Брать живьем! 1919-й (СИ) - Юров Сергей (электронная книга .TXT) 📗
Я взял в руку несколько машинописных листов. В списке перечислялись генералы, полковники, майоры, штабс-капитаны, поручики, прапорщики, коллежские регистраторы, губернские и коллежские секретари. Они занимали должности начальника канцелярии Комиссариата, делопроизводителей, переписчиков, помощника военкома, начальника мобилизационного отделения, завотдела всеобуча, военных инструкторов. Кузовлева я нашел в конце списка, он служил делопроизводителем подотдела помощи военно-увечным, но информация в графе «Ныне занимаемая должность» была зачеркнута. Значит, коллежский секретарь по каким-то причинам оставил упомянутое место работы. Как это понимать? Уж не покинул ли сей суетный мир старый сыскарь?.. Крайне нежелательно!
– Григорий Иваныч, я попытаю счастья? – спросил я, вернув листки начальнику. – Отмечено, что проживает он в начале Вокзальной улицы в собственном доме.
– Валяй!.. Слышал, Кузовлев был хорошим, опытным сыщиком… Да, в том районе живет плотник Кривеньков, его каждый там знает. Пусть придет с инструментом в Угро, стулья и стол совсем расшатались.
Не прошло и получаса, как я, уведомив плотника, стоял перед утопавшим в зелени вишен деревянным одноэтажным флигелем. Мой приход пришелся не по вкусу крупной собаке на цепи, навострившей уши и издавшей грозное рычание. Когда рычание переросло в отрывистый лай, на пороге показалась невысокая плотная фигура мужчины в голубой рубашке и узких серых брюках со штрипками.
– Место, Буран, довольно злиться!.. Проходите, не бойтесь!
Заметив, что пес перестал проявлять признаки недовольства и послушно улегся у крыльца, я прошел по усыпанной песком дорожке к жилищу.
– Харитон Петрович?
– Он самый. C кем имею честь?
– Данила Нечаев, из Угро, – Я протянул ему удостоверение.
Кузовлев, которому было никак не меньше пятидесяти, внимательно ознакомился с ним.
– Что ж, пройдемте в дом.
Внутри флигель состоял из сеней, прихожей и небольшого зальчика. Меня провели в него и усадили за круглый стол, застеленный скатертью с белоснежной бахромой. Внутреннее убранство особым богатством не отличалось – на полу лежал небольшой персидский ковер, стены были увешаны картинами и фотографиями в рамках, окна закрывали бархатные занавески. Пахло недорогим мужским одеколоном и табаком.
– Чаю?
– Можно, если это вас не затруднит.
– Нисколько!
На столе через несколько минут появился поднос с двумя фарфоровыми чашками, серебряными ложечками и медной сахарницей.
– Вы петродарец? – cпросил у меня Кузовлев, оглядывая мою гимнастерку и галифе.
Я вкратце поведал ему свою историю, естественно, умолчав о том, что несколько дней назад жил в совсем ином времени. Скажи я об этом, потомственный дворянин наверняка бы взглянул на меня другими глазами…
– Понимаю, молодой человек, такое возможно, доктора называют это амнезией, – сказал он. – Какое же дело привело сюда сотрудника Угро?
Кузовлев размешал чай, пригубил его, наблюдая за мной поверх чашки.
– Дело серьезное, Харитон Петрович. – Я положил себе сахару, помешивая ложечкой горячий напиток. – Вы ведь до революции служили в сыскном отделении?
– Как же, служил и был на хорошем счету.
– Об этом и сейчас помнят… В 1916 году в Петродаре случилось неординарное событие, был похищен купец Милованов, – сказал я и протянул ему вырезку из газеты. – Чем же все закончилось?
Прочитав заметку, хозяин закивал головой.
– Действительно, событие это наделало много шуму. Милованова похитили из аптеки, куда он зашел взять сонного порошка. Бандиты заволокли его в пролетку и скрылись в неизвестном направлении…
– «Монастырские?»
– Они, с Гвидоном во главе… С семьи купца потребовали выкуп, сумму его уточнять не буду. Я предпринял все шаги, применил весь свой опыт, но не смог обнаружить убежища, где содержался Милованов. Следовательно, бандиты добились своего, выкуп был заплачен…
– Заплачен, – хмурясь, повторил я за Кузовлевым.
– Увы, а в чем, собственно…
– Понимаете, «монастырскими» вчера был похищен мальчик, в обмен на его освобождение они требуют отпустить своего кореша, попавшего за решетку. Вот я и подумал, что вы сможете нам чем-нибудь помочь.
Кузовлев допил чай, разжег старую пенковую трубку, поднялся на ноги и стал медленно прохаживаться по залу.
– Знаете, незадолго до перевор… революции мне пришлось в поисках украденных лошадей прочесать район улиц Скатной и Кузнецкой. Имеете представление, где это?.. Ну, так вот, в амбаре одной мещанской усадьбы я обнаружил длинную железную цепь, свисавшую с каменной стены. Хозяин мне объяснил, что держит на ней свою ценную охотничью собаку. Днем, мол, она гуляет по двору, а ночью на цепи, попробуй, уведи! Сначала, дескать, нужно с замком повозиться, потом с цепью – целая морока. Я кивал ему, соглашаясь, что охотничьих собак воровали всегда. Но меня обеспокоило вот что: ни собачьих следов, ни шерсти я в том амбаре не увидел, не уловил в нем и особого собачьего запаха. Я тогда смекнул, что здесь что-то не так. Свою собаку он, по-моему, держал в сенях своего дома. Подозрения только усилились, когда спустя день или два я увидел его на базаре в компании одного из «монастырских».
– Вы полагаете, что Милованова могли держать в том месте?
– А ну как мои предположения верны?
Я встал и в волнении проговорил:
– Вы покажете мне тот амбар?
– Прямо, сейчас?
– Нечего тянуть!
– А ордер на обыск?
Я тут же обмяк. Ну, заявлю хозяевам усадьбы о том, что веду поиски похищенного пацана. Но если его там не окажется? Что тогда? Поднимется скандал, это как пить дать!
– Хорошо, просто проведите меня к тому амбару.
– Что ж, идемте!
Кузовлев надел пиджак, взял шляпу и трость и, закрыв дом на ключ и погладив собаку, вывел меня за калитку. Через два дома от его флигеля располагался постоялый двор. Возле него остановился обоз из трех груженых повозок с вооруженными людьми. Из обрывков разговора я понял, что с одной из телег случилась поломка.
Пока мы не спеша продвигались по улицам города, Кузовлев рассказал мне о некоторых своих расследованиях. Так, в 1910 году он вывел на чистую воду прожженных карточных шулеров, обиравших на курорте беспечных иногородних отдыхающих.
– Многие не прочь перекинуться в картишки и сейчас, – говорил бывший сыщик, элегантно опираясь на трость. – А тогда это было повальное увлечение и, понятное дело, всякого рода шулера и мошенники пользовались этим напропалую. Мои два шулера помечали рубашки карт в определенных местах штрихами, линиями, точками, а затем заворачивали в обертку и продавали по дешевке продавцам на базаре. От тех меченые колоды попадали в гостиницу и в лавки при курзале. Так что садились мошенники за карточный стол, вполне уверенные в том, что выйдут из-за него с кучей выигранных денег. Не помогало это, тогда сообщник игрока, находясь в кругу любопытствующих, подавал заранее обговоренные сигналы: если карты у соперников были сильными – он дергал мочку уха, если слабыми – потирал лоб. Взял я этих удальцов с поличным, не отвертелись!
Были в практике Кузовлева и более серьезные дела. Через год после поимки картежных шулеров им было раскрыта серия убийств.
– Однажды в городе среди ночи была зарублена топором семейная пара, – вспоминал дворянин. – Через три недели еще одна. Из домов пропали собольи шубы, дорогие костюмы, разные ценности. Сомнений никаких: действовал бандит-одиночка. Кровавые отпечатки сапог говорили о том, что телосложения он был не самого слабого. И в том, и в другом случае эти самые сапоги оставили на паркетных полах крохотные комья белой глины. Детали на первый взгляд незначительные, но… Мест, где водился этот сорт глины в окрестностях города, раз-два и обчелся. Был установлен негласный надзор за ними. Глину брали девушки для отбеливания лица, бабы для лечения разных болезней, приходили и мужики-горшечники. Наше внимание привлек один из них, дюжий молодец высоченного роста. Проследили за гончаром, под благовидным предлогом заглянули к нему на огонек. И что ж? В подполе обнаружились и шубы, и костюмы, и драгоценности! Скрутили душегуба без сопротивления – так он был ошарашен!
