Крепостной Пушкина 2 (СИ) - Берг Ираклий (читать книги онлайн без регистрации TXT, FB2) 📗
«Даже если так, — подумал он, — то кто предоставил им такие возможности? Кто допустил польский мятеж? Кто влез в Грецию? Кто предпочёл зависящих от нас немцев французам и англичанам, а теперь негодует? Александр не допустил бы подобного, причём так, что никто бы и не заметил по причине самого отсутствия событий. Нет, военные удивительно неуклюжи во всем, что не касается мазурки и остальных бальных танцев.»
— В этом есть и хорошее зерно, ваше императорское величество, — произнёс он когда государь выдохся, — в Германии все совершенно спокойно. Значит, опасность войны не столь высока.
— Опасность войны⁈ — вскричал император. — Опасность войны⁈ Да не думаешь ли ты, что я опасаюсь какой-то войны, после всего что они натворили⁈
— Осмелюсь заметить, ваше императорское…
— Говори короче!
— Слушаюсь, государь. Осмелюсь заметить, что доказательств у нас нет, или они мне неизвестны.
— Доказательства будут.
— Что же тогда мы потребуем?
— Как это — что? Во-первых, извинений. Официальных, пропечатанных в их газетах. Никаких кулуарных «просили передать»! Во-вторых, компенсаций. Это принципиально. А главное — мне нужны головы. Знаешь, есть что-то приятственное видеть голову своего врага, когда он притворялся другом, недавно я это понял. Или во Франции успели запретить гильотину?
— Боюсь, ваше величество, нам будет отказано в подобном удовольствии.
— Тогда война. Если они не захотят провести настоящее расследование, значит зараза проникла куда глубже, чем казалось. Пусть, проведём всё сами. Мне даже хочется, чтобы они отказались. Похоже на то, что у России судьба свергать французских узурпаторов.
— Но король Луи Филипп признан всеми…
— Узурпатор.
— Ваше величество!
— Он лишь зовется королем. Да чего ты боишься? Скорее всего до войны не дойдёт. Не сумасшедшие они в конце-концов… Против них все, мы, Пруссаки, Австрийцы, Англичане. Они ведь тоже пострадали.
— Англичане? Но они пострадали не совсем от рук французов, ваше величество. Нужны веские, очень веские доказательства.
— Доказательства будут, Карл.
Глава 9
Москвич в Санкт-Петербурге.
— Да, Пушкин, уж ты не противься, одну безешку позволь напечатлеть тебе в щеку твою! Ахахаха, да что ты жмёшься, али мне не рад?
— Рад, очень рад, — прохрипел Александр, пытаясь вырваться из дружеских могучих объятий, — не ждал тебя, так оттого ещё больше рад!
Нащокин, старинный приятель Пушкина, изо всех сил сжимал более хрупкого поэта.
— Ай! Моя нога! Осторожнее, медведь, раздавишь!
— Ничего-ничего, знай наших. Дай вот ещё одну безешку, дорогой…
— Что ты привязался к этим «безешкам»? — вырвался, наконец, Пушкин. — Не пьян ведь ещё.
— О, это ты сам виноват, братец. — Нащокин подбоченился и с интересом принялся осматривать гостиную. — Твой протеже носатый сейчас пишет. Я и попался ему в гостях у Т. Уговорил послушать, сказал, что ты ему идейку бросил с барского плеча. Умеет заманить, подлец! Я и слушал, слушал, вдруг просыпаюсь! «Что ты, щегол, и меня написать выдумал⁈» — говорю так грозно. Он отступил. Давай сюда свои каракули! Он подаёт. Гляжу — ну точно обо мне писано, слово в слово! Только бакенбард я не ношу, а так…но ты, брат, вижу, устроился! Поймал птицу удачи, так? Я всегда знал, как ты везуч, прохвост.
Нащокин по-хозяйски обошёл комнату, любуюсь убранством.
— Ты надолго в столицу? — Пушкин чувствовал в себе то, что стал особенно остро чувствовать при виде Нащокина с момента своей женитьбы. Павел Воинович был знаком ему с Лицея, где учился в Благородном пансионе, созданном для тех, кому требовалось догонять лицеистов в познаниях. Увы, но «страстная и необузданная натура», как было прямо указано в характеристикие, мешала Павлу проявлять усидчивость. Близкой дружбы между ними тогда не было, но с годами, по мере того как жизнь все дальше уводила Александра от бесшабашной юности, Нащокин нравился ему всё больше. Тот, казалось, совершенно не замечал перемен, даруемых человеку с годами, оставаясь все тем же парнем. Немудрено, что давние приятели и себя чувствовали моложе в его присутствии.
Мать Павла, отчаявшись увидеть в сыне хоть какие-то проблески благоразумия, оставила того без наследства. Сама она происходила из Нелидовых, и Пушкин, знавший как и прочие, что именно означает эта фамилия, собрался было защищать Клеопатру Петровну от вероятных упрёков сына, но тот и глазом не моргнул. Добыл где-то рясу католического монаха, пришил к ней белую ленту с надписью Desdichado, означавшую «Лишённый наследства», подсмотренную в романе «Айвенго», которым все тогда зачитывались, да так и расхаживал сорок дней.
Растратив почти всё что оставалось, Павел вздумал поправить дела алхимией, к чему активно подговаривал Пушкина. Последние деньги ушли на покупку секрета философского камня у цыган, и дело было верное, но где-то закралась ошибка, так что он не преуспел.
Отложив химию в сторону, Нащокин решил стать карточным шулером, как наиболее благородным из наименее благородных дел. Неизвестно, как сложилось бы дело, не вздумай он обратиться «за наукой» к Толстому Американцу. Тот согласился преподать несколько уроков и повёл Павла в тир. Толстой выбил десять мишеней в яблочко с двадцати шагов, предложив ученику повторить. Павел возразил, что стреляет средне, сколько бы не пытался, потому повторить не сумеет.
— Жаль, — отвечал невозмутимо Толстой, — но это непременное условие для достижения достойного результата в интересующем вас деле, друг мой. Поверьте моему опыту. Весь секрет и того и другого заключён в том, что рука не должна дрожать.
Нащокин предпочёл поверить. Толстой сжалился над попавшим в затруднительное положение человеком и дал совет играть как умеет, но только с теми, кто любит проигрывать.
— Разве тебе неизвестно как играют эти люди? Проигрыш для них — удовольствие. Таким путем они показывают достаток, богатство.
— Но ведь они почти все старики! — воскликнул Павел.
— Будет немного скучновато, — признал Толстой, — и слушать их истории часто мука. Играть неинтересно, учитывая их рассеянную склонность держать карты таким образом, что их видно партнёрам. И в «фараон» они не сядут никогда. Но тем не менее…
— Отчего же тогда шулеры не оберут их до нитки?
— Оттого, что эти славные мужи никогда не сядут играть с шулером. — с улыбкой пояснил Толстой непонятливому товарищу.
Нащокин последовал совету и быстро поправил свои дела, но жаловался, что разлюбил карты.
Всё было бы хорошо, будь подобное возможно с его характером. В столицу Павла привела нужда, иначе он бы не покинул столь любимую им Москву, город славившийся как обитель самых странных чудаков той эпохи.
— Сколько тебе нужно? — не стал томить друга Пушкин.
— Черт возьми, теперь даже не знаю!
— Отчего так?
— Да вот так. Думал перехватить тысяч десять, много двадцать. Но вся эта обстановка… в Москве гуляют слухи безумные даже для неё. Ты теперь генерал?
— Статский советник. И Камергер.
Нащокин присвисинул.
— Жаль, что ты не смог быть на свадьбе. Эх, вот сейчас бы её сыграть. Ты был бы шафером, весь в орденских лентах… Андрея-то дали?
— Нет, что ты. — рассмеялся поэт. — Анна на шее и Владимир в петлице.
— Все равно жирно. Значит правда?
— Смотря что.
— Ну вся эта история, о которой только и говорят.
— Смотря что говорят. Сам знаешь — в одном конце Невского чихнешь, на другом скажут —… здесь Пушкин использовал слово из лицейских времен. Нащокин засмеялся.
Лакей доложил, что «кушать подано», и Александр провел гостя в смежную комнату, где их ожидал великолепно сервированный стол.
Степан устало протер слипающиеся глаза.
«Этот мир когда-нибудь утонет в бумагах.» — подумал он, распечатывая очередной «рапорт».
Из Болдинского имения доклады приходили еженедельно, и, несмотря на временной лаг, ему удавалось держать руку на пульсе событий. В отличии от Петербурга, в провинции всё было тихо. Следствие по делу избиения (так было написано) семьи Калашниковых продолжалось с упорством любого дела зашедшего в тупик. Куда большей заботы и внимания требовали текущие дела. Их было просто много.
