Стрелочники истории. Дилогия (СИ) - Алексеев Вячеслав (книги онлайн txt, fb2) 📗
Осадчий с двумя бойцами проскочил вперед, за поворот и вскоре передал по рации:
– Дальше все чисто. По крайней мере, до следующей излучины. Над лесом дымы, много, километрах в трех-четырех и справа большой дым. Похоже, Ижеславль горит.
Подъехали остальные.
– Надо полагать, это из необстрелянных, про Пронск они если и слышали, то не поверили. – сказал Васильев Осадчему. – А то б так смело не выскакивали. Ну что будем делать? Дальше пойдем или княжеских дружинников дождемся?
– Тю, Леша, на лошадях сюда сутки скакать, если не больше.
– Да ну, мы оторвались от них всего-то километров на пятнадцать. – ответил Васильев.
– Во-во! Лошадь не снегоход, двадцать верст для них – дневной переход. Долго галопом скакать не может, да еще ей попить, поесть, отдохнуть надо. Иначе свалится и тогда совсем кранты. Так что, проще нам вернуться, чем им до нас добраться.
– Тогда вперед?
– На счет «вперед» у меня есть другое мнение. – возразил Осадчий. – Скорее всего это было боевое охранение, значит дальше следует ожидать крупные силы, ты на количество дымов глянь, как бы не тысяча, а может и целый тумен. Давай так, тут на излучине ставим на берегах по паре пулеметов, а я с тройкой бойцов проскочу дальше по руслу. Как увижу противника, поворачиваю обратно и несусь во весь опор сюда. Полагаю, за мной обязательно устремится две-три сотни, не больше. Вот тут-то их пулеметики и встретят.
– Хм… Можно и так. Слушай, а если за тобой вся тысяча погонится?
– Ну и что? Догнать все равно не догонят…
– Зато согреются. Но пулеметчики могут и не успеть.
– Успеют. Машинки рядом будут стоять, плюс на деревья или вон в обрывчик монки пристрою. Не боись, прорвемся.
Через пару километров, как и ожидал Александр Осадчий, действительно располагалась тысяча, а может и больше. Привлеченные далекой стрельбой, река хорошо разносила звук, монголы засуетились, седлая лошадей. Передовые сотни вышли на лед и неспешно направились вниз по течению. Неожиданно выскочившие из-за поворота пятерка снегоходов заставила монгол сбиться плотнее в боевой порядок. Снегоходы резко развернулись, дали пару-тройку очередей по толпе всадников, завалив несколько лошадей, и рванули обратно. Сотни, завидев удирающего противника, перешли на рысь, потом и вовсе в галоп. Однако, как ни старались, как ни нахлестывали своих коняшек, расстояние только увеличивалось. Всадники растянулись цепочкой – самые смелые на сильных лошадях ушли в отрыв, лошади послабее норовили встать на уже протоптанную тропу.
Перед очередным поворотом беглецы внезапно сбросили скорость и скрылись из глаз так медленно, что пешеход сможет обогнать. Преследователям показалось, что их самобеглые повозки «обессилели», как те же лошади, проскакавшие без остановок изрядное расстояние. И это лишь подстегнуло погоню. Вот, сейчас, еще немного, и можно будет расквитаться с неуловимым противником. Первый десяток всадников уже почти скрылся за поворотом, как прозвучали выстрелы. Сотни не видели, как лег авангард, зато кинжальный огонь четырех пулеметов с двух сторон, косивших сбившуюся в кучу толпу, заметили все.
Попытки развернуться, пресекались длинными очередями, выкашивающими арьергард, попытки взять в лоб крутой берег, тоже не приводили к успеху.
– Сто метров, мой любимый размер, – бормотал Алексей Васильев, водя пулеметом по надвигающейся лаве. – Меня ж хлебом не корми, только дай сверху вниз по всадникам со ста метров пострелять... С крутого бережка. Куда ж вы, дурачки, прете? Стена то отвесная! Ага, правильно, в плотном строю с шашками наголо – это ж праздник сердца для пулеметчика...
А пули рвали и рвали плоть, перерубали копья, валили лошадей, всадников, пробивали щиты и хлипкие доспехи.
Соседний пулемет внезапно замолчал, Алексей подумал, что напарник просто меняет ленту. Вот и у него самого выстрелил последний патрон, вылетела гильза. Красноармеец, помощник пулеметчика, давно уже открыл очередную коробку, держа наготове край новой ленты, но прапорщик подхватил пулемет, вскочил:
– Быстро на вторую позицию, а то эту сейчас стрелами закидают!
Пара заняла новое место, Алексей заправил ленту. А второй пулемет, расположенный метрах в двадцати все продолжал молчать.
– Что так долго? – забеспокоился прапорщик. – Не случилось ли чего?
Монголы еще раньше, увидев, что один берег вдруг перестал огрызаться огнем, собрали остатки своих сил и бросились в последнюю атаку.
Когда до берега оставалось метров десять, и большая часть попала в мертвую зону под крутым берегом, Васильев потянулся к взрывной машинке, предусмотрительно выведенной к этой позиции.
– Ну, на этот случай у нас тоже гостинец имеется. – сказал он и крутанул ручку.
Грохнул взрыв. Из под обрыва выплеснулись остатки монгольских сотен, нависавший над рекой обрывчик покачнулся и сполз вниз, унося с собой пару немолодых елочек, стоявших на самом краю. Люди, кони, кто бегом, кто вскачь, кто вовсе ползком, оставляя кровавые следы, устремились к реке в сторону Ижеславля, пытаясь уйти от неминуемой смерти.
– Чудненько, кто под берег набился – никого хоронить не надо! – пробормотал Васильев, стреляя в спины убегающих.
В этот момент заговорил второй пулемет. Осадчий вскинул голову.
– Значит жив! Что ж ты молчал то, зараза? Ну, я тебе устрою, как бой кончится. Нельзя так своего командира пугать!
А из-за поворота появился десяток снегоходов, преследующий отступающих.
– Вот и все. – сказал Алексей помощнику.
Он поднялся, передав остывающий пулемет бойцу, и пошел ко второй точке.
– Ну, и что тут произошло? – спросил Васильев вскочивших красноармейцев.
Те путано принялись объяснять, что в ленту затесался нестандартный патрон, гильзу не то раздуло, не то заклинило, короче, ее никак не удавалось оттуда выковырнуть.
– Кто снаряжал ленту? – грозно спросил Алексей.
Помощник пулеметчика потупился.
– Три наряда вне очереди!
– Слушаюсь!
– А в следующий раз тебе нужно не дергаться, и не лезть со своими дурацкими советами, а автомат хватать и прикрывать пулеметчика!
Позже, пересчитав убитых и добив раненых, подвели итог – очередная тысяча стала без малого на шестьсот сабель меньше.
Посовещавшись между собой, отцы командиры решили отойти назад на километр – к предыдущему повороту реки, занять оборону и дождаться пронские сотни. Впрочем, Осадчий сначала предложил продвинуться вперед, но более осторожный Васильев выдвинул контраргументы:
– Монголы обязательно пошлют разведку, чтоб посмотреть – куда их полутысяча делась. На чистом месте опять в атаку пойдут, не задумываясь. Еще один бой, на ночь глядя, мы, конечно, выдержим, но отдыхать то когда? Оружие почистить, перекусить. Увидев же своих мертвых – поостерегутся идти дальше. По крайней мере до завтрашнего дня. Пока вернутся и доложат, пока то да се – день и закончился, все нам поспокойнее.
Тем и уговорил. На точке оставили тройку наблюдателей и откатились назад.
Рязань, середина декабря 1237 года (студень 6746 год)
Не находя нигде поживы, не имея информации от туменов Гаюк-хана, Байдара и Менгу, теряя лошадей из-за бескормицы, Батый-хан пребывал в раздражении. Совсем не так он представлял себе этот поход. После падения Ольгова Батый вызвал своего наставника Субудая.
В юрте было сумрачно и душно, в очаге мерцали прогорающие угольки. От большущей русской липовой бочки с заквашенным кумысом пахло кислятиной. Едва Субудай переступил порог и поклонился, как хан жестом указал на подушки возле себя, потеснив родных братьев Бури и Берке и дядю Кулькана, а служка зачерпнул медным ковшом белесой бражки и подал гостю. Субудай неторопливо выпил. Глядя на него, младший сын Чингисхана Кулькан, желая подчеркнуть, что он здесь не просто так, сказал служке:
– Поднеси и мне кумыса. Видишь, у меня во рту пересохло!
Батый зыркнул на дядю, дождался, пока тот поставит ковш и спросил у своего полководца, когда же начнется штурм стольного города.
