Небеса ликуют - Валентинов Андрей (читать книги бесплатно .txt) 📗
Я чуть было не удивился, но вовремя вспомнил о синьорине Коломбине. Кажется, без нее не обошлось.
– Чуть ближе.
– Эх, взглянуть бы! – мечтательно протянул шевалье. – А то, признаться, даже скучно! Никогда не бывал дальше Перпиньяна. Вот только сюда занесло, и то без медяка в кармане.
Желания, высказанные вслух, имеют обыкновение сбываться. По крайней мере иногда.
Ужинал шевалье с превеликим аппетитом, утоляя жажду отличным неаполитанским «Греко». На этот раз я решил проявить здоровую инициативу и лично распорядился по поводу вина.
– Отменно! – констатировал дю Бартас, осушая третий кубок. – Жизнь, дорогой де Гуаира, становится все краше! Кстати, вы деретесь завтра на рассвете, после заутрени. Аппиева дорога, возле гробницы синьоры Цецилии Метеллини.
Глоток «Греко», которым я запивал жареную пулярку, на миг застрял в горле. Завтра?
– Мы решили не тянуть. Parbleu! Такие дела надо решать быстро!
Выходит, маркиз Мисирилли решил не утруждать себя тренировками в искусстве плевания колючками. Жаль! Завтра и без того трудный день.
– Расстояние десять шагов, очередность – по жребию, колючки – ваши. Жаль, не придется все это удвоить!
Опять – удвоить! Переспрашивать я не стал, но дю Бартас разгадал мое недоумение.
– Как, мой дорогой друг? И вы тоже не слыхали об этом? Vieux diable! Сколь медленно распространяются добрые обычаи! В Париже давно всех удваивают. Дерутся не только вызванный и принявший вызов, но и секунданты. Впрочем, удвоить – не предел. Однажды я дрался с самим д`Артаньяном, лейтенантом «черных» мушкетеров. Мы были с ним секундантами; а всего в тот день скрестили шпаги восемь человек. Мне тогда проткнули бедро. Вот это жизнь!
Как мало нужно человеку для счастья!
…Желтая вода подступала к горлу, захлестывала рот, не давая даже крикнуть. Меня бросили в Тибр – как старинную шпагу, врученную моему деду Карлом, императором Священной Римской империи. Тяжелую шпагу с широким лезвием, какие уже почти не носят…
– Я, брат Адам, прозываемый Рутенийцем, исповедник трех обетов и коадъюктор Общества Иисуса Сладчайшего…
Под ногами – пучина, руки застыли, словно в моем запястье уже торчит игла – маленькая колючка с ядом кураре. Ядом, которым убивают ягуаров.
– …добровольно и по душевной склонности принимаю четвертый обет…
На малый миг вода отступает, уходит вниз, и я начинаю понимать, что все неправильно. У меня никогда не было шпаги, мой дед не служил императору Карлу, и мне незачем принимать четвертый обет, повторяя звонкие латинские слова. Я уже принял его неделю назад здесь, в Риме…
– …повиноваться Его Святейшеству Папе и Его Высокопреосвященству Генералу…
Да, мой отец никогда не служил Империи. Он был верен королю Жигимонту и ради этой верности бросил меня, еще не родившегося, чтобы умереть от ран под Дорогобужем, в далекой неведомой Московии. У него не было шпаги, была сабля, старинная «корабелка», доставшаяся не мне, а старшему брату.
– …воспитывать новициев в духе преданности Господу нашему Иисусу Христу и Обществу Его…
…Как воспитывали меня самого. Мать умерла, когда мне было восемь, и дальние родичи поспешили определить сироту в коллегиум. Доля младшего сына – стать священником или ландскнехтом.
– …а также нести свет веры Иисусовой по всему миру среди диких туземцев, не жалея сил и самой жизни…
Но ведь я и так посвятил этому жизнь! Я нес свет, не жалел жизни, ни своей, ни чужой!..
Я нес свет. Я – Светоносный.
Светоносный…
Люцифер.
Я – Черный Херувим.
Нет!!!
От ужаса путаются мысли, а вода уже заливает глаза, легкие тяжелеют, наполняются рвущейся болью. А голос все звучит, и кто-то невидимый повторяет знакомые слова. И тут я наконец начинаю понимать…
– …и в том я клянусь, и присягаю, и даю свое слово…
Я наконец начинаю догадываться. Все правильно! Люцифер тоже не понимал, за что его свергают с Небес. Ведь он нес свет, он двадцать лет прожил на болотистых берегах великой реки Парагвай. Он учил детей, сражался с бандерайтами, строил миссии среди сырой чащи, вел переговоры с надменными идальго из Лимы. Он играл в театре, он был Илочечонком, сыном ягуара, маленьким мальчиком, нашедшим свое счастье в Прохладном Лесу…
Он? Я – это Он?
– …и да поможет мне Господь. Амен!
Голос доносится глухо, еле слышно, вокруг смыкается тьма, и вместе с ней приходит покой.
Я заслужил эту смерть. Ягуара выманили из чащи, чтобы убить. Бешеного ягуара.
Каннибала!
Он уже не нужен, нужен кто-то другой, тот, кто принял сейчас четвертый обет. Он, неведомый, будет служить тому, ради чего погубил душу я.
Я – кнеж Адам Константин Горностай из рода Гедемина Великого, сын Самуила Горностая, подкомория киевского, и княгини Теофилы Горайской. Мой герб – Гиппоцентаврус с луком и стрелой, увенчанный тяжелой княжьей короной, и моя судьба – покоиться тут, под тяжелой желтой водой.
Покоиться…
Амен!
И тут черное одеяло сна на миг разрывается, и перед глазами встает неровное поле в сером пороховом дыму, всадники в мохнатых малахаях мчат прямо на тупые гарматные жерла…
Но я спокоен.
Мне уже нечего бояться.
7
Повозка, вызванная хозяином, стояла у самого входа. Возница дремал на козлах, сжимая в руках кнут.
– Parbleu! – Шевалье зябко повел плечами и скривился. – Неужели нам придется ехать на этом одре?
Я усмехнулся и посмотрел наверх, на сжатое черепичными крышами темное небо. Скоро рассвет, надо поспешить…
– Предпочитаете мчаться верхом, дорогой дю Бартас?
– Что вы! – Шевалье потряс головой, отчего шляпа тут же съехала на ухо. – Перед дуэлью? Верхом? Надеюсь, вы шутите, дорогой друг!
– Топоры-ножи-ножницы-сечки! Точу-вострю-полирую!
От неожиданности я вздрогнул. Так-так, точильщик уже на посту. Странно, его черная борода за ночь стала рыжей.
– Шпаги-палаши-кинжалы!..
– Вам не надо подточить шпагу, шевалье?
Дю Бартас покосился на точильщика, хмыкнул.
– Помилуйте, у этого мужлана? Однако же, друг мой, ведомо ли вам, где похоронена синьора Цецилия Метеллини?
– Цецилия Метелла, – постаравшись не улыбнуться, уточнил я. – Это жена знаменитого Марка Красса.
– Кого?!
Ответить я не успел. Легкий стук каблучков – совсем близко, рядом.
– Адам! Синьор Адам!
На Коломбине была черная маска – в цвет тяжелой мантильи, из-под которой выглядывало знакомое белое платье. И таким же белым казалось лицо. Или виной всему предрассветный сумрак?
– Я… Я, кажется, успела. Ничего не говорите, Адам, не надо! Я просто… просто… Вы действительно должны драться? Ведь это же глупость! Это…
– Доброе утро, прекрасная синьора! – Дю Бартас тут же оказался рядом, сжимая шляпу в руке. – Увы, именно это сейчас предстоит моему и вашему другу, дорогая синьора Франческа! И прошу, не желайте ему удачи, ибо это худшая из примет.
Ее лицо дернулось. Взгляд из-под маски заставил славного дю Бартаса отшатнуться и ретироваться к повозке.
– Ну почему вы такой, как все, Адам? Ради вашей дворянской спеси, вашей гордыни!..
Я молча поклонился. Хорошо, что девушка не знает всей правды! Если бы дело было только в гордыне!
– Но если так… Если вы такой… Я вас могу благословить?
В темных глазах блеснула неожиданная усмешка, и мне сразу же стало легче.
– Можете. – Я улыбнулся в ответ, и тут же ее губы…
…От маски пахло духами и клеем…
– Идите! – Франческа отстранилась, надвинула мантилью на голову. – Идите же, не смотрите на меня!
Сонный возница взмахнул кнутом. Я оглянулся, но девушка уже исчезла.
– Vieux diable! – мечтательно проговорил шевалье. – Как я завидую вам, дорогой де Гуаира! Эх, мне бы такую дуэль!
Отвечать было нечего. Я отвернулся. Повозка тронулась.
