Лютый зверь - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич (читать книги онлайн TXT) 📗
Горазд не менее решительно направил на селян свои «лукасы»:
— И вам не поздоровится!
Он держал пистоли в обеих руках. Виктор решил не разделять пару и презентовал парню.
Мужики сначала растерялись. Потом испугались. Да и как не испугаться, когда перед тобой эдакий страхолюд, до зубов вооруженный. И зыркает так, что кровь в жилах стынет. Пистоли-то пистолями, да чувство такое, что может и зубами начать грызть. Пара мужичков, что послабее, тут же просочилась за спины односельчан. Остальные стояли в нерешительности.
— Пошли вон со двора! Считаю до трех, потом начинаю стрелять. У нас два десятка выстрелов, кого не пристрелим — пойдем резать. Ни одного в живых не оставлю! Всех порешу.
— Да ты знаешь…
— И знать не хочу! — резко оборвал Виктор начавшего было говорить мужика. — Пошли вон, сказал! Не доводите до греха. — Это произнес уже сиплым голосом, полным ярости. — Порву, как свинья фуфайку.
Что за фуфайка такая, мужикам и невдомек, но уж больно страшен тот, кто стоит перед ними. Вот. Еще у одного нервы сдали — и он юркнул назад. Вот еще и еще. Как говорится, процесс пошел.
С улицы послышались гневные выкрики женщин. Эти могут все пустить прахом. Виктор сделал очередной выстрел и быстро взвел курок.
— Назад, кому сказал! — Он уже и не говорит, а сипит, переполняемый гневом.
Вообще-то мужики собирались расправиться с безответной старухой, а не устраивать бойню с этим зверем в человеческом обличии. Тем паче, что многие его признали. Этот может натворить дел, потому как в одиночку не боялся выходить супротив целого войска гульдов и притом холку им знатно мылить.
— Бабушка, открывай, не бойся! Это я, Добролюб.
— Ты, что ли, скоморошья душа? — Пытается шутить, а испуг все равно пробивается наружу. Оно и понятно: на волосок от смерти была, никак не иначе.
— Я, я. А со мной крестник твой, коего ты с того света вынула.
Дверца осторожно приоткрылась. Интересно, у старушки там цепочка, до которых тут еще не додумались? Или она и впрямь рассчитывала успеть захлопнуть дверь, если бы кто вознамерился вломиться к ней таким образом? Впрочем, сразу в омут с головой — не всем дано. Это как во время купания: большинство входят в воду постепенно, даже смешно втягивают живот, чтобы создалась иллюзия, что тот повыше, чем уровень воды, а вот те, кто порешительнее, сразу бросаются в воду, чтобы только раз испугаться, а не растягивать удовольствие.
— Здравствуй, бабушка Любава.
— И тебе не хворать.
— Собирайся.
— Куда?
— Да уж туда, где тебе будет все получше, нежели здесь. Не знаю, что за беда у людей, но коли серьезная, так сейчас соберутся с духом и…
— Беда большая, почитай, все коровы пали да многие вот-вот издохнут.
— Да-а, за буренок тут порвут на части и фамилию не спросят, — невесело ухмыльнулся Виктор, сразу вспомнив скандал, что закатили тогда еще живые Голуба, Млада и Веселина, когда он хотел потеснить скотинку. — Собирайся скоренько, бабушка. Не хотелось бы их стрелять.
— А стрельнешь?
— Ить зверь лютый, отчего не стрельнуть.
— Помнишь, стало быть?
— Помню, бабушка. Вот только невдомек мне было, что говоришь ты про меня. Помочь, что ли?
— Повозка у тебя больно махонькая, все и не войдет.
— Некогда сейчас рассусоливать. Бери самое главное. Как тебя не станет, так и подворье твое не тронут, а там приедем с Гораздом да все заберем.
Ворчать-то лекарка ворчала, да только собралась на диво споро, прямо как солдат по тревоге. Виктор и Горазд отнесли в бедарку и уложили в короб две объемные корзины, плетенные из ивовых прутьев, в которые она уложила горшки, стеклянные бутыли и иную посуду, о содержимом которой оставалось только гадать. Погрузились и тронули конягу, сразу выехав из села, чтобы объехать его сторонкой. В крепости им делать было нечего, в селе им не рады, так что, хотя и близится вечер, нужно двигаться.
Здешним крестьянам повезло больше, чем, к примеру, жителям того же Приютного, потому как вывозить свой скарб было недалече: эвон стена крепостная рядышком, видно и место, где еще недавно был пролом, оно свежей кладкой и камнем иным отличается, а потому, кроме сена и домов, спасли, почитай, все. Так что голод вроде постучаться не должен, но, с другой стороны, молочные продукты в крестьянском рационе составляют немалый процент, так что потеря кормилицы больно бьет по любой семье. Понятно, отчего селяне взъярились. Опять же, кого проще всего обвинить, как не ту, кого постичь не можешь? Одна дура или дурак (но дуры чаще все же) брякнет слово, а остальные, словно бараны, подхватят и ломятся стадом справедливость устанавливать.
— А ты куда это меня везешь, Добролюб?
— К себе.
— С чего это? Поворачивай в крепость.
— А зачем?
— Так ить защитит воевода, успокоятся люди, и все вернется на круги своя.
— Ага, до следующего раза. Вот только вдругорядь меня поблизости может и не оказаться. А воевода… Много он сегодня тебе помог.
— За всем не углядишь, — упрямо буркнула старуха, но страх все еще не отпустил ее, голосок-то дрожит.
— За той, кто воинов твоих с того света вытаскивает, можно и повнимательнее следить. Или сделать так, чтобы народ даже в страшном сне не мог помыслить на нее руку поднять. А он ничего не сделал.
— А ты, стало быть, сделаешь?
— Я сделаю. Будешь жить у меня на подворье, а я погляжу, кто посмеет приблизиться, чтобы тебя обидеть.
— Ладно, чего уж, вези, спаситель. — Как видно, сильно бабушка напугалась, а может, и не впервой ей спасаться от благодарности людской.
— Бабушка, а что произошло-то? С чего скотина пала? — Раз уж вопрос с переездом разрешился, пришла пора и любопытство потешить.
— О том ты себя спроси.
— А я-то тут каким боком?
— Дак пиво гульдам потравил?
— Было дело.
— А гульды, недолго думая, все пиво, что нашлось у их торговцев, вылили, да случилось так, что на выпасе. Бочонки побросали, а наши умники подобрали — в хозяйстве, значит, пригодится. Как сами-то не потравились! Хорошо хоть додумались под скотину пользовать. В общем, какая скотинка травленой травки поела, какая водички попила из бочки.
— Не клеится, бабушка. То дело когда было? А скотина сейчас падать начала.
— Клеится все, милок, еще как клеится. Яд постепенно извел скотинку. Если бы остолопы сразу ко мне обратились, мол, скотина исхудала, то можно было бы и решить. Но ить у всех ума палата, а теперь уж ничегошеньки не поделаешь.
— Выходит, моя вина, — тяжко вздохнул Виктор.
— А вот это брось. Неча на себя все грехи людские взваливать, чай, не святой. Ты ворога бил так, как мог. Не скажу, что одобряю, с отравой той, да только все тобою свершенное многие жизни славенские сберегло. Так что не вини себя.
На ночь все же остановились в деревеньке, что по пути повстречалась. Лошадь их, конечно, особой породы, да только и у нее предел имеется. А поутру продолжили путь. Горазд прямо-таки весь светился. С утра лекарка устроила ему осмотр и признала полностью оправившимся. Ну-ну, веселись, кабы плакать не пришлось. Послаблений ему Виктор делать не собирался, ведь если все пойдет так, как планирует, то очень скоро им придется схлестнуться в смертельной схватке, причем не с гульдами.
На подворье Виктор снова не стал задерживаться, засобирался в путь. Время идет, терять его не хотелось. Так уж сложилось, что все заботы по хозяйству взвалила на себя мать Горазда. Беляна не имела опыта работы в подобных заведениях, но очень быстро втягивалась, хватка у нее оказалась крепкой, и вскоре все вошло в свою колею, словно и не было ничего. Вот так посмотришь, и не верится, что она просто наемная рабочая, которая трудится за жалованье. Беляна старалась так, словно была тут хозяйкой, не иначе. Наблюдая за ней, Волков пришел к выводу, что к прежней крестьянской жизни она уж не вернется, больно по сердцу пришлось ей новое занятие.
Из мальчишек, похоже, тоже пахари не выйдут. Вернее, не так. У них в руках любая работа горит, но самое милое дело для них не забота о подворье, а кузница. Виктор наблюдал за тем, как они хватались за любое мало-мальское поручение Богдана, как потели, корпели, но не отступались, всячески стараясь произвести хорошее впечатление на дядьку Богдана. Бывало, огребали от кузнеца за излишнее любопытство. Бить-то он их не бил, все же не его ребятня, но доставаться оно по-разному может, иной раз обидное слово куда сильнее битья ранит. Парни же упорно продолжали его доставать, буквально требуя, чтобы он обучал их премудростям своего ремесла. Не стеснялись и откровенно канючить. Как говорится: в целях достижения желаемого результата все средства хороши.
