Возвращение (СИ) - Ищенко Геннадий Владимирович (лучшие книги онлайн TXT) 📗
– Не огорчайся! – сказал он мне. – Во вторник я должен выехать в штаб округа, заодно заедем куда надо и по твоему вопросу.
Глава 6
Прошел сентябрь. Я многого смог добиться за прошедшее время. Наконец начали расти мышцы, чем сразу же перед своими подругами похвасталась мать. Увеличились бицепсы, появились грудные мышцы и начало нарастать мясо на плечах. Ноги тоже окрепли и уже не были такими худыми. Весов дома не было, поэтому не знаю, какой я набрал вес, но рубашки стали тесноваты. Отжимался я уже полсотни раз и мог без остановки пробежать до железнодорожной станции и обратно, что и делал каждый день, когда по утрам не было дождя. А это в один конец было около трех километров. Теперь мне для занятий стали нужны гантели, о чем я и сказал отцу, получив сначала заверения в том, что на хорошее дело денег не жалко, а потом и сами гантели, как я и просил, по три килограмма. Асаны стали выполняться легко, а неделю назад я к ним добавил несколько дыхательных упражнений и упражнения на увеличение размеров грудной клетки. Еще раньше был интересный разговор с родителями.
– Папа, я хочу научиться петь! – сказал я отцу, когда он вечером после ужина прилег на тахту.
– И что для этого нужно? – спросил отец. – Яйца?
– С твоим голосом петь? – вмешалась в разговор сестра, которая как раз вышла с кухни. – Мама, слышишь? Гена решил стать певцом!
– Яиц не нужно, – ответил я отцу, проигнорировав ее наезд. – Чтобы укрепить голосовые связки и вообще улучшить голос я хочу использовать йогу.
– Но ты же и так делаешь эти свои асаны, – сказала с кухни мама. – Что еще нужно?
– У йоги много направлений, – пояснил я. – Я хочу использовать мантра-йогу. Поэтому с вами и разговариваю. Если я начну ее применять, не поставив вас в известность, подумаете, что я рехнулся.
– А что в ней такого? – забеспокоилась мама.
– Ничего страшного, – успокоил я. – Просто необычно. Мне будет нужно подолгу издавать звуки, которые называются мантрами. Вы не против?
– Хорошо, что у нас комнаты в разных концах квартиры, – сказала сестра. – Но все равно, когда начнешь издавать свои звуки, закрывай дверь. Мне и твоей гитары достаточно. И надо предупредить Платоновых, чтобы не пугались.
С того вечера я стал ежедневно тратить еще по полчаса на мантры. Гитара, которую ругала Таня, давалась мне тяжело. Видя, как я мучаюсь с самоучителем, отец договорился с одним из лейтенантов, живших в однокомнатных квартирах первого из наших домов, и он уделил мне пару вечеров, показав, как пользоваться инструментом, а заодно настроил мою гитару. Сейчас я по памяти пытался разучить одну единственную мелодию, и, кажется, наконец начало получаться.
С выполнением своего плана я тоже неплохо продвинулся. Вчера я записал все события девяносто восьмого года, закончив вторую тетрадь. В школе все как-то успокоилось. Незаметно для себя я выбился в лидеры класса, оттеснив Валерку Дегтярева. Мне это было не нужно, но не спорить же с классом, тем более что это лидерство проявлялось только в отношении одноклассников и никаких видимых преимуществ не давало. Я по-прежнему на большинстве уроков планировал свои вечерние записи и приносил домой в дневнике пятерки, радуя родителей. Были и четверки, но редко. Девчонки вроде угомонились, а Люся с Леной дружили, как прежде.
Сегодня было воскресенье, и на завтрак собралась вся семья. Обычно у нас во время еды было не принято разговаривать за столом, но по воскресеньям это правило частенько нарушалось.
– Мне Нина рассказала анекдот, – сказала мне мама. – Смешной. Самое интересное, что ей анекдот рассказал сын, который услышал его от тебя.
– Он всей школе анекдоты рассказывает, – выдала меня Танька. – Говорят, даже Новикову рассказал.
– Ты рассказал директору анекдот? – не поверила мама.
– А что, директор уже не человек? – прожевав макароны по-флотски, ответил я. – Подвалил ко мне в вестибюле и спрашивает, правда ли то, что я рассказываю в школе анекдоты. Я их к тому времени уже мало рассказывал, но не врать же? Потом спросил, приличные или нет и попросил рассказать один. Ну я ему и рассказал.
– И что? – заинтересовалась мама.
– Посмеялся и пошел в учительскую, наверное, рассказывать учителям. Как раз была большая перемена.
– А нам расскажешь? – спросил отец. – Говорят, смех продлевает жизнь.
– Да, пожалуйста, – сказал я. – Слушайте. Сын говорит матери, что больше не пойдет в школу. Она его спрашивает, почему, а он отвечает, мол, ну ее, эту школу. Опять Кузнецов будет бить учебником по голове, Васильев начнет из рогатки целиться, а Воронин будет подножку ставить. Не пойду. А она ему говорит, что ты, сынок, должен идти в школу. Во-первых, ты уже взрослый, сорок лет исполнилось, а во-вторых, ты же директор школы.
– И он смеялся? – спросила мама.
– Вы же смеетесь.
– И где ты их только берешь! – сказала сестра. – Наши мальчишки из него этих анекдотов десятка три вытянули!
– Чаще ходи в библиотеку, – посоветовал я ей. – Там, если хорошо покопаться, еще и не то найдешь.
– И все приличное? – спросил отец.
– Неприличного нет, – ответил я. – Есть недетские анекдоты, но я их никому не рассказываю. Ну, например, что мозги и грудь у женщины напоминает сообщающиеся сосуды. Чем больше одно, тем меньше другое.
– Глупый анекдот, – обиделась мать, у которой груди были приличных размеров. – Лучше бы тебе вообще это прекратить.
– Я его сам умным не считаю, – успокоил я ее. – И вообще я сейчас рассказываю анекдоты очень редко.
– А что ты все пишешь по вечерам? – спросила мама. – То никогда от нас никаких секретов не было, а теперь появились!
– Рассказы я пишу в жанре фантастики, – соврал я. – Но пока получается плохо. Как только из-под моего пера выйдет что-то хорошее, я тебе первой принесу почитать.
– Сильно разбрасываешься, – сказала Таня. – И спорт, и музыка, и петь скоро начнешь, а теперь еще и рассказы. В наш ансамбль записаться не хочешь?
– Мне и вальса хватит, – отказался я. – Где я буду танцевать вашу мазурку?
– А что за мелодию ты наигрывал вчера вечером? – спросила Таня. – Красивая. Я ее раньше не слышала.
– Разучиваю одну песню, чтобы спеть на дне рождения, – ответил я. – Я смогу на него пригласить друзей?
Мои дни рождения в обязательном порядке отмечались каждый год. Сначала садились за стол семьей, потом мы с сестрой уходили, а родители приглашали Платоновых и продолжали застолье уже сами, поставив на стол бутылку водки. Пили на таких посиделках чисто символически, и бутылки хватало на два-три раза.
– Конечно, пригласи, – согласилась мама. – Можно не только мальчиков.
– В него в классе половина девчонок влюблена, – засмеялась сестра. – Для того такие мышцы и качает. Только влюблены, наверное, не те. То портфели им таскал, а теперь после окончания уроков летят с Сергеем домой.
– Дожди, потому и летим, – сказал я. – Что за радость гулять по такой погоде? Я даже велосипед уже не беру.
– Мы, наверное, через год отсюда уедем, – сказал отец. – Когда я ездил в штаб округа, был разговор о моем переводе в Прибалтику с хорошим повышением в должности. Но подполковника мне уже не дадут, и года через два все равно уберут на пенсию. Так что я, если предложат, буду отказываться. Доработаю здесь сколько получиться, а потом поедем на Дон к старикам.
Я знал, что его демобилизуют в феврале следующего года. В той жизни это у меня вызвало радость, сейчас я ничего, кроме грусти, не испытывал. Не хотелось мне уезжать из этого микрорайона в лесу, но, как и в прошлый раз, от моего желания ничего не зависело. Ладно, до этого еще больше года. Я задумался. Мою ложь насчет написания рассказа следовало чем-нибудь подкрепить. Написать, что ли, что-нибудь из того, что запомнилось особенно хорошо? А что? Мальчишкой я прочел массу рассказов, особенно в журнале «Техника молодежи», но почти все они были, на мой искушенный взгляд, откровенно слабы. И что самое главное, я не знал, когда что написано. При прочтении меня это просто не интересовало. Позже я уже не любил читать рассказы, предпочитая большие по объему произведения. А перестроечная литература вообще не годилась. Попробуй, например, принести в любую редакцию что-нибудь вроде «Фугу в мундире». Разврат и махровая антисоветчина! Отец мигом вылетит из армии, а на то, что сделают со мной, у меня просто не хватало фантазии. Отца и так чуть не выперли из армии, когда он после поездки на Украину высказался о сельскохозяйственной реформе Хрущева. О его словах стало известно нашему особисту – пьянице и большой сволочи. Завели дело, и отца спасла только отставка Хрущева, которому в вину вменили как раз его реформы. Мне вообще претило выдавать чьи-то произведения за свои, по-моему, это ничуть не отличалось от обыкновенной кражи. Но потом я все-таки решил, что ради спасения мира можно немного поступиться принципами. И, потом, если у меня все получится, реальность должна будет измениться, как и жизни миллионов людей, причем в первую очередь именно в нашей стране. Если даже все писатели моей реальности останутся писателями и здесь, напишут они, скорее всего, совсем другие книги. Я решил не связываться с рассказами, а позаимствовать у Головачова небольшую повесть «Хроновыверт». Там один из главных героев как раз мальчишка, и нет антисоветчины, так что в редакции должны съесть. Помнил я ее не дословно, а процентов на девяносто. Ничего, дописать самому будет несложно. И совесть немного успокою: все-таки внес хоть какой-то труд. Решив, что запись по моему плану может подождать, я достал последнюю чистую тетрадку и начал быстро заполнять ее текстом, ненадолго задумываясь в тех местах, где что-то забылось. На улице опять пошел дождь, так что никуда идти не хотелось и можно было работать до вечера. Вообще-то, я любил ходить в дождь по лесу, надев старую плащ-палатку. Но это летом, а не сейчас, когда уже сильно похолодало. В повести было страниц пятьдесят, и я надеялся закончить ее за неделю без ущерба для остальных занятий. А на тетрадь для своих записей сегодня же попрошу деньги и завтра после школы куплю.
