Московское золото или нежная попа комсомолки (СИ) - Лёха Лётчик (электронные книги бесплатно .txt, .fb2) 📗
- С облегченьецем!
25 апреля 1936. Дальняя стоянка аэродрома Кача.
— А что у тебя так дерьмом воняет? — удивлённо спросил Иван Петрович, подойдя к Лёхе после пробежки от самолётной стоянки. Мужик, лет под пятьдесят, большой ценитель местной самогонной промышленности и по совместительству штатный техник Лёхиного кукурузника, стоял с застывшим ужасом на лице, догадываясь, кому это всё придется отмывать.
Лёха, с мрачным выражением лица высказался:
— А это у нас комиссар погранцам взаимопомощь оказывал! — не сомневаясь заложил он инициатора всей операции, словно это политрук лично насрал в задней кабине.
Иван Петрович скривился, представляя себе объем работ, но вопросы больше не задавал - привык, что с Лёхой всегда всё не как у людей.
Посовещавшись с Петровичем, Лёха перегнал самолетик на самый край аэродрома, поближе к пожарной бочке, разделся до трусов и стал помогать Петровичу отмывать аэроплан.
— Надо водовозку подогнать и шлангом под напором промыть фюзеляж, — предложил Лёха, потирая затёкшие руки. — Или давай я на пляж сяду, из моря воды натаскаем!
— Там соль, — с укором покачал головой Петрович, задумчиво почесывая макушку. — Нельзя. Надо пресной водой, и так потом всё сушить придётся долго, да ещё и лаком по новой перекрашивать. Ну а так, если уж совсем без вариантов, — махнул рукой Петрович, — то списывать тогда придётся всё это хозяйство, — и Лёха пошёл в ТЭЧ за водовозкой.
Часа через три, измотавшись, но добившись первого приемлемого результата, они наконец выдохнули. Водителю водовозки пришлось выдать двойную порцию нелегальной тушёнки в обмен на помощь, но зато самолёт отмыли весьма прилично . Весь процесс занял гораздо больше времени, чем Лёха рассчитывал, но главное, что работа была сделана. Одежду и обмундирование, перемазанные с ног до головы, Лёха с Петровичем тоже постирали и аккуратно развесили сушиться на расчалках..
Когда вся суета закончилась, отмывшись уже сами водой из шланга водовозки, они устало растянули брезент под крылом самолёта и улеглись на него сушиться под тёплым солнцем. Солнце тихо пригревало, а лёгкий ветерок приятно обдувал уставших, но довольных мужчин.
— Ну что, Петрович, — лениво протянул Лёха, глядя в небо. — Сегодня развлеклись на славу, - сказал Лёха и ловко увернулся от летевшего подзатыльника.
Минут через пятьдесят к самолёту припылила дежурная полуторка во главе с главным виновником торжества:
— А что это у вас так дерьмом воняет? – спросил подошедший комиссар.
— А это товарищ политрук, остатки братской помощи пограничникам попахивают! Не справился пограничник с таким размахом нашей братской помощи и широтой нашей души. Разорвало беднягу! Все таки слабоваты они против нас, флотской авиации!
— Хренов, что ты орал во время полета? – подозрительно спросил политработник.
Лёха, не теряя самообладания, даже не моргнул:
— Я товарищ командир агитировал пограничников за здоровый образ жизни, против пьянства и курения! – на голубом глазу ответил Лёха, - А товарищ пограничный лейтенант, мало того, что вонючкой редкостной оказался, так еще и ябедой! – выдал Лёха.
А сам подумал, -«погранец настучал, гадёныш».
Лёха завершил свою речь с полным чувством правоты, так будто комиссар должен был сейчас же ему медаль вручить за правильную воспитательную работу. Комиссар, впрочем, только плотнее сжал губы, но явно не зная, что ответить на такую убежденность и счастливо отбыл на командный пункт.
10 апреля 1936. Дальний края аэродрома посёлка Кача.
Как ни странно, точку в затянувшейся истории с Настей поставил Макс, пришедший на самый конец поля, где Лёха сушил свой самолётик.
- Максик! Только не спрашивай, чего у нас так дерьмом воняет! – хором продекларировали Лёха с Петровичем.
- А правда, чего у вас так дерьмом воняет? – не подвел их Макс.
Лёха завидовал Максу по-доброму. Его друг был прост, как железнодорожный рельс, но это ему ничуть не мешало. Макс вернулся из увольнения, в котором мотался в Симферополь к своей пассии. Три-четыре часа в одну сторону Макса ничуть не смущали. Отведя Лёху в сторону, он стеснительно, глядя куда-то вдаль, начал:
— Лёша, ты не подумай ничего... В общем, сам решай, конечно, но оно вот так выходит, что, может, Нина моя и права. Она мне сказала, что видела кое-что. И ещё, она с одной девочкой говорила, та всё сама слышала, хоть им и нельзя рассказывать. И пообещай, пожалуйста, что ты — никому!
Макс никогда не славился ясностью в изложении мыслей, хотя о своих любимых самолётах мог говорить часами, размахивая руками, будто сам был одним из них.
— Максик! — Это прозвище звучало забавно по отношению к девяностокилограммовому здоровяку с бугрящимися мышцами, но Макс, как и все большие люди, не обижался. — Давай-ка расставим всё по порядку.
— Нина сказала, что видела… что она видела? — уточнил Лёха.
— Настя твоя в окружной госпиталь в Симферополь ездила, а не к нам в Севак, — выдал первую порцию информации Макс.
— И что Нине девочка рассказала? — продолжил допрос Лёха, чувствуя, как внутри всё сжимается.
— Настю её капитан из штаба округа бросил, когда перевёлся в Ленинград, — Макс преданно посмотрел на Лёху.
— А что видела Нина?
— Её медицинскую карту, хотя им не разрешено рассказывать, — выдохнул Макс, потупив взгляд.
— И что там написано?
— Что она беременна. Двенадцать недель, — сказал Макс с виноватым выражением лица, избегая смотреть на друга.
Лёха почувствовал, как невидимая стрела, по приходи которой он оказался в этом теле, со всей дури врезала ему по голове ещё раз. Внутри что-то оборвалось, и слова застряли в горле.
— Максик, спасибо тебе! — Лёха крепко пожал другу его огромную лапищу. — Не волнуйся, я молчу и ничего не слышал.
Оставшись один, Лёха подытожил своё состояние одним словом: тоска. Он поднял голову к небу, полному звёзд, и с горечью прокричал:
— Зелёные человечки! Заберите меня отсюда. Пожалуйста!
25 апреля 1936, командный пункт аэродрома Кача
На следующее утро во время развода Лёха с удивлением услышал:
- Товарищу Хренову объявляю благодарность и в качестве поощрения снимаю одно ранее наложенное взыскание! Вот! Берите пример с товарища Хренова! – в кои то веки комиссар положительно отозвался о Лёхе, - человек бросил регламентные работы, подтягивание расчалок, понимаете ли! И самоотверженно подключился помогать пограничникам в задержании диверсантов!
Строй лётчиков, техников и прочих обитателей аэродрома сдержанно ухмылялся.
Глава 9. Лямки яйца не жмут.
Убеленный сединами моряк, председатель комиссии, выступая перед собравшимися, торжественно объявил:
— По многочисленным просьбам участников, галифе выделены! Однако в этом году они будут уставного зеленого цвета, — председатель комиссии сделал паузу, добавляя значительности. — Но на следующий год принято решение специально заказать красные! Пролетарские! Галифе для поощрения участников! Ура, товарищи! — голос его торжественно прозвучал над притихшей толпой. — А подпись командующего флотом решено всё таки оставить на грамоте, которая будет прилагаться к этим штанам!
Конец апреля 1936. Аэродром Кача.
В то время как другие лётчики полка совершенствовали свои навыки на истребителях, Лёха всё больше и больше чувствовал себя извозчиком на своём маленьком У—2. Каждый день он вылетал с каким-нибудь поручением — то отвезти начальство, то доставить пакет, то перевезти что—то важное. Взлёт, посадка, монотонные маршруты... Летать он научился прекрасно, но это уже начало его тяготить.
Почитав инструкцию по эксплуатации У-2, он для себя определил, что и на таком учебном самолёте можно освоить ряд фигур пилотажа. Конечно, это был не И—5, и слабенький мотор У-2 не позволял выполнять многие манёвры, зато Лёха имел возможность тренироваться хоть каждый день.
