Противостояние - попаданец против попаданца (СИ) - Шейко Максим Александрович (читать полную версию книги .TXT) 📗
Штабу фронта стоит переехать на другой берег, — мелькнула мысль. И тут же пропала, вытесненная другой: — с военной точки зрения это может и правильно. Но с психологической… отойдет комфронта, за ним потянутся командармы; потом штабы дивизий и корпусов. И все-таки, оставлять такую цель в известном противнику месте нельзя. Перекинувшись парой фраз с Еременко, договорились:
Штаб фронта все-таки отвести за Дон. Самому Еременко с группой генералов и офицеров остаться здесь, развернув ВПУ где-нибудь поблизости от Калача, но не в самом городе.
Что мне понравилось, генерал тут же отправил группу бойцов-саперов во главе с начальником оперативного отдела искать место для нового КП. Суровая решимость умереть, но не отступить, сквозившая в действиях комфронта обязательно передастся и войскам. "Эти будут стоять насмерть", — подумал я уезжая вперед, в войска.
Интересно: откуда такие люди берутся? Взял и испортил мне с утра настроение, паразит! Причем не со зла, а из самых лучших побуждений! Ну и кто он после этого?! А еще лучший друг называется! Да что там лучший — единственный. Оберштурмфюрер СС Ральф Бауманн — адъютант батальона личной охраны фюрера. Здоровенный верзила двухметрового роста, способный не то что подкову согнуть, а и лом узлом завязать. По крайней мере, при взгляде на него именно такое чувство возникает. И при этом спокойный как теленок, я бы даже сказал застенчивый. Странное сочетание, да? Я, когда с ним познакомился, очень удивлялся поначалу. Потом привык. Мало ли? У каждого свои странности…
А другом Ральф оказался хорошим — настоящим. Собственно, я только теперь-то и начал понимать, что такое настоящий друг, в будущем такого как-то не было, не принято. Там или расчет, или общие интересы, или еще что-то, совсем уж странное, но это всё не то. Черт, даже не знаю, как описать! Но вот просто есть у меня теперь друг, который за меня и в огонь и в воду, не ради выгоды или там еще чего, а просто по дружбе. Есть, а скоро не станет. Причем я же сам к этому руку приложил! Ради дружбы, ага. Парадокс, блин, а ничего не поделаешь. Вот такие дела.
А началось всё с того, что Ральф как-то попросил меня помочь ему перевестись на фронт. Я поначалу даже не врубился, думал: мало ли какие тараканы у парня завелись? Может подвигов захотел, победных реляций наслушавшись, или орденоносные знакомые абструкцию устроили, и решил всем нос утереть? Вообще-то с ним такое возможно — впечатлительный он и довольно наивный, как по мне. Простодушный, можно сказать. Так что на всякие подколки ведется легко. Ведется-то ведется, но это явно был не тот случай, потому что на фронте Ральф уже БЫЛ. Зимой его (тогда еще простого взводного в звании унтерштурмфюрера) вместе со всем батальоном отправили под Ленинград. Так что про войну он знает не понаслышке. И с наградами у него всё в порядке — Железный крест 2-го класса и "Мороженное мясо" в наличии имеются. В общем, не с чего ему на фронт рваться — так я тогда думал. И ошибся.
На мое полу-шуточное замечание, что, мол, и без него как-нибудь управятся, Ральф, выглядевший с самого начала разговора каким-то сконфуженным, сперва совсем стушевался, а затем… Затем этот мордоворот, краснея и запинаясь, стал мне сбивчево объяснять, что он должен, обязан, что не может иначе, когда его Родина сражается не на жизнь, а на смерть, что он — солдат и его место на фронте… А я слушал этот лепет и ПОНИМАЛ, что он действительно не может иначе. И в тоже время Я НЕ ПОНИМАЛ! Я просто не мог понять: ПОЧЕМУ?
Ральф пошел в СС добровольцем, он не выбирал себе места службы, но случилось так, что ему повезло оказался вдалеке от фронтов. Охранять высшее руководство страны — может и не самая опасная, но уж точно и не бесполезная работа. Никто не посмел бы его упрекнуть в отлынивании от тягот войны. Тем более, что тягот этих он всё равно хлебнул с лихвой, оказавшись зимой в заснеженных лесах на Волхове. Но Ральф всё равно рвался на фронт, отлично понимая, чем это может для него закончиться. Он изо всех сил стремился отдать Родине больше, чем она от него требовала — это было выше моего понимания.
Всё это, в несколько смягченной форме, я и попытался ему втолковать. В ответ Бауманн чуть не заплакал. Решил, что я просто не хочу ему помочь и ушел в расстроенных чувствах. А по дороге с досады врезал кулаком по косяку двери так, что тот треснул и, кажется, даже не заметил этого. А я остался радоваться, что он не по мне так долбанул, и думать, как быть дальше: помочь другу, отправив его на смерть, или сохранить ему жизнь, пусть и против его воли? Дилемма.
Весь вечер я над этим моральным выбором колдовал. Пытался даже на более мне привычные меркантильные интересы свернуть — мол, что мне выгоднее: обиженный адъютант батальона сейчас или по гроб жизни благодарный командир этого батальона (чем черт не шутит, может и не убьют эту дубину стоеросовую?) в туманной перспективе? Но придумать ничего путнего так и не смог, пока не вспомнил с каким обреченным видом Ральф уходил после нашего последнего разговора… А еще я припомнил, что уже не раз слышал от него обмолвки, про поданные рапорты о переводе на фронт. И тут меня осенило: да ведь этот наш разговор — это ж просто крик души был! Последняя просьба умирающего, можно сказать. А я его… подвёл, получается? Не захотел помочь единственному другу. Мда. Что тут скажешь?
Вот когда я это осознал, тогда и понял, что если я и впрямь его другом быть хочу, то просто права не имею ему не помочь, пусть даже с его выбором и не согласен. Нельзя в таком отказывать! И вот всю следующую неделю я, проклиная всё на свете, обеспечивал своему недалекому товарищу возможность героически погибнуть за Фатерланд. И таки обеспечил.
Когда я разыскал этого героя и молча протянул набычившемуся при виде меня Бауману копию приказа о его переводе в третий батальон первого мотопехотного полка "Лейбштандарта", Ральф на пару минут просто онемел. Стоял, как током ударенный, беззвучно закрывая и раскрывая рот, и смотрел на бумажку с коротким машинописным текстом и бледными печатями в своих руках. А я смотрел, как на его ошеломленном лице постепенно проступает выражение абсолютно неподдельной, прямо-таки детской радости. Смотрел и думал, что в кои-то веки, поступил вопреки логике и сумел при этом сделать правильный выбор. Размышления мои прервал сам виновник инцидента:
— Макс, я… — тут слова у него кончились, и Ральф только руками развел — даже не знаю что сказать… Спасибо, в общем.
— Да ладно тебе, друзья же всё-таки. А друзья должны помогать друг другу, даже если в чем-то и не согласны.
Тут Ральф совсем расчувствовался:
— Не, всё равно спасибо. Я ж понимаю, как тебе обидно было.
— ???
— Ну, тебя-то точно на фронт не отпустят, а другим помогать, когда самому не светит, всегда обидно.
Тут уже я не нашелся что сказать, только рукой махнул: ничего не попишешь, мол, раз уж так получилось…
Честно говоря, это был первый раз в моей жизни, когда мне приписали столь высокие моральные принципы. Не, ну надо же! Оказывается, по мнению Ральфа, я очень хочу на фронт, но понимаю, что меня туда не пустят, и страшно грущу по этому поводу… Неужели я действительно настолько хорошо вписался в этот мир, что и сами аборигены не могут отличить мотивы моих поступков от их собственных? Или это один Ральф такой наивный? Хотя нет, думаю тут дело в другом — поступки друзей принято априори рассматривать под положительным углом, по крайней мере, при отсутствии явных доказательств обратного. Так что Бауманн наверное просто меряет меня по своей мерке: он хочет на фронт, сражаться за Фатерланд, я — его друг, значит тоже хочу на фронт. Вот такая вот логика. Как подумаю, даже стыдно немного становится — неприятно понимать, что ты хуже, чем о тебе думают. Как-то непроизвольно хочется исправиться и стать лучше, чтобы соответствовать.
Вот теперь сижу за своим рабочим столом и, вместо того, чтобы писать своим безобразным почерком рекомендации по ведению войны, тупо смотрю в потолок и рассуждаю о моральных ценностях — типа лучше стать пытаюсь. А честный малый Ральф Бауманн еще вчера отбыл в свою новую часть — война, как всегда, забирает лучших.
