НИИ особого назначения (СИ) - Фишер Саша (читать книгу онлайн бесплатно без txt, fb2) 📗
Через десять минут неловких телодвижений с представлением, обозначением намерений и прочими расшаркиваниями, я сидел рядом с «настоящим индейцем», передо мной стояла металлическая миска, полная ароматного хрбчева из тушенки, картошки и специй. И кружка. Судя по цвету и запаху, жижа которую мне в нее набулькали, это какой-то самогон. Нойда Павлович за все это время не сказал ни слова. Чекиста звали Глеб Иванович, а индейца — Айдын Абаевич. Но он просил не называть его по отчеству.
Кроме того, меня снабдили тугой скаткой из спальника и одеяла и выделили место на нарах. Верхних. Мол, я молодой, так что заберусь без проблем.
Вопреки моим опасениями, нужник оказался вовсе не деревянной постройкой на заднем дворе. Санблок был вполне современным, с душем и унитазом. На фоне потемневших бревенчатых стен это все смотрелось слегка чуждо, но я все равно порадовался. Я, конечно, существо неприхотливое, и всякие естественные потребности приходилось справлять в самых неподходящих условиях, но не могу сказать, что очень уж люблю лишаться. Так, умею, когда надо. Но удобства все-таки люблю больше.
Электричество в казарме тоже было, но его не жаловали сами обитатели этого места. В качестве осветительного прибора они использовали самодельную свечу из консервной банки.
— На Барбохина похож, — сказал «настоящий индеец» Айдын, пристально наблюдая, как я наворчиваю картофельно-тушоночное рагу.
— Да не, — Глеб Иванович прищурился и даже подался вперед, почти сунув свой длинный нос в мою тарелку. — Барбохин был блондин, а этот черный.
— Да ты вот с этого боку посмотри, нос такой же, — индеец наклонился вправо, как бы показывая, с какого ракурса я похож на этого неведомого Барбохина. — А вот так вообще как родной брат.
— Ты, Айдын, опять кору свою жевал поди? — НКВД-шник обнажил в ухмылке длинные, похожие на пожелтевшие клавиши от рояля, зубы. — Ежели он на Барбохина не только носом похож, то...
— А Барбохин — это кто? — спросил я, отламывая от краюхи в середине стола еще кусок. Вкусно, блин! Прямо походно-полевая кухня уровня «шеф-повар»! И сало еще такое отличное, во рту тает.
— Да был у нас один тут, в тридцать втором, — проворчал Глеб Иванович. — Талантливый черт, но совершенно необучаемый. Столько крови нам выпил...
Тридцать второй... Это ж сколько лет этим пенсионерам? Я устроился поудобнее и развесил уши. Байки — это я люблю...
Я вздрогнул и проснулся. Было темно и зябко. И еще нестерпимо хотелось в туалет. Первые несколько мгновений я не шевелился, пытаясь сообразить, где я, и что меня разбудило. Кисло воняло махорочным дымом, чесноком и почему-то прелым сеном. В первый момент даже показалось, что я сплю в окопе. Потом я услышал, как на нижних нарах заворочался Глеб Иванович и шумно всхрапнул.
Фух. А хорошо так вчера посидели, раз я даже не помню, как в спальник забрался. Я поерзал, пытаясь натянуть сползшее одеяло повыше. Печка давно прогорела, в казарме стало холодно, а выделенный мне спальник был, кажется, ровесником этих стариканов, которым уже явно за сто лет. Ну, если они в своих байках не приврали, конечно.
Я попытался заглушить зов природы, свернувшись в каральку. Ну давай, организм, засыпай обратно, еще темно, до утра далеко, а сползать в кромешной темноте с верхних нар — то еще развлечение. Не хватало еще навернуться и всех перебудить...
Увы. Организм настойчиво требовал от меня активных действий и засыпать с полным мочевым пузырем отказывался.
Ладно, хрен с ним... Я нашарил внутри спальника продолговатые деревянные пуговицы. Да уж, сплю прямо-таки в музейном экспонате каком-то. Ватный спальник на пуговицах. Тяжеленный — трандец. Вот только тепло он больше почти не держит. И если намокнет, то становится вдвое тяжелее. Попытался сесть, треснулся башкой об потолок. Сверху на меня посыпалась какая-то труха. Глеб Иванович снова всхрапнул. Потом заворочался, нары под ним заскрипели.
— В золотой колыбели, на серебряной качели... — забормотал кто-то снизу. Я на секунду замер, потом мысленно сплюнул и принялся выползать из неудобного спальника.
«А хорошо вчера посидели, — снова подумал я, нашаривая в темноте лаги деревянной лестницы. — Даже не помню, как наверх забирался».
Я осторожно спустился вниз. Брр, холодрыга какая! Руки ходуном ходят, а чтобы зубами громко не стучать, я рот открыл. Бочком протиснулся мимо стола. Зацепил рукой случайно железную миску. Она громко бздямкнула.
— На девяти небесах, на шести пестрых крышах... — забормотал тот же голос. Ага, опознал. Это Нойда Павлович. Он вчера почти ничего не рассказывал. Да и вообще заговорил только один раз. Когда самогонка закончилась. Или нет, стоп...
Пронзительно заскрипели двери в хозчать казармы.
Фух, какая темень. Кромешная, будто эта казарма где-то глубоко под землей.
Где-то тут был выключатель, я помню.
Я нашарил пластмассовую клавишу. Под потолком тускло засветилась одинокая лампочка. Едва-едва затеплилась, будто остывающие угли костра замерцали. Ссильно светлее не стало, но «белый брат» замаячил впереди, как путеводная звезда.
Это когда же я успел так набраться-то? Я же вроде пару глотков только...
В принципе, голова была ясная. Никакой похмельной тяжести и мути в ней не было. Только с памятью было что-то... Что-то...
Я напрягся, пытаясь восстановить ход событий вчерашнего вечера.
Значит, я сел поудобнее, чтобы слушать байки. Сначала НКВД-шник и индеец спорили про Барбохина. Мол, нашелся такой самородок, сначала обрадовались, как до Луны и обратно — предметы двигает силой мысли, нюхом подземные ключи находит, а под добрый стих даже свечку взглядом может подпалить. Его взяли в оборот, объяснили его важность для Советской Родины, а тот не проникся. Понял только, стервец такой, что его не расстреляют, потому что больно он уникальный. А был он бабник, пьяница и вообще охламон. Потом расстреляли, конечно. Но вот что было между этими двумя пунктами, вспомнить я не смог, как ни пытался. Хотя был уверен, что именно там было что-то интересное.
Я застегнул штаны и привалился к стене. Посмотрел на едва тлеющую лампочку. Да что такое вообще? Гнилушка больше света дает, чем этот осветительный прибор...
Так.
Попробуем зайти с другой стороны. Я глотнул из кружки, не нюхая. Думал, желудок прожжет. Но чего-то подобного я и ожидал.
Вот «настоящий индеец» свернул козью ножку из обрывка газеты «Правда». И клубы дыма тут же начали свиваться в замысловатые узоры в тусклом свете «коптилки», который эти пенсионеры использовали в качестве осветительного прибора.
— А я точно тебе говорю, что это все из-за техники, — заявил он. — Веками без техники обходились, а сейчас — ишь ты, подишь ты... Измерений им захотелось!
К чему он это сказал? Я точно помню, что разговор шел оживленный, даже невозмутимый Нойда Павлович голос подал.
Я фыркнул. Вот уж натурально. Почему Нойда Павлович главный? Да как с теми попугаями — потому что эти двое зовут его шефом...
Тут из памяти всплыла картинка парящего над ладонью НКВД-шника пятака. И то, как его скрипучий голос произнес:
— Не верит он, сопляк! Надо очень нам фокусами тебя развлекать!
Ну это мне приснилось, наверное. Смутно помню. Кажется, он сначала заставил левитировать кусок газеты, потом я сказал что-то про фокус, он обозлился. Затребовал у меня порыться в кармане и дать мне что-нибудь. А у меня откуда-то взялся пятак. И потом этот пятак...
Я легонько постучал головой об стену. Зачем я вообще пил?
Хотя, кажется, дело было не в пьянке...
— ...девчонка совсем, так жалко было... — вспомнил я голос «индейца». — Мысли транслировала чище телеграфа. А потом полковник карточку ей протягивает новую, а она побледнела вся и в рев. Ни в какую. На карточке написано «огневые ракеты». И на что она такая?
Так, кажется, все начало складываться. Эта троица — какая надо троица. Ветераны экстрасенсорных войн почти столетней давности. Просеивали местное население через сито сверхспособностей, выискивая самородки. Тащили их к себе, отмывали, учили. Приспосабливали к делу. Кого к шпионажу, кого к экстренной связи, кого к тайным операциям. Методы у них были, конечно... Тоже почти столетней давности. И гриф секретности зашкаливающий.
