Председатель 3 (СИ) - Нот Вай (книги .txt, .fb2) 📗
Но даже от этого желание сбежать с поля боя никуда не исчезло. С новой силой он попробовал вновь покинуть окоп, однако мощным ударом кулака прямо в лицо, Елину удалось привести товарища в чувства.
— Ты что творишь! В себя приди! — схватив парня за шиворот выкрикнул он.
— Мы здесь умрём... все умрём, — тихим голосом прошептал Казаковский.
— Мы там умрём! — Борис указал пальцем туда, куда он так рвался, — Если бы я тебя не оттащил, то нас не землёй бы присыпало, а твоими костями и... — договаривать он не стал.
— А ты не боишься смерти? — с испуганными глазами прошептал солдат.
— Рано или поздно все умирают, от этого не уйти! — выкрикнул Елин, — но если умирать, то за Родину, за семью, за дом родной! Кто кроме нас сможет защитить всё, что нам дорого?
Его слова привели Казаковского в себя. Парень вспомнил про матушку и её каждодневные молитвы о мире, разум вновь взял верх над чувствами.
«Сражаюсь за Родину, за семью, за народ!»
С этой мыслью Олег схватил оружие в руки и продолжил отражать атаку противника, рука об руку с Борисом.
Уже позже пришло осознанное чувство благодарности. Елин не только спас его и помог прийти в себя, но также и не выдал попытку сбежать с поля боя. Дезертирство приравнивалось к предательству Родины, а наказание за это преступление было максимально жестким.
«Мы вернёмся домой! Вернёмся, говорю тебе!» — в голове Казака послышались слова Елина.
Он оказался прав. Они вернулись живыми.
Вместе с Борисом они получили медали «За Отвагу», затем и Орден Красной Звезды. К концу войны из труса получился отважный боец с целым иконостасом из медалей на груди, гордость семьи. Однако, через некоторое время Казаковский заметил, как сильно у него изменилось восприятие мира. Спокойные будни с плавным течением быта казались парню невыносимыми, хотя там, в окопах, он только об этом и мечтал.
Пусть и не сразу, но в какой-то момент он признался самому себе, что скучает по тому напряжению от ожидания внезапных битв, по азарту боя, в том числе рукопашного, ведь быстрое решение боевых задач доставляло ему невероятное удовольствие. Парня тянуло не на войну, нет, он наоборот не хотел, чтобы это повторилось. Он скучал по той суматохе, нервотрёпке и рекам адреналина, когда сражался бок о бок с товарищами.
Медленно, но верно, судьба затягивала его в пучину преступного мира, в котором он и нашёл отдушину.
— Брат, завязывал бы ты с этим, пока не поздно, — пытался вразумить Олега, Борис, — ты же только год назад как из тюрьмы вышел. И опять лезешь...
Друзья не виделись уже несколько лет, и вот, наконец, Казаковский приехал к Елину в гости, где они теперь сидели на тесной кухоньке, распивали водку, закусывая варёной картошечкой и огурцами, да обсуждали свои дела.
— Э, нет, — возразил Казак, — я теперь уж учёный. Меня так просто не взять. Я не тупой, знаешь ли. Вот увидишь, скоро я совсем серьёзные дела делать начну, пока ты тухнешь в этой деревне.
— Я не для того войну прошёл, чтобы в тюрьме свой век коротать, — упрямился Елин.
Но Казак не унимался. Он всё больше рассказывал про свои планы, про своих людей, про других воров в законе и про то, какую жизнь они ведут, что даже в советском союзе живут как короли и достать могут практически что угодно.
— Эх, Боря, да разве ж это жизнь? Ты посмотри на свой трухлявый домишко, уже ремонт давно пора делать, а лучше так вообще новый построить. В вашем убогом колхозе ты и за век достаточно не заработаешь, чтобы красивый быт себе обеспечить.
— Живут же люди как-то и так... — всё ещё держался Елин.
— Нет, брат, ты не понимаешь... — он со смачным хрустом откусил половину огурца и задумчиво его прожевал, а затем резко хлопнул себя по коленям, — знаешь что, а поехали прямо сейчас ко мне. Покажу тебе как можно жить. Всё. Решено. Откажешься — больше со мной не разговаривай даже.
И они поехали в Калугу. Казак в то время ещё даже близко не достиг того влияния, которое имел сейчас, но уже тогда сумел поразить друга красивым домом обставленным практически по последней советской моде и дефицитами на столе.
— И ты можешь жить не хуже, — убеждал он друга, — я же знаю тебя, ты быстро освоишься. Вместе мы горы свернём!
— Нет, — стоял на своём Елин, — конечно, ты и впрямь живёшь хорошо, но мне такие риски не нужны. Слишком уж это всё опасно.
Казак вздохнул:
— А ведь я, можно сказать, тебе своей смелостью обязан, а ты трусишь. Ну, чёрт с тобой! Не хочешь со мной большие дела делать, то вот тебе ещё вариант. Сиди в своём колхозе и дальше, у тебя должность как раз хорошая. И Клавку свою подключишь. Начнёте с малого, если страшно, а там сам не заметишь, как и дом тебе починим, машину... и заживёте как люди. Тем более, что ты сам говорил, что государству до вашего колхоза дела нет, да и председатель сам скорее всего на руку не чист. Так ради чего ты за честность-то свою держишься?
Елин пожал плечами и почти сдался, а за остаток вечера, Казак его убедил, что всё будет в лучшем виде, никто ничего не узнает. К тому же, ведь надо и о будущем детей подумать, да и Клава постоянно его пилит насчёт недостатка денег.
В общем, вернулся он в колхоз уже с чётким планом, что делать, тем более что друг не обманул и помог всё наладить, как в колхозе, так и со сбытом.
Долго ли, когда деньги есть. Подмазал кого надо, и вот уже винтики завертелись.
Но стоит отдать Елину должное, полностью в криминал с товарищем, он погружаться так и не стал, боясь правосудия. Но Олег больше и не настаивал, лишь исправно продолжал ему помогать обогащаться за счёт колхоза. Главное, чтобы товарищ нужды не знал.
Но, когда до него дошла весть о задержании Бориса, Казак ничуть не удивился. Елин всегда полагал, что его деятельность куда безопаснее, чем у товарища, но если бы подобные проблемы настигли Казаковского, то благодаря своим связям тот вероятно смог бы выйти сухим из воды. У Елина же такого варианта не было, да помочь ему Олег сейчас не мог, ведь дело приобрело довольно заметные масштабы.
Всё усугубляло, что ОБХСС взялись за это дело всерьёз, жёстко контролируя, чтобы все соучастники были наказаны. Так что явно вмешиваться стало даже опасно для самого Казаковского. Поэтому довольно быстро Борис отправился в тюрьму.
Казак к этому отнёсся довольно философски. На зоне товарищ не сможет нажить себе новых проблем, авторитета Олега для этого хватит.
А может быть, страсти улягутся, да и получится вытащить Бориса раньше срока, а там видно будет. Глядишь и нормальными делами, наконец, с ним займётся вместо этого мелкого крохоборства в его колхозе.
Со своей стороны, он устраивал довольно частые передачки, стараясь обеспечить Елина всем необходимым. Напарники Казака понимали, насколько Борис Елин для него важен, поэтому частенько старались добыть хоть какую-то весть через знакомых на зоне. И всё было ничего, пока однажды к Казаковскому не забежал один из них:
— Казак! Мне тут доложили... — начал напарник.
— Давай потом! — отмахнулся тот, — у меня дел невпроворот, уже вся башка кипит!
— Твой Елин, он... — нерешительно выдал мужчина.
Стоило Казаку услышать упоминание о своём друге, как тот тут же заинтересованно поднял глаза на напарника и сказал:
— Ну, говори тогда.
— Я как узнал, так сразу к тебе! Мне кореш доложил, что сандальнул Елин твой, вот что.
После этих слов, Казак резко бросился в сторону мужика и схватил его рукой за шею, а глаза его наполнились кровью.
— Сандальнул? Да как ты смеешь о нём так говорить! Он мне как брат! — от злости он ещё сильнее сжал тонкую шею напарника, — не может быть! Кто тебе такое сказал?! Откуда ты это узнал?
— Не сандальнул, а умер. Извини, — с трудом выдавил мужик, — я тебя хоть раз обманывал? Даже та баба, дубачка, всё подтвердила.
Дрожащая рука медленно сползла с шеи напарника. Повернувшись к окну, Казак убрал руки за спину и шагнул вперед.
