Жизнь взаймы - Кононюк Василий Владимирович (полная версия книги .txt) 📗
Мы быстро выбрались обратно на дорогу прямо рядом с нашим постоялым двором и благополучно въехали в открытые ворота.
Народ как раз собирался после торгового дня, двое купцов уже сидели за столами. Не занося своих мешков с товаром, которых осталось совсем немного, мы первым делом заказали ужин и пива – расслабиться после трудового дня и снять стресс. Никаких объективных данных, что на нас готовилось нападение, не было, народ начал потихоньку посмеиваться над нашими с Сулимом страхами, а мы беззлобно огрызались, смакуя кашу с мясом и квашеную капусту, пироги с мясом и с сыром. Постоялый двор наполнился гостями, громкими голосами, чавканьем, хрустом костей и бульканьем жидкости.
Когда мы окончательно расслабились и почти забыли все тревоги и подозрения, в большой столовый зал постоялого двора вошел то ли пан, то ли боярин, кто их разберет в сегодняшней Руси, в сопровождении четверых вооруженных челядников. Они уверенно направились в нашу сторону, с трудом пробираясь через полный зал, заставленный столами и лавками. Иван, глянув на них, негромко скомандовал:
– Все стали сзади меня. Надеть шлемы. Щиты на руку. Луки рядом. Я говорю. Тут бучи не подымаем, если скажу выходить во двор – выходим. По моему слову сразу их рубим или стрелами сечем.
– Во дворе подмога у них может быть.
– И подмогу порубим, не боись.
Надев на головы шлемы, которые лежали рядом с нами на лавках, разобрав и зацепив на левую руку щиты, мы выстроились за спиной Ивана, который продолжал сидеть и цедить пиво из кружки. Я сразу взял в руки свой взведенный еще на базаре самострел, который притащил с собой в зал. На конюшне его не оставишь, сопрут, да и разрядить нужно. Хотел сразу во дворе разрядить, даже тупую стрелу наложил, а потом лень стало – старый кожух ищи, на ветку вешай, – перед сном, думаю, в комнате, тюфяк расстреляю. Ребята достали свои натянутые луки, с которых они так и не успели снять тетивы. Не имея численного перевеса, пробирающаяся к нам компания заметно проигрывала в вооружении и защищенности, так что в случае столкновения шансов у них не было.
– Иван, может, пану в лоб тупой стрелой дать? Челядь без него разбежится, и бучи большой не будет, – шепотом спросил.
– Как скажу громко «Богдан» – тогда бей.
Отойдя за спины Давида и Дмитра, так, чтоб меня и самострел было не особенно видно, наблюдал за приближающейся компанией.
Внимание на себя обращал только их предводитель, высокий стройный мужчина лет тридцати от роду. Смуглое лицо дышало энергией и предвкушением столкновения, одного взгляда было достаточно, чтобы понять: миром мы не разойдемся. Его можно было назвать красивым – многим женщинам понравилась бы холодность и жесткость, сквозившая в чертах его правильного лица. Только глубоко сидящие черные глаза слегка портили гармонию, придавая лицу нечто первобытное. Остальные были обычные крестьянские парни, не самых лучших душевных качеств, которых слегка натаскали работать копьем и саблей. Видно было, что большого военного опыта они еще не успели приобрести.
Подойдя к нам, они, не обращая внимания на наш боевой вид, начали разыгрывать заготовленный спектакль:
– Это они, Петро?
– Они, пане. Взяли задаток за товар и удрали.
– Ну что, попались, ворюги, думали, не найдем мы вас? Подымайтесь – и за нами пошли. Поедем к князю – завтра вас или повесят, или пятьдесят батогов всыплют. Просите, чтоб сразу повесили, меньше мучиться.
– Да ты, Богдан, не горячись, присядь, потолкуем, в ногах правды нет.
Пока пан удивленно смотрел на Ивана, перекрестившего его, я, упав на колено, вскинул самострел за спинами товарищей, стрельнул пану в лоб тупой стрелой промеж их рук. Стрела ударила в шерстяной подшлемник, прикрывающий лоб, но это не изменило результата: в глубоком нокауте пан упал на землю.
Поскольку на мою возню за спинами никто не обращал внимания, да и заметить что-либо за плечами трудно, все в зале, и панские челядники в том числе, мало что поняли. Нет, они, безусловно, знали, что это наших рук дело, но поскольку самострел мой практически бесшумен, стрела отлетела куда-то под стол, деталей никто не рассмотрел.
– Сомлел, сердешный, – трагично вымолвил Иван. – Несите его бегом на двор да водой обмойте, может, очухается, а нет – везите к знахарке, может, яйцом откатает. Совсем извелся пан ваш. А все из-за Иуды этого. Иди сюда, Петро, расскажи нам, что за навет ты на нас наговорил своему пану, что тот аж сомлел от горя? Куда пошел! Стой, тебе говорят! Держите его, люди добрые, из-за него вся буча, сейчас мы его к ответу призовем!
Петро, оставив своего пана на руках своих подельщиков, как ошпаренный выскочил во двор. За ним вышли остальные, неся на руках бесчувственного предводителя. Иван, распекая хозяина, что у него по постоялому двору тати ходят, пугают честный народ, дал нам команду. Прикрывшись щитами, с луками наготове мы высыпали во двор. Было темно, света луны и звезд было явно недостаточно, чтобы все разглядеть, но никто на нас не нападал, лишь слышались удаляющиеся голоса и топот копыт.
Армия ослов под предводительством льва, безусловно, сильна, пока лев на них рычит и командует. Стоит его убрать, как армия ослов моментально превращается в стадо тех же ослов, забыв все, чему их учили.
Собравшись, мы вскочили на коней, погрузили все добро, разобрали заводных. Прикрывшись щитами, помчались минут через пятнадцать вслед за местными рэкетирами к развилке дорог в сторону Гомеля. Засады, к счастью, не было. Видно, либо не смогли организоваться без вожака и оставить засаду на дороге, либо решили, что мы ночью не выедем и все можно будет доиграть завтра, когда поставят своего командира на ноги.
Ночью при свете луны и звезд по наезженной дороге передвигаться можно, но страшно. Поэтому, объехав город и выехав на дорогу в Гомель, мы остановились в первом же попавшемся постоялом дворе, отъехав от Чернигова не больше двух километров. Любопытному хозяину сказали, что мы гонцы из Киева, едем в Гомель. Свободная комната у него нашлась – базарные гости как раз разъехались. Поспав с комфортом, встав затемно, мы быстрой рысью двинулись подальше от Чернигова, где нас, безусловно, многие будут сильно любить и искать. Чтобы выразить нам всю глубину своих чувств.
Личность боярина местные жители опознали и успели нам рассказать много любопытного, пока мы не дали деру со старого места жительства. Нашлись в зале люди, живущие неподалеку от его имения и двух сел, которые были даны ему князем в кормление. Располагалось оно в дне езды в сторону Новгорода-Северского, километрах в тридцати от Чернигова. В дружине боярина, как мы и предполагали, было до двадцати бойцов. С двух деревень такой отряд кормить проблематично – военная добыча нужна. Видать, кто-то из его людей обратил на нас внимание, прикинул стоимость нашего товара – раз мы не купцы, монеты все при нас будут, – ну и дальше все было продумано с умом. Дать задаток, задержать на базаре дотемна, а по дороге на постоялый двор побить и обобрать. И когда мы, вместо того чтобы ехать по дороге, где нас так сильно ждали, вдруг, пренебрегши их обществом, выбрали другой путь, ребят не на шутку расстроило такое невнимание, вот и решили они нанести нам визит.
И дальше все по уму было. Пришли в корчму, начали откровенно хамить, заметно уступая нам в случае боевого столкновения. Нормально было бы вывести их на улицу и прибить без свидетелей за такие слова. А там нас уже засада поджидала. Но того, что мы пульнем их предводителю и вдохновителю в лоб тупой стрелой прямо в зале, никто не ожидал. Шлем у него удачный оказался, европейский, с откидной маской, закрывающей половину лба и лицо. Маска была откинута, а лоб прикрыт только шерстяным подшлемником.
Мы даже не сердились на боярина: мы для него были такой же легитимной целью, как для нас ляхи. Да и мало нас, чтобы сердиться и планировать ответный визит вежливости. Были задания поважней. Когда под Гомелем остановились в корчме перекусить и дать лошадям часик отдыха, от нечего делать обсуждали детали, как нас ограбить хотели. Все сошлись во мнении, что по уму все пан делал, – один я возражал. Не нужно было два задатка давать: был бы один задаток – никто бы ничего не заподозрил, и остались бы мы на базаре ждать припозднившегося клиента.
