Скользкая дорога (СИ) - Байдичев Константин (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗
Через минуту на косе лежат пять волчьих трупов, один подранок еле ползет, а два волка колченого шкадыбают к лесу, кровавя прибрежный снег. Сохатый, словно не веря в такую удачу, недолго стоит, потом разворачивается и бредет вдоль косы, уходя от места побоища. С парохода раздаются восторженные крики, даже кто-то шапки в воздух бросал.
Никанорыч опускает винчестер, улыбаясь, хлопает меня поощрительно по плечу:
— А ты востер стрелять-то!
— Я еще востер ебстить сестер! — ну вот с чего я это брякнул? Сам не знаю… Первым захохотал Егорка, а следом и Никанорыч. Я чуть постоял, потом меня тоже ржака разобрала. Отсмеялись, заоглядывались. Вроде в порядке все.
— Сколь меха пропадет зазаря! С них такие унты да шапки можно пошить, в любой мороз тепло — Фролов кинул сожалеющий взгляд на уходящий за корму берег, потом перевел глаза на меня:
— Михалыч, а давай по чайку! — давешнюю хмурость шкипера как ветром сдуло. Можно и по чайку! Я сходил к печке, взял совком горсть углей и распалил таганок на палубе. Вкусно потянуло дымком. Пристроив чайник, набил трубку, уселся рядом. Фролов обошел баржу и вернулся к румпелю. Егорка снова ушел на нос. Как будто и не случилось ничего. Однако Фролов уже поглядывал на меня иначе, без досадливого прищура.
Вечереет. Чай вскипел и заварился. Я разливаю его по кружкам, колю кусок рафинада на три порции. Егорка с кружкой снова уходит на нос. Шкипер шумно прихлебывает чай, искоса поглядывает на меня и хитренько улыбается в бороду.
Чего это он? Что-то задумал абориген, точно задумал. Ну, давай, излагай, небось про могарыч, барашка в бумажке и протчий бакшиш намякивать будет.
— Есть дело к тебе, Вася. К твоему и моему удовольствию.
— Рассказывай, Иван Никанорыч. Ежели к обоюдному удовольствию — все, что надо сделаю.
У шкипера в глазах прыгают озорные бесенята. Он как будто решился на что-то, выдерживает фасон, но не выдерживаю я:
— Никанорыч, коли сам речь завел, говори, не молчи. Не зря ж про обоюдное удовольствие поминал. Поможешь уйти?
Фролов кивает и грозит мне пальцем:
— Ишь ты — обоюдное удовольствие! Подведут тя словечки енти под монастырь, попомни мое слово, подведут… Точно не крестьянин ты, Вася! Из городских…
Мне не до его умозаключений, серьезный вопрос решается:
— А корабли американцев сейчас в порту стоят? Может промеж них знакомые есть, чтобы с ними договориться, на их корабль сесть и таможню не всполошить?
Шкипер отвечает утвердительно:
— Есть такие. Но я, почитай, уже месяц как в порту не был. Кто-то ушел, кто-то пришел. Сейчас конец навигации, скоро уже шуга по Амуру пойдет, капитаны готовят корабли к уходу из Николаевска или зимовке. Дык, коль нужда, то и познакомится не грех. Только с ними не иначе как за плату договариваться. Это не со мной, мериканцы выгоду блюдут, за спасибо не повезут. И добавить им придется, чтобы таможне не выдали.
— А они нашу деньгу берут, американцы-то?
— Всяко быват. Но ежели и заартачится кто, в лавке ихней поменяешь на ихние долАры. Делов-то.
Ага! Никанорыч уже вполне дельные советы дает. Значит, точно готов помочь в скользком деле… Тогда еще вопросец, с давлением на гнильцу:
— А согласятся мерикане таможню оммануть? Я им не сват-брат, с чего рисковать станут?
Фролов закряхтел. Ага. Сейчас будет момент истины. Ну, давай, черт бородатый, не молчи, говори уже…
— Ежели знакомец мой на месте, а он обычно последний уходит перед ледоставом, точно тебя возьмет. Скажешь, что от меня, кой чего передашь и спокойно с ним уйдешь.
Вот так таак! О лучшем можно и не мечтать, все вроде само собой сладилось. Но так не бывает! С другой стороны, а из чего тебе выбирать-то? Ну, ежели иностранных купцов в порту несколько, то можно и еще к кому обратиться. К тому же голландцу-датчанину. Он намякивал… Забудь! Он свой груз с баржи заберет и поминай как звали. Мало ли кому он чего наобещал, он и не запомнил небось. А вот не дай бог, кто-то из купцов по простоте душевной, или еще по каким соображениям брякнет на таможне, что русский мужик ищет корабль, чтоб из России сбежать… В порту и возьмут под белы рученьки. И мало не покажется, тут уже умысел на незаконное пересечение границы. Трехой, как иван-родства-не-помнящий, не отделаюсь. Решаю, что лучший вариант — воспользоваться помощью Фролова. Сдается мне, оно безопасней, чем идти к голландцу или с незнакомым торгашом судьбу испытывать.
И почему поп ко мне интерес заимел? Спутал с кем? Ну, может быть… Ничего не понимаю… если повезет и не узнаю. А не повезет — ну тогда все загадки разгадаются. Только чую, меня это совсем не порадует. Но сейчас боятся нечего. Стоянок больше не будет. Не полезет же он по тросу на баржу, в рясе оно неудобственно. Значит, если придем поздно вечером или ночью, то припрется поп за мной не раньше следующего утра. Ну, за ночь много чего произойти может…
— Никанорыч, ты сразу обскажи мне, кого в порту искать, как спросить, что передать. Мало ли как обернется. Сам понимаешь, как причалим, мне сразу надо будет ноги уносить. Не ровен час…
Шкипер согласно кивает:
— Это да. Только куда ты на ночь глядя пойдешь? Улиц не знаешь, первый будошник твой.
— А постоялый двор имеется?
— Имеется. Но там не за спасибо. Полтинник слупят за постой, не меньше. А то и семь гривенников, если с кухней. И найти тебя там можна, он в Николаевске один, прям с баржи и пойдут. Ко мне тебе нельзя, соседи увидят, а, не дай бог, сыск за тобой учинится, донесут. Я на каторгу несогласный!
Фролов замолчал. Я не тороплю, сижу, жду. Молчим. Никанорыч набрал воздуху в грудь, шумно выдохнул и вполголоса заговорил:
— В порту тебе искать никого не надо, с таможни вмиг заприметят, особливо если с расспросами учнешь по порту шлындрать. Ты вот что, есть вдовица, Прасковья Руднева, на Портовой улице живет, дом видно с воды, я покажу, к ней пойдешь. На меня не ссылайся, скажешь, Боталов Гаврила Кириллыч, это торгован с Благовещенска, посоветовал на постой встать. Прасковья с проезжающих два гривенника берет, комнатенки завсегда свободные есть, переночуешь. Опять же накормит. Она ежели кого и привечает, то по протекции таких, как Боталов, аль по знакомству. Про её мало кому известно. У нее переночуешь без опаски. С утра не разлеживайся, как рассветет — подымайся и дуй прямиком в мериканскую лавку, она на Мериканской улице, угловой дом, на ем вывеска с ружьем, не спутаешь.
— Американская улица? — Я искренне удивлен. — Нешто так и называется?
— Ну да! Мериканцы были первым, кого в Николаевский пост пустили торговать. Они первыми свою лавку и построили. Торговали честно, товар возили добрый. Ну, им и профит. Потом другие появились. Таперича все торгованы, что лавки тут держат, на Мериканской улице живут. Она четвертая по счету от Портовой, ежели в сторону лимана смотреть. Но по Портовой не ходи, она на прострел видна, с одного краю до другого насквозь, обойдешь кругом, я покажу, как. Подойдем к пирсу и покажу, там просто. В лавке найдешь Хуго Штаера, он мериканский немчин. Высокий, черный, нос кривой, бороду бреет, усы носит, на правой руке двух пальцев нет, указательного и среднего. По русски толмачит. Попросишь позвать Питера Болена. Питер — шкипер шхуны "Луис Перро" [43]. Тоже мериканский немчин. Питер тебя на шхуну проведет, объяснит, как перед таможней держаться. Или спрячет. Ежели Хуго учнет тебя в порт посылать, откажись. В порту тебе болтаться нельзя, враз таможне на заметку попадешь. Так Хуге и скажешь, мол, зови Питера, ему посылка есть и письмо. От меня, от Фролова Ивана. Посылку я тебе перед уходом дам, она небольшенькая, полпудика всего. А твои пожитки нехай у меня полежат. Как все сладится, так я их на шхуну прямо в порту переброшу. Чего там у тебя?
— Баул с одежой-обужей да икра. Ведро красной и ведро черной. Вот как думаешь, твой Питер возьмет икру в уплату за доставку?
