Ратные луга - Алексеев Олег (книга читать онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
Лава накатилась на строй конных дружинников, от треска ломаных копий затрещало в ушах, дико заржали кони…
Копья в сшибе стали мгновенно ненужными, резко скрестились кривые сабли и мечи. Русские воины били расчетливо, неторопливо, со страшной силой. Пошла рукопашная, жестокая сеча с криками, храпом коней, с громом подков, стонами и звоном оружия.
Вражеская конница дрогнула, начала вдруг отступать. Но отступать было некуда, пешие копейщики отчаянно ударили с холма, оставив открытым лишь путь к огромному болоту.
Вовсю пылала деревня, освещая поле страшным кровавым светом. Крики воинов слились в глухой звериный рев. От страха я прижался к сестре.
— Наши! Наши! — радостно закричала сестра.
По скату холма бежали пешие воины с рогатинами, копьями и дубинами. Они были в тылу врагов, торопились перекрыть им дорогу. На помощь дружине пришли смерды…
Я очнулся, потрясенный огненным сном. В глаза ударил резкий холодный свет луны. Она, казалось, висит над самой крышей.
Вдруг я понял: битва была ночью, днем враг не отступил бы к болоту, издали увидел бурую топь. А ночью в туман болото похоже на сенокосное поле. Битва была жестокой, окруженный враг пытался вырваться, но не смог.
Мальчишкой я часто играл на могильнике, курган был огромным, отец говорил, что там лежат сотни воинов…
Решительно закрыл глаза и, словно наяву, увидел вдруг мертвое поле боя, убитых и раненых коней, погибших людей. Стало страшно древним, позабытым страхом…
Убитые лежали так тесно, что местами не видно было травы. Ярко блестели шлемы, кольчуги, мертвое поле боя дышало ужасом. Рослый дружинник навалился на врага и застыл с обломком стрелы в междуглазье. Казалось, и мертвые еще продолжают биться. Кричали и стонали раненые. Над раненым дружинником склонился чернобородый старик в порванной кольчуге, жарко шептал слова наговора:
Кровь руда, не точись,
Кровь руда, запекись.
Красный камень глубоко,
Красный камень далеко,
Он не в поле, не в борах.
Он не в море, в горах…
Кровь руда, остановись…
Над елками кружили черные вороны — черные, словно головни на пожаре. Провели пленных — мокрых, в болотной тине, с серыми от страха восточными скуластыми лицами…
Люди несли лопаты, поднимались на холм. В венце холма стоял священник с тяжелой книгой, нараспев читал молитвы.
Несколько дружинников мечами рубили ольшины, готовили кладины для переноски убитых. (В нашей округе до сих пор гробы приносят на кладбище на кладинах.)
Сон не уходил, мучил меня, уводил за собой. В детстве, после того как я впервые увидел убитых партизан, меня долго мучили кошмары, я видел наяву окровавленных людей, но те видения были смутными и краткими, этот же сон тянулся, словно бесконечное страшное кино. Снилось то, о чем я слышал, читал, то, о чем думал и писал в тетради…
Сестра была на холме, работала заступом. Рядом с ней копал песок дружинник в белой нательной рубахе. Кольчуга, шлем и меч лежали наверху. Яма была глубокой, как высохшее озеро. Я с трудом поднялся на песчаный отвал…
Убитых хоронили вечером, несли на кладинах, по цепи передавали в яму. Могильный холм насыпали уже в темноте, он рос на глазах, люди с лопатами словно бы хотели подняться в небо…
Врагов хоронили под горой в овраге, несли почти бегом, сбрасывали вниз. Грязная эта работа была поручена холопам.
Сестра и дружинник бросили заступы, отошли в сторону, о чем-то долго говорили. Потом дружинник подошел ко мне, подхватил на руки, посадил на белогривого коня, надел на меня кольчугу и шлем, опоясал мечом. Шлем был тяжелым, придавил голову, в кольчуге я чуть не утонул, меч, казалось, стянет меня вниз, но я не подал и вида, что мне неудобно.
Я ехал по просеке, дружинник вел в поводу коня, а правой рукой держал под локоть мою сестру. Рубаха ярко белела в лесной полутьме. В чаще трещало, кричали птицы и звери, но верхом на коне, в кольчуге и шлеме с мечом на поясе, рядом с сестрой и дружинником мне не было страшно…
Словно туча, над лесом выросла гора. На вершине горы стояла деревянная крепость. Я обрадовался, что буду жить в крепости…
Сон погас. Открыв глаза, я не увидел луны, на сеновале было тихо и полутемно. Вспомнил вдруг, что в тот год, когда началась война, на могильнике брали песок и, когда копали яму, нашли кусок изъеденной ржавью кольчуги. Находку отнесли в школу, там она лежала, пока школа не сгорела во время боя.
Мой отец, учитель этой школы, считал, что битва между озер была в XIII веке. Ни отец, ни я ни в одной книге не нашли упоминания о ней. То, что было после, узнать оказалось легче…
Когда я научился читать, отец принес мне книги о Псковской земле. Край мой был невелик, но истории его могла бы позавидовать иная страна. Псков не боялся бороться с Литвой и Ливонским орденом, ссорился с Великим Новгородом, был одной из первых республик. Москва верила Пскову, считала его самым надежным союзником. О храбрости и честности псковичей ходили легенды…
Утром я обо всем рассказал хозяйке.
— Видно, так и было, — не удивилась тетя Проса.
И вдруг прищурилась лукаво:
— А лица-то, лица? Запомнил? Сам-то на себя похож? А отец? А сестра?
— Похож, и лица вроде знакомые, виданные…
— Еще бы… Рода это нашего, мы от них пошли — и обличьем, и речью.
За окном, совсем рядом голубели утренние холмы — Сигорицкие горы, или, по-местному, Синегорье. В древности маленький этот край был черным, военным. Из семнадцати псковских крепостей здесь было сразу четыре: Дубков, Выбор, Котельно и Володимирец. Рядом, на Синичьих горах, еще пять — добрая половина псковских крепостей.
Среди тетрадей в моем легком чемодане лежала карта древней Псковской земли. Крепости Дубков, Выбор, Котельно и Володимирец образовывали почти правильный треугольник. Все они стояли на высоких лесистых холмах и вместе представляли тогда грозную силу. В летописях Дубков впервые упоминался в 1408 году, Выбор — в 1430-м, Володимирец — в 1462-м, Котельно знали еще в XIV веке. Все эти крепости были деревянными, назывались пригородом Пскова. Отец считал, что еще до постройки крепостей на их месте были укрепления.
Время стерло почти все следы прошлого. На месте Дубкова остались лишь Дубковские горы — цепь высоких холмов, в войну там был большой бой бились с фашистами партизаны. До Дубковских гор от наших озер было километров шесть, столько же до маленького сельца Владимирец, чуть побольше — до деревни Котельно, и вдвое дальше — до большого села Выбор.
С гордостью подумал я о том, что про нашу местность слава гремела уже полтысячелетия тому назад.
В окно был виден высокий холм Городок, на котором когда-то стояла знаменитая крепость Володимирец. Казалось, холм рядом — брось палку, и она долетит…
Из окна многое не увидишь, и я вышел на улицу, встал возле изгороди из окоренных, связанных лыком жердей.
Прекрасный и богатый край лежал передо мной — холмистая равнина с моренами и звонцами, с чернолесьем, с бесчисленными овальными озерами.
Я узнавал и не узнавал до боли родные места. Даже за мою короткую жизнь край четырежды переменился. До войны и в начале войны это была густонаселенная местность, по холмам лепились бесчисленные дома под камышом и соломой, ярко желтели нивы, золотом горели зароды соломы. Холмы казались мне тогда огромными, словно горы…
Потом я увидел дикое поле — заросшие травой пожарища, опаленные сады, узкие хлебные поля и вокруг них бесконечную зеленую пустыню… В лесу, между елками, прятались землянки и хвойные шалаши.
После войны Синегорье отстроилось, но дома были невысокими, чаще всего крыты соломой, и деревень стало меньше вдвое. Сердце радовали густые хлебные поля, первые, еще не успевшие потемнеть столбы электрических линий.
Теперь же я видел иной — богатый и удивительно красивый край. Старые дома рядом с новыми показались бы неказистыми и убогими. Лишь изредка попадалась на глаза крытая дранкой крыша, все шифер, шифер, цветной, серый, ровными плитами, волнистый. Возле каждого дома на высоченном шесте — телевизионная антенна, тонкий медный провод громоотвода. Даже бани и те нарядные, со светлыми окнами, под цветным шифером. Нивы стали вдвое шире, потеснили ольховые заросли, вплотную подошли к озерам.
