Точка Лагранжа (СИ) - Батыршин Борис (лучшие бесплатные книги txt, fb2) 📗
Зато, миновав все назначенные «круги ада», они получили выписанное честь по чести приглашение в программу плюс солидную бумагу в школу, где администрация проекта просила обеспечить новым участникам особые условия, позволившие бы выдерживать повышенные нагрузки и поистине сумасшедший темп учебы.
Отдельным пунктом в документе говорилось о форме, которая отныне полагается неофитам — точно такая же, как и у «юниоров», разве что отделка слегка отличается. Согласно утверждённым в соответствующем министерстве положению, форма эта дозволялась к ношению, в том числе, и в общеобразовательных учебных заведениях, взамен типовой. Это, по задумке авторов документа должно послужить пропаганде и популяризации программ подготовки молодого поколения к предстоящему Большому Рывку в космическое пространство.
Между прочим, это и ко мне относится. Там же, в каптёрке главного корпуса Центра Подготовки я вместе с остальными выбрал себе комплект униформы — бледно-салатовый, со всеми полагающимися нашивками и эмблемами. Оле Молодых, кроме повседневных брючек, полагалась ещё и юбка; из обуви выдали отличные кроссовки на толстой рубчатой подошве, а в качестве головного убора все трое получили пилотки, напомнившие мне те, что во время гражданской войны в Испании по обе стороны фронта, разве что, без легкомысленной кисточки.
Особый шик этому гардеробу придавала небольшая сумочка, скорее, подсумок, располагающийся там же, где у членов экипажа «Зари» висел поясной пульт, управляющий, среди прочего, магнитными подошвами. Ну, нам такие изыски ни к чему, да и «юниорам» тоже — а потому, в «подсумке» лежал ещё один фирменный аксессуар. Складной нож-мультитул фирмы «Венгер», конкурента знаменитого «Викторинокса» — копия ограниченной серии, выпущенной для международного скаутского движения, только в тёмно-синем пластике, без обязательного швейцарского креста, зато с серебряными звёздочками и эмблемой «школы юных космонавтов». Все эти подробности сообщил нам Дима Ветров, когда провожал в каптёрку. Термин «мультитул» здесь пока не в ходу, Дима назвал его иначе: «Универсальный инструмент». Что ж, пусть будет так, тем более, что качество изделий швейцарское, и этим всё сказано — здесь, слава богу, ещё не научились плодить подделки в таком количестве, что оригиналы среди них совершенно теряются.
Между прочим, я посоветовал спутникам беречь полученные ножи. Когда-нибудь эти штуки будут цениться у коллекционеров на порядки дороже их реальной стоимости. А пока будет, чем похвастать в родной школе номер семь — представляю, какой фурор произведёт там наше появление в новом обличии! Правда, надевать новую «космическую» униформу всё же придётся под тёплые куртки по сезону — на дворе ноябрь, да и уши в пижонских пилотках мерзнут. Решительно — нет в мире совершенства!
II
— Но это же не настоящая авария! И даже ни стимуляция на тренажёре! — Юрка-Кащей говорил сбивчиво, для убедительности помогая себе энергичными жестами. Плоский серебристый чемоданчик-кейс с эмблемой Проекта при этом летал у него в руках, так что собеседникам приходилось опасливо уклоняться.
— Смоделированная ситуация вообще не имеет никакого отношения к действительности: какие-то там абстрактные «узел номер один», «узел номер два»… чушь!
— А ты хотельь, чтобы мы сразу на орбита работай? — осведомился Шарль. Он, как всегда, в минуты сильного волнения начинал сбиваться, путать русские слова. — И чтобы ты — мы все! — не выполнить заданий там?
И француз ткнул пальцем вверх, в серое ноябрьское небо над головами. Группа «3-А» в полном составе торопилась из второго учебного корпуса к общежитию, а для этого предстояло преодолеть недлинный, метров двести, бульвар, разбитый на главной улице «Центра Подготовки. Утренние занятия только что закончились; теперь их ждал обед, часовой отдых (администрация решила обойтись без ненавистного всякому советскому пионеру словосочетания «тихий» или «мёртвый» час»), после чего — обычные уроки по общеобразовательной школьной программе.
— Шарль прав. — сказала Лида, она же «Юлька Сорокина». — Если мы не можем справиться с простейшим заданием, почти что детской головоломкой, мы в «Лазурном» и посложнее на раз-два щёлкали — то каких же дров мы наломаем, оказавшись в космосе? Представить страшно…
И она зябко повела плечами. Впрочем, возможно это было из-за погоды: ноябрь выдался сырой, промозглый, а для короткой «перебежки» от учебного корпуса к общежитию «юниоры» сплошь и рядом ленились надевать тёплые куртки. Как вот сейчас, к примеру…
— Это всё потому, что вы начали спорить, когда я предложил подвести захват под грузовой контейнер, а вторым захватом накинуть на него сверху петлю из кабеля! — Юрка не собирался сдаваться. — Дима на разборе казал, что решение было правильным! А вы с Середой упёрлись: «соскользнёт…» да «кабель не трос, не выдержит, порвётся…» В итоге — потеряли темп и не уложились в отведённое время, а это по условиям равносильно провалу задания!
— Но ты же не стал объяснять… — начал, было, Середа, но «Юлька» не дала ему договорить.
— Знаешь, Вить, на этот раз прав Юрка. Если бы мы сразу с ним согласились, то выиграли бы эти несчастные одиннадцать секунд, которых нам в итоге не хватило. А так — стали препираться, а потом Шарль полез со своей идеей…
— Я думальь, вы согласиться со мной, если не слушать Юрий! — принялся оправдываться чернявый француз. — Вы троек всегда спорийт и редко найти общий …. Как это… решимость, да?
Теперь он сбивался ещё сильнее.
— Вот именно! — Юлька щёлкнула пальцами. — Мы раз за разом начинаем спорить, даже ссориться — и в итоге проваливаем простейшие задания! А ведь почти всегда кто-нибудь предлагает верное решение, и надо только согласиться с ним и действовать сообща. Вон, в прошлый раз, когда Середа предложил использовать рычаг, чтобы сдвинуть застрявшую балку, а ты, Юрка, упёрся, как баран? А он, как оказалось, тоже был прав!
— Чего опять я? — возмутился Юрка-Кащей. — Почему ты всегда меня обвиняешь?
— И даже совсем не всегда… — начала девочка, но они уже подходили с общежитию. Поднялись по широким ступенькам парадного входа; Шарль, забежав вперёд, распахнул перед девочкой половинку стеклянной двери, украшенной неизменным символом Проекта — и все четверо и вошли, оставив за спинами стылую подмосковную осень.
Комнаты — двухместные гостиничные номера с душем, санузлом и маленькой прихожей — где поселили участников «юниорской» программы располагались на третьем, верхнем этаже здания. Второй этаж был отдан под конференц-зал, актовый зал и административные помещения; на первом же располагались учебные классы и большой спортивный зал. Вверх можно было подняться и на лифте — их в холле имелось сразу три, просторные, пригодные не только для пассажиров, но и для грузов на ручных тележках с маленькими резиновыми колёсиками. Но «юниоры» редко пользовались лифтами — они наперегонки взлетели по широким лестничным пролётам на жилой этаж — и оказались в просторном холле. Таких здесь было два — в дальний выходили двери небольшой кухни, маленького зала со спортивными тренажёрами, и комнаты для самостоятельных занятий (куратор Дима упорно именовал её «Ленинской комнатой»); в другой, куда вели лифты и лестничные пролёты, были расставлены вдоль стен мягкие низкие диванчики, а на стене, на специальном кронштейне, висел японский цветной телевизор с огромным экраном. Перед этим телевизором и собралось сейчас едва ли не всё население этажа, состоящее ид двух с половиной десятков ребят и девчонок в разноцветных «фирменных» костюмчиках. Кое-кто подтащили поближе к экрану диванчики и устроился на них; большинство стояли и молча слушали диктора. Лица у всех были тревожные, сосредоточенные. Кто-то комкали невесть как оказавшиеся в руках полотенца, кто-то сплетал и расплетали пальцы, или тискали локти скрещённых на груди рук — обстановка в холле была, мягко говоря, неспокойная.
— …вспомним хронологию событий последних дней. — говорил диктор. За его спиной на составленном из маленьких лампочек, табло светилась надпись: «Экстренный выпуск».
