Выбор. Долгие каникулы в Одессе (СИ) - Ковригин Алексей (электронные книги бесплатно .TXT) 📗

Накрываюсь простынкой быстро пересекаю двор и поднимаюсь в квартиру. На моё счастье мама в комнате что-то шьёт на машинке, и я проскальзываю в ванную незамеченным. Засовываю рубашку в корзину с грязным бельём, тщательно моюсь с мылом под холодным душем и устало бреду в свою спальню.

– Миша! А ты чего так рано спать ложишься? Ты не заболел? Может тебе горячего молока согреть?

– Не мамочка, я не заболел, просто устал. Наверное, перекупался с непривычки.

Я нарочито широко зеваю, ложусь на кровать, и неожиданно для себя засыпаю.

Глава 6. Последствия "прописки"

Вчера я лёг в девять часов вечера, всю ночь дрых как убитый от того и проснулся сегодня с рассветом. Спать больше не хочется, да и болезненный дискомфорт во всём теле от вчерашних «физических упражнений» мало способствует здоровому сну. Поэтому повесив на шею полотенце, я отправляюсь к морю. Лёгкая пробежка с голым торсом по пустынным с утра улицам, недолгое купание, разминка и бой с тенью на свежем морском воздухе меня разогрели и взбодрили.

Окунувшись в море ещё разок, поныряв и смыв пот, я неспешно направляюсь домой, обдумывая происшедшее накануне. Мне не даёт покоя мысль о неправильности происходящего. Как это тело могло музицировать, а затем боксировать, да ещё и провести борцовский приём, если раньше ничем подобным не занималось? В этом я был абсолютно уверен.

Внимательно рассматривая свои пальцы, кисти и предплечья рук я убедился, что они совсем не похожи на тренированные руки музыканта или боксёра. В прошлой жизни я увлекался и тем и другим. И хотя профессионалом не стал, но тренированные пальцы и кисти пианиста и тренированные руки боксёра от обычных нетренированных рук я отличу. Да и сегодняшняя утренняя ломота во всём теле наглядно показывает, что вчера я действовал на самом пределе своих возможностей, а вполне вероятно и выходил за эти пределы.

Вывод напрашивается один. Пока я не задумываюсь над тем, что и как надо делать «правильно», мой мозг полностью контролирует тело и заставляет его выполнять движения по ранее наработанному шаблону автоматически, даже на пределе его возможностей, потому что «знает», что я так могу, и я так уже делал. Но стоит мне начать «думать», как правильно что-то сделать, и мозг тут же перестаёт контролировать тело, и оно начинает устанавливать барьеры, не дающие выходить за рамки предыдущих своих способностей. Хм… А это открывает для меня интересные перспективы! И я довольный вхожу в свой двор.

М-дя… А что-то с утра у нас тут довольно-таки живенько. Четыре пацана в возрасте тринадцати-пятнадцати лет, размахивая руками что-то оживлённо обсуждают, вокруг них нарезают круги Арик с Додиком. Три девушки чуть постарше возрастом стоят отдельно и, хихикая, щебечут о чём-то своём, о девичьем, к ним смущённо улыбаясь и слегка краснея, внимательно прислушивается Сонечка. Ещё три молодые женщины с пустыми корзинами очевидно собрались на базар за покупками и кого-то ожидают.

Небольшая группа из трёх молодых парней и пары мужиков в возрасте явно собрались на работы, и сейчас сгрудившись в круг, смолят папиросы и ржут над чьей-то шуткой. Престарелый Арон уже занял свой стратегически важный наблюдательный пункт на лавочке и о чём-то громко переговаривается с такой же ветхой бабкой кавказских кровей. Пятилетняя Песса за уши тянет из будки Пирата, тот лениво зевает и трясёт головой, пытаясь избавится от докучливой помехи. На галерее стоит моя мама и озабоченно осматривает двор.

– Миша! – громко и облегчённо восклицает она. – И где ты идёшь? Я таки волнуюсь уже. Ушёл и ничего не сказал, нельзя так маму нервировать, у меня ж больное сердце!

– Ой, вей! Ви только поглядите. У старой больной еврейки народился маленький гойский сыночек! Фира, ви делаете мне смешно! Когда ви успели уже забэрэменеть и сегодня родить, если вчера были совершенно здоровы и бэздэтны?

Рыхлая пожилая еврейка, переваливаясь с боку на бок, подошла к ожидавшим её молодухам и поставила свою корзину на гранитную плитку вымостившую двор, явно настраиваясь на большой и вкусный утренний скандал. Мама уже собралась дать отповедь нахалке, но я опередил её.

– Мама! Берегите свои нежные нервы и драгоценное здоровье, не надо тратить их попусту на кого попало, вам за это не платят. И не обращайте внимания на эту недалёкую женщину, с которой я ещё не знаком совсем, но уже совершенно забыл за неё навсегда. Просто у некоторых людей слова как воробьи, они клюют мозг и гадят в голове, если их не выпустить наружу. Вот они и держат свой рот открытым всегда, чтоб клевать мозг и гадить другим!

В полной тишине я прошёл через весь двор поднялся на пару ступенек по лестнице и оглядел замерший в изумлении народ.

– Уважаемые, а что вы так на меня смотрите? На мне узоров нет, и цветы не растут!

И взглянув на мамину неприятельницу, с наигранным возмущением добавил:

– Женщина! Да вы во мне дырку взглядом прожжёте!

Расхожий парафраз из моего времени и здесь возымел успех. Народ заулыбался, раздались смешки.

– Фира! Таки этот малолетний нахалёнок и есть тот самый Миша, внук того самого Иосифа? Нам было мало, што Йося обобрал пол Одессы и сделал ноги до Амэрики, так он ещё и внучка своего прислал до нас, шоб тот добрал остальное у несщастных оставшихся? У нас шо, своих бандитов мало? Таки вон, полный двор такого щастья! И зачем нам ещё?

Я не знаю, чем бы окончился зарождающийся скандал, но тут раздался негодующий вопль Сониной мамы:

– Соня! Это шо такое? Я тебя спрашиваю!

И тётя Бэлла разъярённой фурией вылетела на галерею, потрясая синими сатиновыми трусами. Упс! Моими трусами. Я ж вчера совсем забыл за них, а они так и остались лежать в Сонечкиной корзинке. Увидев во дворе толпу народа, она ойкнула и спрятала руку с трусами за спину. Но народ, привлечённый громким воплем, уже успел рассмотреть интимную деталь мужского гардероба, и теперь требовательно и предвкушающе уставился на девочку, ожидая подробностей. А та вспыхнула как маков цвет и растерянно глядела на меня.

– Это не мои! – послышался её чуть слышный и дрожащий голосок. – Это Мишины!

– Во, бандит! Весь в деда! – Торжествующий и чуточку восхищённый голос скандалистки перекрыл зарождающийся смех.

– Тот шлемазл в молодости был такий же шустрый. Стоило только чуточку сомлеть и забыться, как он тут же норовил свои бейцы пристроить в твою корзиночку. Но вот трусов, гад, не забывал ни разу!

Последняя фраза потонула в громовом хохоте.

– Соня! Домой!

Голосом тёти Бэллы можно было легко заморозить всё Чёрное море и немножечко на Средиземное оставалось. А с её величественной фигуры можно было ваять статую «Непоколебимая Решительность». Спина прямая, голова гордо вскинута вверх, грудь смотрит вперёд. Одна рука упирается в талию у монументального бедра, а вторая решительно указывает флагом на дверь. И всё бы ничего, если бы этим флагом не были мои злосчастные трусы.

Бедная Соня так торопилась, что запнулась и чуть не упала на лестнице. С трудом успел её поддержать и чуточку притормозить.

– Соня! Всё будет хорошо, я тебе это обещаю. Ничего страшного не произошло. Щас всё разрулю, только ты лишнего о вчерашнем не болтай. Поняла?

Девочка потерянно кивнула и поднялась на галерею вслед за мной, так как первый удар урагана я решил принять на себя.

– Тётя Бэлла, отдайте уже эти несчастные трусы мне. Шо вы их треплете как Тузик грелку? Они совершенно новые и ни разу не стираные, зачем их сушить ещё? И шо вы в них вцепились как в алименты. Это вовсе не они, а даже наоборот алиби, что мы вчера ходили немножко купаться. И Додик с Ариком вам это подтвердят! Так что не надо смешить народ и устраивать скандал на пустом месте. Вы же серьёзная женщина и уважаемая дама. Что могут за вас подумать недалёкие люди, у которых всего одна прямая извилина, да и та не в голове, а делит пополам тухес. А в голове у них воробьи и они сейчас полетят во все стороны с глупыми новостями.