Ермак. Телохранитель - Валериев Игорь (читать книги полные .txt) 📗
Мария протянула правую руку и её ладонь застыла над моей левой грудной мышцей. Знахарка закрыла глаза, склонив голову. Вены на её левом виске, который я видел, набухли и казалось запульсировали. На лбу выступили капельки пота. Через несколько секунд Мария встряхнула рукой, как будто сбрасывая с ладони что-то на пол, и глубоко вздохнула.
— Нет, ничего такого плохого не чувствую, — на выдохе с трудом произнесла она. — Через три-четыре недели всё будет в норме. Только шрам на груди останется. Но как говорится, шрамы украшают мужчину. Только что-то у тебя их уже многовато. В прошлой жизни столько же было, или больше?
— Нет. Где я? — с трудом выдавил из себя три слова.
— У меня. В комнате для больных. Ты теперь погорелец. — Мария невесело усмехнулась. — Сожгли хунхузы твой хутор. А у Селевёрстовых и так тесно. Не на полатях же тебе лежать. Вот и перенесли ко мне.
"Вот это номер! Хорошо, что ещё пару месяцев назад дедовы награды, шашку с кинжалом, документы, бумаги, деньги и настойку женьшеня перенёс к Селевёрстовым. Мальки очень любопытные были. Всё им надо было посмотреть, потрогать. А самородки, давно в схроне лежат, подальше от чужих глаз. Но добра много пропало. Книги, учебники, одежда, снаряжение, оружие… Ё моё!!! Можно сказать, я теперь гол, как сокол, но, слава богу, остёр как топор", — грустно усмехнулся про себя.
— Не переживай, Тимофей, — Мария погладила меня по голове. — Станичники помогут отстроиться. Тем более, если бы не твой младший десяток и станице бы не поздоровилось. А так отбились, почти без потерь.
Я вопросительно уставился на знахарку.
— На станицу тоже было нападение. С двух сторон. От Зорихи и с дороги от твоего хутора. Казачата предупредили. Успели улицы перекрыть телегами, кольями. Даже щиты собрать успели. — Мария тяжело вздохнула. — Из наших станичных никто не погиб. Пятеро казаков, да три казачки ранены. Из других станиц делегатов трое убито, да трое ранено. Отбились, слава Богу!
Марфа-Мария размашисто перекрестилась и продолжила.
— Убитые, правда, не при нападении на станицу, а когда на лодке остров Разбойничий проверяли. Туда Лесков пошёл, а с ним трое ольгинцев, привычных по островам, да плавням шариться. Михаила тяжело раненым нашли, не дорезали его, а ольгинцев всех побили. Как-то умудрились варнаки их и Михайло в ножи взять. Василий Карпов успел на берег выйти, там и умер. Как с такой раной шёл, до сих пор понять не могу. Ему сердце должны были пополам развалить.
Мария грустно вздохнула и перекрестилась.
— А у нас теперь не станица, а лазарет в осаде. Цесаревич из лучшей гостевой комнаты в трактире ни разу как туда его завели, не выходил. Засел там с господами офицерами. У Сычёва губернатор, адмирал, да штабс-ротмистр раненые лежат. Все тяжёлые, но жить будут. Доктор Рамбах так сказал. Третий генерал по станице носится, как наскипидаренный. Всех в бараний рог скрутить или на каторгу отправить обещает. Вокруг станицы патрули из казаков. Улицы заставами, да телегами перекрыты. Жуть! Не только я, старики такой суматохи припомнить не могут.
— Где хунхузы? — просипел я.
— Ушли варнаки. Кого не постреляли, те ушли. За реку ушли.
Мария положила руку мне на лоб, прислушалась к чему-то.
— Всё! Хватит разговаривать. Из твоих только Антип тяжело ранен, но оклемается. Ему доктор из свиты Государя наследника операцию сделал. Кольке Подшивалову плечо пуля по касательной задела. Вовке Лескову щепой лоб разодрало. Ромке кончик уха отстрелили. Будет теперь "Одноухим Лисом". Женька Савин упал на палубе неудачно и ногу подвернул. И всё. Все остальные целые. Давай спать!
Марфа-Мария склонилась надо мной и через мгновение, я утонул в её черных глазах, проваливаясь в забытьё.
В следующий раз очнулся, когда в комнате уже хозяйничал сумрак. Оглядел уже внимательным образом комнату. В ней я не был в первое посещение Марии больше двух лет назад. Повернув голову направо и налево, увидел, что широкая койка, на которой я лежу в комнате одна. Есть ещё пара тумбочек по бокам от кровати, большой стол, шкаф, и множество полок, на которых громоздились какие-то склянки. На натянутых вдоль стен веревках под потолком сушились пучки различных трав, приятный и несколько одуряющий запах, которых стоял в комнате.
"Видимо у Марфы-Марии это и приёмная, и лаборатория и койко-место для больных, — подумал я. — Меня в прошлый раз здесь на кровать не уложила, на лавку в передней комнате тулуп кинула".
Видимо услышав, как я завозился, в комнату вошла знахарка.
— Проснулся, гвардии подполковник? — с усмешкой спросила она. — Во время, сейчас поедим. А то ты более суток без крошки во рту.
— Не называй меня так, — с трудом ворочая языком, ответил я.
— Не бойся, Тимофей. Нет в доме и рядом никого. Одни мы. Тем более, мне вместе с тобой у психиатра или жандармов на допросе оказаться не хочется. И так два с лишним года с вопросами к тебе не приставала. Теперь ты в моей власти, ууу…, - изобразив, страшную по её мнению гримасу, Мария рассмеялась. — Пока не расскажешь, как в будущем лечат, не отстану.
— Расскажу, куда я денусь. Только я больше пациентом был. Немного знаю, как оказывать первую медицинскую помощь при ранении. И всё.
— Это тебе только кажется, что ничего не знаешь. Твой набор первой медицинской помощи, как ты его назвал в своей школе, уже все казаки с собой берут, когда на охоту собираются. А в последнюю поездку в Благовещенск на ярмарку все семьи в дорогу с собой брали. И в других станицах округа уже использовать начали. А ты говоришь, ничего не знаю. И руки теперь часто моют, и воду которую для питья отстаивают и кипятят. Я такого за пятнадцать лет, что живу в станице, добиться от казаков не могла. — Мария с грустью вздохнула. — А ты в школе ввёл такой порядок, и казачата понесли его в семьи. И прижилось. В этом году, ко мне и Сычёву ещё ни один пациент не обратился с расстройством желудка. Вот такая статистика.
Я внимательно посмотрел на Марию. Всё время, что я был с нею знаком в этом теле, меня мучило какое-то несоответствие её внешнего вида, речи, поведения уровню станичной знахарки. В тот раз, когда я ей открылся, больше говорил, а она слушала. Сегодня слушал я, и у меня всё больше возникало вопросов к Марии.
— Мария, а ведь ты из благородных?! — просипел я.
— А вот это, не твоего ума дело, — Мария-Марфа с усмешкой щёлкнула меня по носу. — Кто я есть, знал только батюшка Пётр, когда я пришла в станицу, Царствие ему Небесное, а теперь знает протоирей Александр. Да и то не всё. Для всех остальных я Марфа-Мария Соколова — станичная знахарка-бобылка тридцати семи лет отроду. Всё! Сейчас кормить тебя буду, а потом ещё немного поговорим.
После ужина, который состоял из куриного бульона, мелко порубленного куриного мяса и небольшого кусочка хлеба, была стеснительная для меня и привычная, при уходе за ранеными для Марии процедура оправления мною естественных надобностей.
— А теперь рассказывай, — Мария поставив рядом с кроватью табурет, грациозно присела на него. — У тебя там в твоём мире, тоже было нападение на Цесаревича и нашу станицу? Поэтому ты всех предупредил?
Удивительные глаза этой женщины черными омутами смотрели на меня в ожидании интересного рассказа.
— В том то и дело, Мария, что не было! Князь Ухтомский, в свите единственный в партикулярном платье, потом книгу написал о восточном путешествии Цесаревича Николая. В этой книге Государь Наследник в станицу Черняева прибыл ночью. По берегам горели костры. Цесаревича встречали казаки льготного разряда и казачата в конном строю. Государь Наследник разрешил устроить конные скачки при свете костров, во время которых один из мальцов упал вместе с конём и расшибся. Цесаревич отправился ночью дальше по Амуру только после того, как доктор Рамбах осмотрел упавшего казачонка и вынес заключение, что ничего страшного с ним не произошло. Никакого полигона не было, показухи нашей не было. И атаман станицы был другой. Фамилии не помню, но точно не Савин. И на станицу хунхузы не нападали!
