Лейб-хирург (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович (книги бесплатно без txt) 📗
— Я его не дам. Рано.
— Понял, государыня.
— Не задерживаю вас больше, Афанасий Петрович! Держите меня в курсе событий…
— Представляешь, дочка! Твой предмет уже отправляет в отставку генералов. А именно: командира Отдельного корпуса жандармов Джунковского. Имел с ним разговор, после чего Владимир Федорович запросился с должности.
— Ты приняла отставку?
— Да. Основания серьезные.
— Значит, Валериан прав.
— Но он лезет в государственные дела!
— Он сам приходил к Джунковскому?
— Нет. Владимир Федорович — к нему.
— Значит, не лезет.
— Меня настораживает отношение к нему окружающих. Все хвалят наперебой. Подозрительно.
— Почему?
— Слишком много восторгов. Неспроста это. Довнар-Подляский становится популярным, а это может представлять опасность для престола. Не забывай, что он из мира, где свергли законного монарха.
— Не думаю, что Валериан преследует подобную цель. К тому же его не интересует власть.
— Уверена?
— Он говорил, что был бы рад видеть меня простой мещанкой.
— Это всего лишь слова. Нам неизвестно, что у него на душе. Ему сорок пять, а в этих летах люди умеют таить мысли.
— Ты несправедлива к нему, мама! Валериан не щадит себя ради блага Отечества.
— Которое новое для него. И неизвестно, стало ли родным.
— Позволь мне встречаться с ним! Я разузнаю.
— Даже не проси!
— Почему?
— Попадешь под его влияние. Этот рыжий хам умеет очаровывать людей. Даже я, послушав его пение, поддалась. Он как сирена из Одиссеи Гомера. Так что никаких встреч и писем!
— Это жестоко, мама!
— Ты не знаешь, что такое жестокость! Когда я объяснилась с твоим отцом и попросила покойного батюшку признать Александра моим женихом, он сослал его в дальний гарнизон и держал там три года, запретив иметь со мной переписку. Хотел выдать меня за одного из своих собутыльников. К счастью, тот умер от неумеренного употребления горячительного. Только после этого отец смилостивился. Я всего лишь определила тебе срок до окончания войны.
— Она может затянуться.
— Надеюсь, что нет. Пойми, дочка! С Александром все было ясно: благородного происхождения, офицер, честный и открытый человек. А твой Валериан — загадка. Телом аристократ, а внутри — плебей. К тому же себе на уме. Пусть проявит себя, а там посмотрим.
— Ах, мама!..
— Не плачь! Ты будущая государыня, нам нельзя проявлять чувства…
В конце февраля Михаила вызвали в Минск на совещание. Предписание привез посыльный из штаба фронта и вручил лично в руки. Недоумевая о причинах такой секретности (вполне можно было передать по радиотелеграфу), Михаил расписался на бланке и собрался в командировку. В предписании было указано, что совещание продлится два дня, поэтому сборами он себя не отягощал. Уложил в саквояж бритвенные принадлежности, мыло, полотенце, зубную щетку с порошком, запасные носки и пару белья. Санитарный поезд (пассажирские, ясное дело, на прифронтовую станцию не ходили) отвез его в Минск. На вокзале Михаил, поторговавшись, нанял извозчика до окружного госпиталя — предписание требовало прибыть именно туда. Ехать было недалеко, но пешком, да еще с саквояжем в руках, коллежскому асессору не уместно. Денщика Михаилу не полагалось — не офицер, а брать санитара, как ему советовали, он не захотел. Во-первых, стеснялся, во-вторых, солдата следовало где-то разместить и дать ему денег. Сделать это Михаилу не позволяла приобретенная в годы обучения бережливость. Учился он на медные деньги. Отец его держал мелочную лавку в уездном городе. Дохода от нее едва хватало на содержание большой семьи. Отец хоть и гордился сыном-студентом, но помогал мало. Семья и без того экономила на всем, младшая сестра донашивала за старшей платья и обувь. Студент зарабатывал на жизнь уроками, которые давал великовозрастным оболтусам из купеческих семей. Голодать не голодал, но купить ту же пару обуви получалось только в результате жестокой экономии. Получив, наконец, диплом, Михаил стал помощником еврея-дантиста в уездном городе. В столице или в том же Могилеве устроиться не удалось — там зубных врачей хватало и без него. Можно было, конечно, открыть собственный кабинет, но на это требовались деньги, а их не имелось. Да и кто пойдет лечить зубы к вчерашнему студенту? Разве что последний бедняк. Соплеменник помощника не баловал, платил скупо и не подпускал к самой доходной части ремесла — протезированию. Михаил рвал зубы и вскрывал нагноения. Удивительно, но ему это нравилось больше, чем обтачивать пациентам зубы и сажать на них коронки. Половину жалованья отсылал матери и сестрам — после смерти отца он стал единственным кормильцем семьи. Лавку пришлось продать за долги.
С началом войны Михаила призвали в армию. Он поначалу переживал, но оказалось, что зауряд-врачом быть не так уж плохо. Во-первых, жалованье оказалось выше, чем у помощника дантиста, во-вторых, в армии его кормили и одевали. Большую часть денег Михаил отправлял семье, оставляя лишь на необходимые расходы. Ему нравилось служить в лазарете. Здесь он чувствовал себя врачом, а не помощником зубодера. Усыплял раненых перед операциями, зашивал и чистил им раны, назначал лекарства. Коллеги относились к нему с уважением, пациенты — почтительно. А вот в зубном кабинете могли и отругать, дескать, вырвал зуб больно, хотя перед этим сами поскупились на кокаин [13].
Михаил старательно впитывал в себя новые знания. Эта привычка у него осталась с университета, к тому же замаячила перспектива стать хирургом и после армии устроиться в клинику, а то и открыть собственную практику. Хирургов куда меньше, чем дантистов, и спрос на них высокий. Существенных препятствий к смене специальности не имелось. Надо лишь пройти аттестацию, получить удостоверение лекаря, что во фронтовых условиях не представляло проблем. Достаточно рекомендации начальника лазарета, а покойный Николай Карлович к подчиненным относился с душой. Еще лучше стало с появлением Валериана. Тот щедро делился знаниями, и многому Михаила научил.
В госпитале Михаил предъявил предписание интенданту в чине титулярного советника, к которому его отвел санитар.
— В гостиницу устроить не смогу, — сказал тот, окинув посетителя цепким взглядом и оценив его видавшую виды шинель и стоптанные сапоги. — Мест нет. У вас есть в Минске родственники или знакомые?
Михаил покачал головой.
— Могу предоставить комнату во флигеле госпиталя, — сказал интендант. — Условия скромные, но зато бесплатно. Согласны?
— Да, — кивнул Михаил.
Он уже ночевал в такой комнате и нашел ее лучшей, чем нары в землянке. Но объяснять это интенданту не стал.
— Тогда вас проводят, — сказал чиновник. — Начало совещания завтра в девять утра в большом зале госпиталя. Открывает его лейб-хирург государыни — специально приехал из Москвы. Не опаздывайте.
Накаркал — Михаил проспал. Привык, что его будит санитар, вот и сплоховал. К входу в госпиталь Михаил подбежал одновременно с автомобилем, на котором приехало начальство. Гостей встречали — у крыльца стояли Загряжский и Бурденко. Начальник госпиталя, заметив Михаила, окатил его сердитым взглядом. Коллежский асессор хотел прошмыгнуть бочком, но тут его окликнули.
— Миша?
Он обернулся. У автомобиля стоял Валериан, одетый в новую шинель и каракулевую шапку. На плечах — погоны коллежского советника. Он улыбался.
— Здравия желаю, ваше высокоблагородие! — выдавил Михаил.
— Здравствуй, дружище!
Валериан легко взбежал по ступенькам и обнял опешившего Михаила, затем обернулся к сопровождавшим.
— Господа позвольте рекомендовать. Михаил Александрович Зильберман, талантливый хирург и замечательный человек. Мы с ним служили в лазарете, а потом в медсанбанте. Делили одну землянку. Ого! — он бросил взгляд на погоны Михаила. — Коллежский асессор! Поздравляю!
— А я вас коллежским советником! — нашелся Михаил.
