырья. Но идеи, победившие в этой стране, пугали европейские элиты, все без исключения, до холодного пота и ночных кошмаров. Потому что Европа была истощена Великой войной до предела, так что выделить своим народам хотя бы столько же ресурсов на потребление, сколько выделялось до войны, было никак нельзя. А с войны вернулись люди, видевшие смерть и научившиеся убивать, и нашли дома недоедавшие семьи — а хозяева жизни, в течение всей войны подставлявшие карманы под золотые реки, ручьи и ручейки военных заказов, посредством политиков и газет, рассказывали им о национальной гордости, патриотизме и необходимости стойко переносить тяготы послевоенного времени. Но рассказами о патриотизме трудно накормить голодных детей — а о примере русских, физически уничтоживших своих 'жирных котов', нажившихся на войне, знали все. Тогда эту проблему удалось решить путем реформ — так, в Великобритании впервые ввели всеобщее пенсионное обеспечение — но не было никаких гарантий, что при резком ухудшении экономической ситуации все не начнется снова.
Защититься от «русского варианта» можно было четырьмя способами — предложив своему народу более высокий уровень жизни, чем в Советской России, за счет экономического роста в рамках классического капитализма; совместить этот высокий уровень с новой идеологией, альтернативной коммунистической идеологии; обеспечить высокий уровень жизни, вместе с серьезными реформами капиталистической системы; и, наконец, просто стереть красную Россию с политической карты мира. Первый вариант, дополненный косметическими реформами, попытались реализовать в Западной Европе после Великой войны — пока был послевоенный рост, имевший своей базой отложенный спрос военного времени, он неплохо работал, но, стоило этому росту закончиться, сменившись Великой Депрессией, как 'призрак коммунизма' снова материализовался. Кое?как удалось удержаться на плаву Великобритании и Франции, в основном, за счет прибылей, получаемых от эксплуатации колоний — но США и Германия оказались на краю пропасти. Германская элита, осознавая тот факт, что от коммунистической революции ее отделяет всего один шаг — за ГКП голосовала треть немецких избирателей — сделала ставку на идеологию национальной исключительности и реванша, дополненную тратой основного капитала на подготовку к завоевательной войне и повышение уровня жизни народа. Успех должен был компенсировать все — в случае поражения ничего хуже победы красных быть не могло. Американская элита, напуганная разве что чуть менее немецкой — многотысячные демонстрации под лозунгами 'Сделаем так, как в России', и тридцатикратный, за три года, рост популярности социалистической партии, улучшившей свои результаты на выборах с 0,1 % до 3 %, наводили на вполне определенные размышления — предпочла второму варианту третий, согласившись на существенное уменьшение своих прибылей ради хотя бы относительного социального мира. Последний вариант, при всей его привлекательности, довести до стадии реализации не удалось ни в конце 10–х годов, ни в начале 30–х — в первом случае слишком велика была усталость армий и народов Европы от войны, так что никто не мог с уверенностью сказать, что отправка английских или французских армий на войну в Россию не отзовется революцией в Великобритании или Франции; во втором случае не смогли ни найти денег на большую войну, ни договориться о разделе добычи. Довести его до стадии реализации сумел лишь объединивший континентальную Европу под властью Германии Адольф Гитлер — что едва не кончилось катастрофой для всего мира, когда бешеный пес, старательно вскармливаемый против указываемого ему врага, вдруг сорвался с цепи и бросился на своих хозяев. Что ж, теперь бывшему фюреру предоставлена возможность размышлять об ошибочности своего поведения — за время, оставшееся ему до петли.
