Балаустион - Конарев Сергей (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
– Я бы хотел как можно скорее увидеть отца, – сразу перешел к делу Пирр.
– Желание гостя – закон для хозяина, – ровным голосом произнес Дион. – Извольте, лошади ждут.
Выйдя во двор, они увидели с десяток превосходных коней, красующихся искусно сработанной сбруей и золочеными попонами. Для геронта и его окружения, состоявшего сплошь из людей, перешагнувших пятидесятилетний возраст, были приготовлены три великолепных четырехколесных экипажа, наподобие римской карруки.
– Если критский царь хотел поразить нас своей пиратской роскошью, то он немного опоздал, – вполголоса бросил Феникс стоявшему рядом Галиарту. – Точно такие же колымаги мы уже видели у наехавших в Спарту ахейцев.
– У их жен, – усмехнувшись, поправил сын наварха и решительно вспрыгнул на облюбованного им каурого жеребца. Остальные «спутники» и сам Пирр последовали его примеру, разобрав лошадей, которых оказалось ровно столько, сколько было необходимо. Даже Эпименид, проигнорировав приглашающий жест усевшегося в экипаж геронта, взгромоздился на коня. Желая поговорить с царевичем, он занял место по правую руку от него. Слева пристроился Иамид, конь которого из-за гигантских размеров седока казался скорее ослом. Галиарт и Феникс держались за крупом лошади Пирра и могли, не напрягая слуха, слышать весь разговор.
– С твоим отцом все в порядке, юноша, – произнес Эпименид в ответ на вопрос царевича. – Если не считать лихорадки, добрую неделю держащей его в постели. Всему виной эти ужасные сырые ветры, дующие с моря день и ночь.
– Хм, ты тоже не очень хорошо выглядишь, старина Эпименид, – заметил Пирр.
Галиарт тоже это заметил: лицо старика, обычно спокойное и улыбчивое, приобрело серый землистый цвет, черты заострились, морщины стали глубже.
– Старость – сама по себе болезнь, – через силу улыбнулся Эпименид. – Дома, где все так знакомо и жизнь неспешно идет своим чередом, этого не замечаешь. И только в путешествии, где приходится чаще двигаться и разговаривать, ты понимаешь, что силы уже не те, и ты уже, в сущности, одной ногой в могиле.
– Ну-ну, дядя Эпименид, что за настроение?
– Что-то я уже соскучился по детям. По дому, – из груди старого товарища царя Павсания вырвался глубокий вздох.
– Ничего, добрый Эпименид! – весело воскликнул Пирр. – Скоро, через неделю-другую, все будем в Спарте. И ты, и я, и отец, ха! Однако что за опасность, ради которой он вызвал меня на остров? В письме он писал, что боится за свою жизнь.
Эпименид дернул щекой, покосился на едущего с каменным лицом номарга.
– У нас появилось подозрение, что один из подчиненных гиппагрета – предатель. Одного из Трехсот подкупили, дабы он убил твоего отца.
– Чушь и клевета! – раздраженно рявкнул Иамид. Было понятно, что тема эта – тлеющий углями конфликт, готовый в любой момент вспыхнуть обжигающим пламенем. – Ребята, которых я взял с собой, все как есть из самых верных. Ни одного из них я не знаю меньше пяти лет, и ни один из них не способен нарушить клятву…
Пирр слушал молча, с напряженным лицом.
– Мы охраняем покои государя день и ночь, – хриплый голос великана-номарга звучал все более яростно. – Я сам почти все время стою у дверей опочивальни, ем и сплю в прихожей… И ручаюсь, что среди моих нет предателей! Разве что… кто-нибудь полагает, что я сам – предатель?
Вопрос повис в воздухе. Эпименид отвел глаза в сторону, Пирр, несколько раз задумчиво кивнув, перевел взгляд на него.
– Откуда у тебя сведения о предателе среди номаргов, дядя Эпименид? – медленно спросил он. – И не истинные ли враги распространяют эти толки, чтобы ослабить нашу оборону?
Ответить Эпименид не успел: от ехавших позади экипажей с геронтом и прочими старцами к ним приближался Дион. Критский царевич сидел на белоснежной кобыле, узда которой была украшена золотыми бляхами и пурпурными кистями, попона была расшита изображениями черно-красного быка – символом острова Минотавра. Диона сопровождала свита из полудюжины богато одетых молодых людей.
– Как ты находишь эти новые бастионы, о достойный Пирр, сын Павсания? – Дион указал стеком на две полукруглые башни, выделяющиеся на сером фоне городской стены Кидонии свежей кладкой. – В твой прошлый приезд их еще не было.
«А и верно, не было, – отметил про себя Галиарт. Ему довелось сопровождать царевича два года назад, когда тот приезжал на похороны матери. – Рабы только-только начинали камень таскать. И гляди-ка, сколько натаскали!»
Бастионы и впрямь выглядели внушительно: сложенные у основания из огромных обтесанных глыб, они могли не бояться ни снарядов катапульт, ни тарана. Примерно от середины и до верха в стене были прорублены бойницы, через которые гарнизон мог бы без труда расстреливать неприятеля из луков и «скорпионов». Венцы башен, украшенные мощными зубцами, были оборудованы также желобами для различных кипящих жидкостей, кои в случае штурма будут литься на головы осаждающих, а также мощными треногами палинтонов.
– Внушительно, – похвалил Пирр, с интересом разглядывая укрепления. – Напоминает новейшие фортификации римлян.
– Их и стоил римлянин, вернее италиец, – улыбнулся уголками губ Дион. – Мне стоило большого труда уговорить отца перекупить этого мастера у проконсула Метелла. Мы заплатили италийцу золота больше, чем весит он сам. Хотя потом нашелся еще один, который его переплюнул в жадности. Некий Фулон, ученик александрийского изобретателя Кронида…
– Как же, слышал о нем, – закивал спартанский царевич. – Я имею в виду Кронида. И даже читал его труд, посвященный метательным машинам большой разрушительной силы. Будущее военной науки, если верить утверждениям самого изобретателя.
– В своей книге Кронид забыл упомянуть, сколько стоит постройка подобных машин, – поморщился Дион. – Позволить себе что-либо подобное может только очень богатое государство. Например, Римская Республика. Мы, здесь, на Крите, рискнули воплотить в жизнь один из самых скромных проектов Кронида, представленный уже упомянутым учеником Фулоном. И это обошлось, не побоюсь сказать, в сумму, сопоставимую с годовым доходом нашего дома со всех подчиненных ленов острова.
– Хм, клянусь молнией Зевса, что же это за проект такой? – поднял черную бровь Пирр, заинтересованно глядя на собеседника.
– Палинтон огромных размеров, позволяющий посылать ядра в тридцать талантов на расстояние в пять-шесть стадиев.
– Не может быть! – присвистнул Пирр, а ехавшие позади Галиарт с Фениксом недоверчиво переглянулись.
– Фулон говорит, что может. И наши математики, проверявшие его расчеты, это подтверждают. Я назвал это орудие Пращей Богов, – самодовольно усмехнулся критянин.
– Пять-шесть стадиев! Но это значит, что вы сможете из крепости обстреливать вход в бухту! – прикинул Пирр.
– Таким и был первоначальный план, – кивнул Дион. – Машина почти готова, скоро ее части поднимут на верхнюю площадку одного из новых бастионов и соберут их воедино. Жаль только, что подходящей войнишки, дабы испытать это чудо инженерной мысли придется ждать, судя по всему, еще долго.
Царевич Дион ошибался. Спустя какой-то год Праща Богов утопила двенадцать спартанских триер из рвавшегося в бухту Кидонии флота наварха Каллиброта. Город это не спасло: высадившись на берег, гоплиты взяли его штурмом и предали разграблению. Чудовищная боевая машина и ее создатель, александриец Фулон, были захвачены. Не минула эта участь и самого критского царевича Диона. «Подходящая войнишка» закончилась для него мучительной смертью – разъяренный потерями Каллиброт приказал разорвать критского царевича триерами.
– Было бы интересно, клянусь молниями Зевса, взглянуть на чертежи, – нарочито небрежным тоном произнес Пирр.
– Обещаю предоставить тебе эту возможность, и если пожелаешь, покажу и уже готовые конструкции машины, – с готовностью ответил Дион. Было очевидно, что он гордится своим детищем.
– Договорились! – скупо улыбнулся Пирр.
Процессия, приближаясь к главным воротам Кидонии, двигалась по широкой, мощеной камнем улице, состоящей сплошь из торговых лавок и таверн. Улица так и называлась – Торговая. Скрипели, раскачиваясь на штырях, железные вывески, кричали зазывалы, из открытых дверей струился вкусный запах жареной рыбы. Из окон публичных домов выглядывали, привлеченные шумом, заспанные девки. Галиарт, утомленный ночными забавами, даже не хотел разглядывать их выставленные напоказ обнаженные плечи и груди. Все его старания концентрировались на том, чтобы держать открытыми слипающиеся от недосыпания глаза.
