Иван Московский. Первые шаги (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич (библиотека книг txt) 📗
- А чего не дюжина?
- Так уголь досыпать надо. Зольник почистить. Это время. И все делать осторожно. Расколоть заглушку или тигель – плевое дело. Да и опасно с таким жаром работать. Опять же осмотреть нужно, где возможно. Печь-то работает непрерывно, пока кладка разрушаться не начнет и упускать этот момент опасно. Но ей на смену всегда стоит запасная, чтобы сразу включить в дело, пока эту порченную ремонтируют. Из-за чего и выходит, что постоянно работает только две печи. Оттого и выход за полную смену не пятьдесят пять безменов, а сто десять. В седмицу же без малого полсотни пудов набегает. Для дел бронных более чем достаточно. Еще и на продажу выходит немало .
- Но я видел четыре горячих печи. Почему две?
- Вторые две – то для опытов иных. Там все сложно и непостоянно… - произнес Ваня.
- Хм, - усмехнулся Великий князь. - Сынок, ты хоть понимаешь, что ежели ковали узнают о том, СКОЛЬКО у тебя тут доброго железа делается, они вой поднимут? Они ведь стараются, тяжелым трудом добывают. А ты?
- А я умом, - улыбнулся сын. – Я же сын Великого князя, а не простой коваль. Мне думать положено. Не переживай отец, воя они не поднимут. Крицы я уже за готовое железо покупают у ковалей по их же просьбе и сходной цене. Ведь молотком выбивать «дурь» из крицы, превращая ее в железо, долго и тяжело. А так они могут сразу ковать что-нибудь дельное без этой мороки. Поверь – они довольны и охотно везут мне крицу.
- А остальные?
- Купцы сказывают, что в добром железе у нас крепкая нужда. Вон – новгородцы шведское закупают в немалом числе. Да из Любека, Данцига и прочих ганзейских городов его везут. И никто не жалуется. Так с чего это ковалям на печаль изводиться? Они только рады будут покупать наше, особенно если оно будет дешевле иноземного.
- Добре, - кивнул отец, пристально смотря на сына и пытаясь просчитать в уме доходы, которые удастся с дельца этого малого выручить. Но получалось туго. Кроме мыслей в духе «дохрена», ничего на ум не шло. Посему он плюнул, пока, и решил вернуться к упущенной детали. – А опыты? Чего про них не сказываешь?
Ваня немного пожевал губы, смотря на отца с сомнением. А потом, тяжело вздохнув, встал, подошел к большому сундуку у стены. Открыл навесной замок германской работы. И начал выкладывать на стол завернутые в тряпицы поделки разного толка.
По мере того, как княжич доставал поделки, глаза Великого князя все ширились и ширились. Некоторые вещи он опознать не мог. А вот с виду простенькую чашку взял едва ли не трясущимися руками и стал рассматривать со всех сторон да постукивать.
- Это… это же…
- Фарфор, - сказал Ваня. – Твердый костяной фарфор, если быть точным. Состоит из колокольной белой глины, костяной золы и толики горного хрусталя. Обжигается при очень больших температурах. Настолько больших, что железо при них жидкое делается.
- Ты знаешь СКОЛЬКО это стоит? – Сглотнув подошедший к горлу комок, спросил отец.
- Знаю. Но пока – это опытный образец. Ни денег, ни сил, ни людей для подворья фарфорового у нас нет. Я разорваться не могу. Сначала нужно с броней все наладить. Потом уже за новое дело браться. Посему пока состав подбираю да опыты ставлю. Поверь – каждая такая чаша – плод большого труда и великой мороки. Смесь для лепки нужно составлять из материалов, перетертых в мельчайший прах. И горный хрусталь тоже. Можно и так делать. Все одно – фарфор – очень дорогой товар. Но я, уверен, что-нибудь придумаю.
- А это?
- Стекло. Мне пока недосуг с ним даже опыты проводить. Совсем времени не хватает. Просто попробовал. Понял, что можно. И решил оставить на потом. А вот это, - указал Ваня рукой, - горный хрусталь. Он, как оказалось, тоже плавится .
Просидели часа два. Иван Васильевич тыкал пальцем в какую-то невзрачную, на первый взгляд, безделушку, а сынок про нее рассказывал. Слушал и медленно приходил в ужас. Какой бы вопрос он не задал, сын знал на него ответ.
«Откуда? Как?!» - били набатом в его голове мысли, заставляя лихорадочно перебирать варианты. Даже самые ученые люди, известные Великому князю и толики не знали того, чем уверенно оперировал Ваня. Да и словечки иной раз проскакивали незнакомые. Но этому отец легко нашел объяснение, как-никак сынок учил и латынь, и польский, и греческий, и татарский да с купцами и ремесленниками много общался. Поди нахватался словес разных. Но остальное-то откуда?
- Отец?
- А? – Вздрогнул Иван Васильевич, выныривая из своих мыслей.
- Ты сделался совсем бледным и, как мне кажется, задумался о чем-то, не слушая мой рассказ…
- Откуда ты все это знаешь? – Медленно, по слогам, с нажимом спросил Великий князь.
- Я учусь, - пожал плечами Ваня. – Внимательно слушаю, что люди говорят, читаю, думаю и пробую проверить свои мысли. А ну как выйдет что дельное?
- Побожись!
- В чем?
- В том, что ты не Антихрист! – Прошептал отец и сам вздрогнул от звуков своего голоса.
- Не сходи с ума, отец, - с легким разочарованием в голосе произнес Ваня и широко, размашисто перекрестился без всякой суеты. – Вот тебе крест, что не Антихрист я и не его пособник, и о тех, будь они где в сущем, ничего не ведаю. – После чего достал крест тельный и поцеловал. - Да и как я могу быть Антихристом, коли в церковь хожу да причастие принимаю?
- Тогда откуда ты все это знаешь? Что читаешь много – знаю. Но в тех книгах не о том! Что замечаешь детали, неприметные глазу обычному – тоже ведаю. Но это совсем иное! И не ври отцу! Я вижу, что ты не выдумываешь, а словно вспоминаешь. Специально же расспрашивал и с одного и с другого бока подходя. Коли выдумал ты, то столь ясного понимания не было бы, да и путался бы в словах. А такого нет. Твердо знание. Поверил бы в одну, две, ну три таких выдумки. Но ты же их вон какую гору вывалил. И свечи хитрые, и доспехи, и железо, и многое иное.
- Отец…
- Не ври мне!
Ваня спокойно посмотреть на отца, не на шутку взвинченного. Говорить правду было нельзя. Это, считай, смертный приговор. В лучшем случае в подвале до конца жизни продержат, выпытывая секреты всякие. Но, скорее всего, до этого не дойдет. Времена тут лихие, мышление религиозно-мистическое. Посчитают бесом или духом каким, что злодейским образом завладел телом княжича. Иван Иванович о том думал и ни раз. Он был уверен, рано или поздно этот вопрос всплывет. А потому старательно и тщательно готовился…
- Отец, я был отравлен. Но выжил. Ты думаешь, что это прошло бесследно?
- Э-э-э… - промямлил отец.
- Я изменился. Сильно. Очень сильно. Я одной ногой был уже там, откуда не возвращаются. Считай, что заглянул за кромку. Многое после этого переменилось во мне. Вот возьмем ту броню мною удуманную. Стоял я всенощную. Молился. И тут мой взгляд привлекла икона. А на ней – чешуя. И почудилось мне, будто можно ее делать иным образом, нежели принято. Прямо образ в голове возник. Пошел я к ковалям. Заказал несколько пластинок тех, что мне причудились, начертав их углем. Потом велел сплести их с кольцами желаемым образом. И оказалось, что все очень складно выходит. Ты ведь заметил – я часто стал в церковь наведываться. Много больше былого. Иду, молюсь и время от времени на меня нисходят озарения. Не всегда нужные мне, но всегда интересные. Не знания. Нет. Туманные образы, которые надобно проверять.
