Опричник (СИ) - Хорошавин Сергей (электронные книги бесплатно .TXT) 📗
...
Немало времени ушло и на состав для капсюлей. Получить хлорат калия электролизом проблем не составило, та соль, что мы закупали в Нижнем Новгороде, явно была со Строгановских варниц и содержала приличную часть примеси сильвина, а уж отделить его от галита -- детская забава. Тем более что мне нужно было всего пару грамм. Металлов для простейших гальванических элементов у меня было в избытке: серебро, медь, свинец, олово, ртуть, железо. Выбрал свинец и железо, пусть напряжение и не велико, зато цена самая низкая, олово и медь уже прилично дороже, что уж там говорить про серебро. Батарею пришлось, правда, собирать аж из пятнадцати элементов, но все одно не из двух с лишним тысяч как Василию Петрову.
Серную кислоту я получил из серы и селитры[19], а затем из смеси серной кислоты и селитры уже азотную[20]. Посуду для кислот использовал свинцовую, собственноручно отлитую из ранее купленных запасов, для остальных экспериментов пришлось покрывать глиняную посуду стеклянной глазурью. Хорошо хоть не пришлось варить фритту из поташа, извести и песка. Для приготовления порошка глазури хватило и осколков стекла, оставшихся от дна бутылки, использованной мною для светильника.
Впрочем, как ни крути, а стекольное производство со временем заводить придется, тем более что сырья в округе в достатке. Золу для получения поташа скоро девать будет некуда, известь тоже не проблема, да и пески стекольные имеются, хотя по качеству они чуть хуже, чем в урочище Шиворово, где спустя дести лет купцы Мальцевы построят свою стекольную мануфактуру. Ту самую, вокруг которой возникнет Гусь-Мальцевский городок, в 1926 году переименованный в Гусь-Хрустальный.
После изготовления кислот основной проблемой чуть не стал спирт. Чтобы сделать из меди хотя бы аламбик, нужен был грамотный мастер медник, а его-то под рукой и не оказалось. Пришлось выкручиваться народным способом и сооружать аппарат из котелков и глиняных мисок, на глазирование которых, кстати, ушли все остатки стекольного порошка. В качестве сырья использовал часть пива, привезенного стрельцами из Рязани. Для надежности перегнал несколько раз и в итоге получил четверть литра спирта.
Нарезка стволов заняла почти целую неделю, первые тройку запорол, что впрочем, с таким материалом и не удивительно: сначала держатель резца оказался слабоват, а затем подвела незамеченная при осмотре раковина. Но в итоге я таки получил пять вариантов с разным шагом нарезов. Отстреляв их одиночными зарядами, выбрал один, давший наибольшую кучность и приступил к самой конструкции. В первоначальном варианте решил использовать автоматику перезарядки на отдаче ствола. Получилась довольно массивная конструкция из дубового бруса, в которой ствол при выстреле скользил по направляющим ствольной коробки вместе с барабаном, а затем возвращался обратно мощной двуперой пружиной. Барабан же удерживаемый защелкой на раме, сначала проворачивался на одну двадцатую оборота, а затем подводился к стволу и фиксировался в этом положении эксцентриком, связанным рычагом с основанием казенной части.
Чтобы уменьшить прорыв газов между казенником ствола и барабаном пришлось использовать лабиринтную схему в виде концентрических конусов проточенных на ответных частях. Совсем избежать этой беды, правда, не вышло, мешала невысокая точность изготовления, но все-таки такого фейерверка как у обычных револьверов не наблюдалось. В целом схема получилась вполне рабочей, хотя калибр стоило уменьшить и желательно как минимум вдвое, но тут все упиралось в прочность свинцовой пули. С крупных нарезов пулю и то порой срывало, особенно на сильно закрученных твистах, но делать оболочечные пули с медной рубашкой пока возможности не было. Да и медь была не сильно хорошего качества, даже для капсюлей пришлось ее рафинировать, сначала отжигая в небольшой печи, теряя с угаром чуть не половину металла, а потом еще и проводить окончательную очистку селитрой, что тоже себестоимость не снижало.
Впрочем, довести свои эксперименты до натурных испытаний полноценного прототипа я не успел, помешали неотложные дела. Мужики закончили сев за четыре дня до первого сентября, то есть по местным меркам до начала нового года. Всего посеяли двести шестьдесят десятин ржи, да около пятнадцати -- озимой пшеницы-ледянки. В итоге запасы зерна в наших амбарах сильно поубавились, притом, что по большей части сеяли не по две четверти, как принято, а всего по одной. Лишь на небольшом участке, в двадцать десятин, на южном склоне холма, где успели уложить ранее снятый плодородный слой со дна будущего пруда, сеяли по полной норме, которая, кстати, оказалась в полтора-два раза ниже принятых в моем времени. Впрочем, ничего удивительного -- здешнее зерно заметно мельче.
С учетом того, что успели подъесть мои работники, осталось около восьмидесяти пяти четвертей. Причем более половины из них -- овес, да немного ячменя с горохом, отложенных на посадку весной, ржи не осталось совсем, а пшеницы всего десять четей, так что поездку в Духов монастырь за зерном нового урожая откладывать явно не стоило, а то зимой лебеду есть будем, с березовой кашей на пару. Поэтому, отдав распоряжения по поводу строительства и хозяйства, и попарившись в недавно возведенной бане, на следующий день я с Заболоцким, бурлацкой ватагой и полусотней стрельцов на двух стругах отправился в Рязань.
...
Всю дорогу я жалел, что не вышло уговорить Ласкирева, сменить парусное вооружение на гафельное, чтобы можно было идти круто к ветру. Стрелецкий голова уперся, сославшись на то, что имущество казенное и ему за него отвечать если что. Как назло почти все время дул встречный ветер, так что на путь до Рязани у нас ушло две с лишним недели. Впрочем, грех жаловаться, шли ходко, где на веслах, где бечевой, и в итоге за день проходили верст по тридцать, а порой и более.
На место прибыли часам к десяти утра, в субботу. Служка Свято-Духова монастыря встретил меня как родного и буквально за руку потащил к игумену, что показалось мне весьма подозрительным. Однако святой отец лукавить не стал и выложил все как на духу. Ларчик открывался просто: урожай в Рязани в этом году собрали обильный и цены на рожь в Рязани упали до неприличия низко. Все бы ничего, можно зерно и придержать, но как назло на монастырских землях урожай оказался так велик, что амбары смогли вместить не более двух третей. Так что часть хлеба стояло в копнах, а недели через две-три могли зарядить дожди, так что часть урожая могла запросто сгнить.
Закупаться одной только рожью в мои планы не входило, но цены на пшеницу и ячмень нового урожая меня не порадовали -- они оказались даже чуть дороже тех, по которым я приобрел первую партию. Так что вариантов не оставалось и после недолгого торга мы сошлись на пяти копейках с полушкой за четверть. В целом закупка без малого полутора тысяч четвертей зерна мне обошлась в семьдесят пять рублей, два алтына и три денги. Больше закупать не было смысла, и так оба струга будут изрядно перегруженными. Теперь хлеба хватит, чтобы тысячу человек год кормить, а у меня пока только сотня работников. Да стрельцов и посоху три сотни, впрочем, им недолго осталось у меня харчеваться -- скоро в Казань отбудут. Плотину уже в этом месяце закончат, и все. Другой вопрос удастся ли их раньше срока спровадить? Служилые еще, куда не шло, им, что тут службу нести, что там, разница невелика, хотя кормежка у меня обильная, да и воли больше, а вот мужикам в Казани никто платить не будет -- тягло оно и есть тягло...
