Люди или животные? [Естественные животные] - Веркор (книги серии онлайн txt) 📗
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Пробежав глазами последние строчки, Френсис аккуратно сложила письмо вчетверо, потом нарочито спокойно поднялась с дивана, на котором она лежала, вытянувшись во весь рост, не спеша причесалась, подкрасила губы, закурила сигарету и, набросив плащ, вышла из дому — за покупками, решила она. Но она миновала бакалейную, мясную лавки, миновала булочную, даже не повернув головы, даже не выглянув из-под капюшона, который надвинула на самый лоб. Моросил мелкий и частый дождь, похожий на брызги морского прилива; сквозь него проступали неясные, как будто полинявшие очертания холмов Хэмпстед-хайта. Гравий на дорожке скрипел под ногами.
«Вот так иммунитет!..» — подумала она и попыталась было улыбнуться. Да, ещё недавно она верила, что у неё выработался иммунитет. В последний раз страсть ворвалась в её жизнь года три назад, но в ту минуту, когда почва уже уходила у неё из-под ног, она огромным усилием воли сумела выйти победительницей. Бедный Джонни! Легкомысленный, непостоянный Джонни, Джонни — нарушитель спокойствия… Она, как обычно, бросила ему «до свидания» и даже помахала Джонни из окна вагона. Но она уже знала, что никогда больше его не увидит. Целый месяц, а то и больше он ежедневно писал ей — сначала письма, полные недоумения, потом гнева, потом пошли уговоры, слова нежности, упрёки, угрозы, горькая ирония, бешенство и мольбы. Она не рвала эти письма: она их читала. Читала, рыдая от раскаяния и переполнявших её желаний, но так она испытывала свою волю и стойкость. Наконец перестала читать: на смену пришли усталость и пустота. «У меня выработался иммунитет», — думала она не без гордости.
Любить? Это ещё возможно. Но страдать? Никогда в жизни. Разве нельзя любить не страдая? И разве не следует любить не страдая? Страдания любви унизительны. Она не позволяла себе такой роскоши, как страдания. И презирала тех женщин, которые потрясали, как славным знаменем, «своим возвышенным, но — увы — разбитым сердцем».
Она даже начала писать новеллу, где рассказывалась история женщины, для которой любовь без страданий — не настоящая любовь: действительно ли ты любишь, если тебе не приходится страдать? Героиня новеллы чувствует себя униженной и падшей. И в конце концов уходит от этого слишком положительного человека, который дарил ей слишком безмятежное счастье.
Иммунитет… Разве не подтвердили их спокойные отношения с Дугом, что Френсис действительно приобрела иммунитет? Пусть она любит его, а он её нет (по крайней мере так ей казалось) — она от этого не страдает. Когда же наконец в один прекрасный день Френсис поняла, что и Дуг её тоже любит, его захватила и увезла на целый год вместе со своим багажом эта женщина. Нелепые обстоятельства его отъезда приводили Френсис в ярость. Но чувствовала ли она себя несчастной? Почти нет. То, что она испытывала, нельзя было назвать страданием. Тут была терпеливая суровая надежда, напряжённое ожидание весточки от него, иной раз тревога и даже — нечего греха таить — лёгкие уколы ревности. Но страдания, слава богу, нет! «Хватит, я больше не способна страдать…» — думала она.
С гладких листьев каштанов падали крупные капли дождя и глухо разбивались о её капюшон.
И вот теперь началось все сначала. И все из-за этого несчастного журналиста. Непокорное сердце заныло, хотелось кричать, и потом снова эта острая боль, такая нестерпимо знакомая, пронизывающая насквозь все тело… И все из-за этой размазни, из-за этого бесхарактерного непостоянного мальчишки…
Она закусила кончик носового платка. Этого ещё недоставало — плакатьНечего сказать, красивая сцена! Френсис яростно высморкалась. Правая нога соскользнула в лужу. Надо было надеть туфли на каучуке.
И с кем? С этой Сибилой! С этой гробокопательницей! И у него ещё хватает наглости писать мне: «В эту минуту я думал о Вас!» Идиот, идиот, трижды идиот! И я страдаю из-за такого идиота! «Не знаю, будет ли Вам от этого легче, или же Вы окончательно вознегодуете». Надо же быть таким дураком!
Она даже не подумает ему ответить. Нет, ответит! «Мне казалось, что Вы не похожи на других, — напишет она ему. — Я любила Вас за то бесконечное доверие, которое я испытывала к Вам. Вы растоптали моё чувство».
Целый час шагала она среди деревьев, сочиняя своё прощальное послание — великолепное и беспощадное. Но, поставив последнюю точку, она почувствовала, что в душе у неё пустота, тоскливый холод, такой же унылый, как эта пелена дождя. Вдруг она спохватилась: я даже забыла о его тропи. Она пожала плечами. Дождь становился все сильней и наконец перешёл в настоящий ливень. Френсис туже стянула вокруг шеи шнурок капюшона. И вдруг вспомнила слова из его письма: «Возможно, меня даже повесят». Что ещё за ерунда! — подумалось ей. Типичный газетный стиль!.. Его повесят! И он воображает, что она поверит… С какой стати его будут вешать? Она не поняла и половины в этой путаной истории с тропи. Эту часть письма, несмотря на самые благие намерения, она прочла как в тумане. Надо бы перечитать его, подумала она, чувствуя, как в душу закрадывается тревога и раскаяние. Что же было написано в конце? «Жестокое и кровавое дело». Нет, слова «кровавое» там, кажется, не было. Впрочем, не было и «жестокое». Почему же тогда ей на ум пришло слово «кровавое»? Там же написано «опасное и трудное». Но почему же все-таки она решила, что «кровавое»? Страх зашевелился в душе, охватил все её существо. Она быстрее зашагала к дому. «Опасное и трудное предприятие», — вспомнила она подлинные слова. Но что предстоит ему сделать? И почему, почему «опасное»? Она почти бежала.
Спустя час страдания Френсис, не потеряв своей остроты, приняли иной характер. Не то чтобы она простила Дугласу измену, но она перестала называть его про себя «несчастным журналистом» и «размазнёй». Она снова взяла письмо, прочла и перечла последнюю страницу. И она знала — да, хорошо знала, — что он выполнит все, о чем пишет. О мужчины, непонятные животные! С одной стороны, полнейшая бесхарактерность перед этой мерзкой Сибилой, а с другой — такая решительность и мужество. И ради кого? Ради тропи. В первую минуту она почувствовала себя вдвойне оскорблённой. Но комизм происшедшего помог ей взять себя в руки. Ещё раз перечитав письмо, она уже могла судить обо всем более здраво. Прежде всего она поняла, что с первой до последней строчки его письмо проникнуто глубокой и сильной любовью к ней, и, согретая этим открытием, Френсис должна была признать, сколько в Дуге подлинного благородства и мужественной требовательности. Короче, она поняла, что, по трезвом размышлении, бедный Дуг заслуживает скорее уважения и даже восхищения, нежели презрения и гнева.
Настолько заслуживает, что она даже начала обвинять себя. Теперь, когда она разобралась во всем, история тропи показалась ей куда значительнее и важнее, чем её собственные переживания. Ей стало стыдно. Внезапный порыв материнской любви к изменнику охватил её, и неверность Дугласа, заброшенного в пустыню, представилась ей минутной слабостью, вполне простительной под небом пустыни… Даже Сибилы коснулась эта неожиданная умиротворённость.
Отныне душа Френсис была открыта всем треволнениям. А вместе с треволнениями в ней проснулось непреодолимое желание быть рядом с Дугом. Только бы не оставлять его наедине с химерами! Если, к несчастью, думала она, уже слишком поздно предотвратить глупый шаг, пусть по крайней мере мы вместе разделим его последствия. Она послала телеграмму: «Поженимся немедленно», словно можно было немедленно пожениться, будучи разделёнными расстоянием в двенадцать тысяч миль. Влюблённые, строя свои планы, не склонны принимать в расчёт реальные обстоятельства. Но каким образом добраться к Дугласу без гроша в кармане? Ничего, она что-нибудь придумает. Или Дуг найдёт какую-нибудь возможность вызвать её к себе. Или они смогут оформить свой брак заочно. Разве в случае чрезвычайных обстоятельств закон не допускает подобную регистрацию браков? Нельзя же, в самом деле, помешать людям жениться только по той идиотской причине, что жених и невеста находятся на разных концах света!
