Красные камни - Савин Владислав (полные книги .TXT) 📗
Почти правда. Историю я слушала уже в Академии — поскольку ее знание тоже является идеологическим оружием. Но интересно мне, если сам ректор этого заведения так думает, что же студентам преподают? Про "диких московитов", принимая Гербенштейна за абсолютную истину? Ох и были бы для тебя последствия, товарищ ректор — будь я сейчас в ипостаси "той самой, которая Первого Украины в сорок четвертом под расстрел отправила", как говорили иные товарищи в провинции, доставая валидол. Партийный суд, это дело серьезное — за неправильные убеждения, партбилет на стол, и слетел бы ты со своего поста в рядовую профессуру. Ну а если конкретика откроется, то дело и Куда Надо передадут — если например, окажется, что был ты в курсе дела с листовками. Но я сейчас всего лишь администратор Ялтинской киностудии Шевченко Анна Петровна, помочь которой товарища ректора настоятельно попросили, референт Федорова при мне звонил.
— Дорогая Анна Петровна, я всего лишь считаю, что будет политически неправильным, и даже вредным, противопоставлять Европу и славянские народы — ответил Куколь — как при Александре Освободителе, Россия открылась Европе и сделала большой шаг вперед в общественном развитии, так и теперь, раз СССР входит в Европу, то "мы должны взять лучшее из достижений мировой культуры", так ведь сказал товарищ Сталин — если вам угодно, я источник сейчас найду. Впрочем, по вопросам идеологии, буде на то ваша воля, вам интереснее с товарищем Линником пообщаться, это наш заведующий кафедрой марксизма-ленинизма, очень сознательный и идеологически подкованный товарищ, фронтовик, имеет награды. А также, активную жизненную позицию — ведет среди студентов кружок "Юный марксист", где дополнительно, сверх учебного курса, объясняет наиболее сознательному студенчеству преимущества коммунистического учения. С моей же стороны, будьте уверены, можете рассчитывать на любую помощь.
Вывернулся, угорь. Но интересно, с чего это он перед приезжей так язык распустил? Конечно, гуманитарная интеллигенция всегда была несдержанна. И время, как я уже сказала, сейчас несколько другое, не тридцать седьмой год, когда ответственные товарищи все свои речи по бумажке читали, писанный текст Где Надо утвердив, что там ничего недозволенного нет — так и кончилось большевистское ораторское искусство, что зажигало массы и поднимало в атаку полки. Но ощущение у меня, что сейчас ты пытался на события влиять, сдвинуть акцент в будущем фильме, вот не приняла это твоя душа. Что ж, твоих слов я не забуду — пусть и не доказательство для суда, но оперативный материал. Хотя если дойдет до партийного суда, мне и на слово вполне поверят.
И обязательно уточню — что Маркс о России и русском народе писал.
Париж. Представительство ООН. 15 августа 1953.
В кабинете двое мужчин, представительного вида. И женщина лет сорока.
— Мадам Ферроль, я комиссар Ламбер, следователь Международного Уголовного суда при ООН. Это мой коллега, комиссар Клаусен. Мы пригласили вас, чтобы вы рассказали нам о случившемся 19 мая сего года в Сайгоне.
— Месье, я ведь уже написала все, что было в тот ужасный день! Разве вы не читали?
— Мадам, нас интересовали бы самые мелкие подробности, которые вы, возможно, опустили. Если вы читали детективные романы, хотя бы месье Сименона, то знаете, насколько эти детали важны для раскрытия преступления.
— Что ж, месье, я попробую вспомнить, хотя это очень для меня тяжело. Как какие-то мерзавцы едва не убили меня, вместе с детьми! И мой муж едва избежал гибели от рук этих коммунистических бандитов!
— Эти люди как-то идентифицировали себя именно как коммунистов?
— Нет, месье, но они посмели напасть на европейский квартал среди бела дня. В центре Сайгона, столицы Индокитая, где было полно нашей полиции и войск. А все во Вьетнаме знают, что именно красный Вьетконг, это наиболее дерзкие, опасные и многочисленные из местных азиатских банд.
— Мадам, именно этот факт нам и надлежит неопровержимо доказать — чтобы призвать к ответу не только напавших на вас, но и их покровителей. В тот день и час вашего мужа не было дома — это был его обычный распорядок?
— Гастон работает в управлении колонией, и государственные дела иногда заставляли его задерживаться, даже когда большинство из соседей уже приезжали. Так случилось и в тот день. Я думаю, как мне повезло, что он припозднился.
— Вы пишете, что бандитов впустил в дом ваш повар, Жерар. Вы нанимали его сами? Имел ли он рекомендации?
— О, да, месье, я поняла о чем вы говорите! В Сайгоне иные нанимают прислугу из самых подозрительных личностей, подобранных буквально на улице — поскольку это выходит заметно дешевле, чем по рекомендации от приличных людей. Но мы взяли повара по рекомендательному письму от приятеля моего мужа, который уехал во Францию два года назад. И все это время у нас к Жерару не было никаких замечаний.
— Это было его имя? Что вы можете сказать о вашем поваре, как о человеке? Была ли у него семья?
— Месье, откуда я могу знать, чем живет и что думает прислуга? У него было какое-то туземное имя, я дала ему французское, так было удобно мне и мужу. И у нас в Сайгоне совершенно не было принято, чтобы слуги жили с семьями — если только их вторая половина также не служит у того же хозяина. Возможно, у него был кто-то в его деревне. От нас же он видел лишь разумную строгость, в пределах допустимого. Даже за провинности мы ни разу не били его бамбуковой палкой, как иные из наших соседей своих слуг — а цивилизованно вычитали из жалования. Он получал от нас, помимо крыши, еще и обед, имел привилегию забирать остатки с нашего стола — ну и наверно, подворовывал по мелочи, как всякая туземная прислуга. Но в целом, у него не было причины ненавидеть нас, неблагодарная свинья!
— Как выглядели бандиты, ворвавшиеся в ваш дом?
— Как обычные азиаты. Одеты, как подобает прислуге. Один был высокого роста — вьетнамцы обычно мелкие, а этот был выше на целую голову. Но такое же азиатское лицо — возможно, китаец. И он командовал — а остальные послушно исполняли.
— Чем они были вооружены?
— Автоматами, не такими, как у наших жандармов и солдат. А у Жерара был огромный мясницкий нож из кухни! Он размахивал им и кровожадно смотрел на моих детей, Жана и Эмиля — наверное, представляя, как сейчас их зарежет!
— Посмотрите пожалуйста на эти фото. Какое оружие, из изображенных, было у бандитов?
— Вот это, месье, я запомнила хорошо. У двоих — рослого, и еще одного. А у третьего, вот это.
— Два русских ППС и американский М3. А больше вы у них ничего не заметили — пистолеты, гранаты, ножи?
— Нет, месье! Я никогда не забуду, как они направили стволы на меня и на детей — еще мгновение, и нас бы убили!
— Может, у них было что-то в карманах? Или спрятано под одеждой.
— Месье, у нас туземная прислуга никогда не имела одежду с карманами! Чтобы меньше воровали.
— Что было после?
— Я очень испугалась, месье. Но помнила, что туземцы, как дикие звери, пугаются хозяйского окрика и грозного взгляда. У меня не было никакого оружия — но я крикнула им, вон! И повелительно указала на дверь. И господь услышал меня — инстинкт подчинения был крепко вбит в рассудок этих дикарей, они напугались и убежали.
— Но вы написали, что это произошло после того, как их главный отдал приказ?
— А какая разница, месье? Да, он что-то сказал повелительно на своем языке, и двое других тут же опустили автоматы. А он еще добавил, обращаясь ко мне, на очень плохом французском — чтобы мы сидели тут, не выходили, иначе нас убьют. И они ушли!
— Ничего не взяв из дома? У них были с собой мешки или иная тара для выноса награбленного?
— Нет, месье, ничего не пропало. Хотя после я обнаружила, что с кухни исчезли все продукты. Наверное, Жерар украл, сбежав с бандитами, неблагодарная тварь! Нет, я не видела у них никаких сумок или мешков.
— И больше они ничего вам не сказали? Все ваши соседи по кварталу были убиты, восемнадцать семей! А вас не тронули — обычно бандиты так поступают, когда хотят что-то передать. Если только…
