На странных волнах - Пауэрс Тим (бесплатные онлайн книги читаем полные .TXT) 📗
Лео Френду пришлось расхаживать так почти полтора часа. Его коротенькие ручки занемели от тяжести торта, когда наконец старик, зевая и потягиваясь, вышел из дома. Теперь он был одет в нарядный бархатный кафтан на подкладке из тафты.
Лео поднял торт повыше и прошел мимо старика. Он только порадовался, когда у него вдруг схватило живот, а торт, вырвавшись из рук, поплыл по воздуху.
От острых колик мальчишка согнулся пополам и начал кататься по земле, однако все-таки нашел в себе силы приоткрыть глаза и проследить за судьбой своего торта. Тот взмыл прямо вверх, повис в воздухе, а потом опустился на землю по другую сторону дома. Хихикая, старик опять скрылся в доме, и колики тут же ослабли. Мальчик с усилием поднялся на ноги, доковылял до двери и тихо проскользнул внутрь.
Ему было хорошо слышно, как старик с чавканьем поедает торт в соседней комнате, и Френд терпеливо дожидался, пока хруст бисквита не сменился стонами. Френд смело прошел в комнату, где старик катался по полу между мебелью, покрытой пыльными чехлами, – Противоядие я спрятал, – писклявым голосом сообщил мальчик. – Скажи, как у тебя получается эта магия, и я тебе его отдам.
Ему пришлось повторить эту фразу несколько раз, все громче и громче, но наконец старик понял. С остановками, прибегая к жестикуляции, когда не хватало слов, старик объяснил принцип используемого им колдовства, концепцию простейшую, но далеко не очевидную: он рассказал, как сделать захват, как манипулировать предметом, чтобы увеличить силу воздействия. Парнишка очень быстро ухватил основную мысль, но предусмотрительно настоял, чтобы старик на практике обучил его, как двигать вещи на расстоянии, прежде чем дать тому снадобье. Когда Френд сумел так резко поднять кушетку, что она отбила часть штукатурки с потолка, старик принялся умолять его, прося положить конец невыносимой боли. Френд со смехом исполнил его просьбу, после чего незаметно вернулся домой, оставив в доме скорчившийся труп – в качестве подарка вернувшимся хозяевам.
С возрастом, изучив книги и летописные записи о древней магии – поразительно, до чего же последовательно от страны к стране сохранялись магические обряды, – Лео пришел к горькому выводу, что действительно великолепное колдовство, делающее человека могучим, как божество, с течением столетий стало просто невозможным. Магия, словно родник, бивший ключом в древние времена, из которого каждый мог наполнить себя, как сосуд, доверху, теперь превратилась в грязную лужицу, и уже невозможно было зачерпнуть из нее больше пары капель, да и то с большим трудом… как будто магические знания были камнями, образующими дорожку в небе, но вот небо расширилось, растащив зыбкий мостик, и где раньше маги без всяких усилий перескакивали с камня на камень, теперь приходилось тратить всю жизнь, чтобы только перепрыгнуть с одного на другой.
Но он работал с тем, что оставалось в его распоряжении, и уже к пятнадцати годам был способен получить любую вещь, какую хотел, и заставить человека против воли делать все, что ему, Лео, заблагорассудится… И тогда он попытался все объяснить своей матери, которая единственная верила в него, дать ей доступ в тот тайный мир, который он обрел. Он так и не мог потом вспомнить, что же произошло… лишь помнил, что отец ударил его, и он бежал из дома родителей, так никогда уже больше туда и не вернувшись.
Навыки колдовства позволили ему жить обеспеченно следующие пять лет, пока он был студентом. Самая лучшая еда, одежда, апартаменты – стоит только захотеть. Однако глубокое недоверие к сексу удерживало его от рискованных экспериментов, оставляя на его долю лишь смущающие, унизительные, пачкающие простыни сны.
И вот однажды он встревожился не на шутку, как встревожился бы наркоман, обнаружив, что ему уже не хватает обычной дозы опиума, – поняв, что ему хочется – нет, ему необходимо, – получить нечто большее.
Ведь в конце концов магия была прекрасна не потому, что давала ему все, его привлекала власть, даруемая ею, подчинение себе чужой воли, ощущение собственной мощи, распространяющейся вокруг. Для него было мучительно сознавать, что его господство над другими людьми небезгранично, что существуют провалы в созданном им мире, провалы, сопротивляющиеся его влиянию, как навощенная поверхность клише сопротивляется чернилам: он не мог полностью овладеть умами других людей. Он мог заставить их повиноваться против воли, но побудить их желать этого – было выше его возможностей. И до тех пор, пока в другом человеке сохранялось хотя бы малейшее движение протеста или сопротивления, его господство не было абсолютным.
А именно абсолютное господство было ему необходимо… Но до того, как он встретил на своем пути Бенджамена Харвуда, Френд не верил, что это на самом деле возможно.
– А почему вы его так называете? – раздраженно спросила Бет Харвуд.
– Как? Хунзи канцо? – переспросил Шэнди. – Так это его титул. А как еще? Называть его Тэтч – фамильярно, а Черной Бородой – слишком театрально.
– Его титул? И что он значит?
– Это значит, что он… э-э-э… посвященный, что он прошел обряд огня.
– Посвящен? Во что? – Она казалась смущенной тем, что Шэнди оказался посвящен в подобные вещи.
Шэнди собрался было ответить, но потом лишь пожал плечами:
– А, все это выдумки про колдовство. Даже живя там, в старом форту, вы не могли не заметить, что магия здесь используется так же часто и обыденно, как огонь в Англии.
– Конечно, я заметила, как суеверны все эти люди. Думаю, во всех примитивных сообществах… – Она замерла и подняла на Шэнди широко раскрытые глаза. – Бог мой! Джон, но вы-то, надеюсь, не верите во все это?
Шэнди нахмурился и перевел взгляд с костра на темную стену джунглей.
– Я не хотел бы обидеть вас притворством. Здесь новый мир, и пираты живут с этой природой в куда более тесном контакте, чем любой европеец в Кингстоне, Картахене или Порт-о-Пренсе, пытающийся перенести сюда как можно больше реалий Старого Света. Если уж вы не сомневаетесь в истинах Ветхого Завета, то должны признать существование сверхъестественного и не торопиться с выводами по поводу того, что возможно в этом мире, а что – нет.
Мистер Берд яростно отшвырнул кусок мяса, который жевал, и, вскочив, заозирался по сторонам.
– Я не собака! – заорал он, мотая головой, и золотые серьги в его ушах засверкали в свете пламени. – Ты – сукин сын!
Бет с тревогой оглянулась на него. Шэнди улыбнулся, взял ее за руку и прошептал на ухо:
– Не стоит пугаться, редкая ночь обходится без его воплей. На что бы он там ни злился, но это никак не связано ни с Нью-Провиденс, ни с 1718 годом.
– Черт бы тебя побрал! – продолжал кричать мистер Берд. – Не собака, не собака, не собака я!
– Похоже, его как-то раз обозвали собакой, и с тех пор он, как напьется, вспоминает старую обиду, – тихо пояснил Шэнди.
– Да, – уныло согласилась Бет. – Но, Джон, вы же не хотите сказать, что… ну, право, не знаю… что вы и сами носите все эти талисманы, чтобы духи оберегали вас?
– Нет, – ответил Шэнди, – но я явственно помню, как разрядил пистолет прямо в живот вашего доктора, когда он как раз и носил подобный талисман. Это было в тот самый день, когда пираты захватили «Кармайкл». И еще, в первую неделю здесь, я как-то поймал курицу, сварил ее и съел, а на следующий день меня свалила лихорадка. Старый комендант Сауни брел мимо, как всегда бормоча себе что-то под нос и отмахиваясь от невидимых мух, и заглянул ко мне в палатку, где я метался и стонал от боли. И первым же делом он спросил, не ел ли я случаем курицу с выцарапанными на клюве словами. Я и в самом деле заметил какие-то знаки на клюве этой птицы, о чем ему и сказал. «Так я и думал, – пробурчал комендант, – это та самая курица, в которую я загнал лихорадку Рунсивелла. Ты, дружочек, никогда больше не ешь куриц, у которых на клюве написаны слова, иначе схлопочешь что-нибудь такое, от чего кто-то другой пожелал избавиться». Он достал мне другую курицу, проделал с ней какой-то трюк, и уже на следующий день я был совершенно здоров. – О Боже, Джон! – воскликнула Бет, всплескивая руками. – Только не говорите мне, что вас и в самом деле излечили его трюки!
