Призраки Фортуны - Полетаев Дмитрий (лучшие бесплатные книги txt) 📗
Дмитрий наконец стал понимать, куда клонит Марго.
– Ну хорошо, допустим. Не привязывайся к словам, а то у меня так и не получится сказать то, что я хочу… Неужели ты не понимаешь, Марго, что в истории человечества все взаимосвязано? Стоит только копнуть прошлое, и пошло-поехало – одно тянет за собой другое! И когда мы хотим что-то поправить, то порой даже не знаем, откуда начинать. Тыкаемся, как слепые котята, «случайно» выуживая, как вон Синицын, важную информацию.
– Подожди, Дим… – Казалось, Марго действительно его не понимала или отказывалась понимать. – Это же только начало! ХРОНОСу и двадцати лет нет! Ты прекрасно знаешь, что Синицын, в отделе которого мы, между прочим, состоим, «ведет» линию Резанова. Каждый школьник знает, что человек он был достойный, и если бы пожил подольше, наверняка восточное направление в политике России могло сложиться совсем по-другому… Вот мы им и занимаемся… А что?
– Занимаемся, – усмехнулся Дмитрий.
– Ну да, а не этому ли ты сам мечтал посвятить свою жизнь всего два месяца назад в Калифорнии?
– Так и знал, что ты это припомнишь! Да только то, что я хочу сказать, гораздо сложней! Я даже слов не могу подобрать… Просто судьба соткана из десятков, а может, и сотен узелков, в каждом из которых заложена кинетика направления последующего развития…
– Ага, «направо пойдешь – коня потеряешь, налево – жену»? Так до этой гениальной мысли Илья Муромец первый додумался. Без всяких высших образований! Ты мне вот что скажи: что тебя вдруг так напрягло в моем рассказе?
– Да то, что последствия каждого из наших «вторжений» практически невозможно просчитать! Все есть слепая удача! Кто МЫ, чтобы корректировать ход Истории? Муравьи, вылезшие на свет и пытающиеся понять принцип действия большого черного «конца света», который обрушился на муравейник! И муравьям никогда не дано будет понять, что это простое колесо и что оно принадлежит автомобилю, за рулем которого сидит водитель! С чего бы ты посоветовала им начать?! Так и мы… Вот я, например, не знал, что Резанов в двадцать три года был на краю гибели…
– Ну, во-первых, мы не муравьи! – Марго окончательно вошла в азарт. – А во-вторых, откуда ты мог это знать? Это что, написано где-то? Помнишь наш первый постулат: «История не принадлежит к разряду точных наук, история есть интерпретация». Так же, как Время не существует отдельно от Пространства, так и История не существует отдельно от Времени! Мы ее провоцируем или проецируем соответственно полученной информации! Для советского школьника шестидесятых годов прошлого века Резанова тоже не существовало, ведь тогда еще о нем не было рассказано. Но это отнюдь не означает, что его не было на самом деле. Просто факт этот еще не был озвучен или, если хочешь, спроецирован в нашу реальность!
– В том-то и дело, Марго, что факт этот оставался реальностью вне зависимости от нас! Просто мы о нем ничего не знали.
– Если мы о нем ничего не знали, то как же это могло быть нашей реальностью?! – воскликнула Марго.
– Не нашей, а АБСОЛЮТНОЙ реальностью! – Дмитрий даже подскочил на стуле. – Та, которая существует вне зависимости от нас! Вот я и спрашиваю теперь: а ты знаешь, сколько еще таких реальностей, которые «вне нас», существует на свете?!
– Не знаю и знать не хочу! Потому что говорить об этом бессмысленно! Ибо пока нет «знания», нет и реальности. А когда «знание» появляется, тогда она и возникает, эта вновь «спроецированная реальность». Тогда и появляются ее Время и ее История! Вот тогда о ней и надо беспокоиться. И ты, между прочим, когда-то сам это говорил!
– Говорил! Но теперь я в этом сомневаюсь, Марго. Сколько еще подобных или альтернативных реальностей мы создадим нашим косолапым вмешательством? Ты это знаешь? Или кто-нибудь это знает? Ведь реальность, в которой я живу, заключается в том, что Николай Петрович Резанов умер в Красноярске, по дороге из Америки в Петербург, первого марта тысяча восемьсот седьмого года. И эта моя реальность не имеет никакого отношения к той, о которой ты только что мне рассказала. Но теперь, после вашего победного рейда, мы должны будем иметь дело уже с этим, альтернативным развитием событий. Прекрасно, ничего не скажешь!
Глава шестая
«Ненастоящая девка»
1787 год. Крым. Ак-Мечеть. Постоялый двор
Егоров и не помнил, когда последний раз спал таким оглушительно крепким сном. Служба давно его приучила использовать для отдыха любую, а особенно случайно выпавшую минутку. Как говорится: «Чем солдат гладок? Поел и набок!» Но все же, чтобы вот так, словно в беспамятстве, без ворочаний и сновидений, такого сна Егоров что-то не припоминал. Товарищам сержанта потребовалось изрядное количество времени, чтобы его растолкать.
Придя в себя и протерев глаза, Егоров увидел склонившиеся над ним рожи Хрескова и Григорьева. Причем одна, Хрескова, прямо-таки расплывалась от еле сдерживаемой радости, в то время как другая, Григорьева, была то ли чем-то недовольна, то ли озабочена.
– Емельян Савелич, вставай! – чуть не взвизгивая, затараторил Хресков. – Радость-то какая! Николай Петрович оклемались, кажись!
Егорова как подкинуло. Ни слова не говоря, он бросился в комнату Резанова. Тут уж не нужно было обладать никакими специальными дохтурскими познаниями, чтобы определить – мирно спавший больной действительно пошел на поправку. Пяти минут не прошло, а Егоров уже седлал коня.
– Радость-то какая! Матушка Пресвятая Богородица! Светлейшему надо гонца срочно справлять, а то и сам сгоняю… Глядишь, наградит еще. Это ж надо, Николай Петрович оклемались! Вот уж действительно радость! Ну что ты, Григорьев, стал как пень?
Григорьев и правда вяло помогал Егорову седлать коня. Видно было – он хочет что-то сказать, да все не решается или не знает, с чего начать.
– Ну что еще? Говори враз! – наконец напрямую спросил его Егоров.
– Тут это… Девка эта… – нерешительно начал Григорьев.
– Какая еще девка?! – рявкнул на него Егоров.
– Та, что вино нам приносила…
– Тьфу ты, мать твою, – ругнулся в сердцах сержант, – ты все про свое!
– Да нет, Савелич, девка та… Она тут и ночью крутилась…
– Ну, крутилась, и что? – Егоров раздраженно вскочил в седло.
– Так вить это… – Григорьев сглотнул. Ему было явно не по себе. – Она, когда за дверь выскользнула, я за ней бросился…
– Ну? – все не понимал Егоров. Терпению его явно подходил конец.
– Так ить… Дверь-то я рванул почти сразу, а ее там… и след простыл!
Григорьев хоть и смотрел на Егорова, но взгляд его был устремлен как будто внутрь себя. Слова давались с трудом.
– Ну, так и что?! – недоумевал Егоров. – Ну, сбежала краля твоя! Не стала тебя, дурака, дожидаться!
– Да нет, Емельян Савелич, – Григорьев наконец поднял глаза и как-то даже с укоризной посмотрел на сержанта, – дверь-то в чулан вела… Глухой чулан… Оттудова выхода-то нету! Так вот я и говорю, что она сквозь землю, выходит, и провалилась…
Егоров уставился на Григорьева. Вроде не врет, это он видел точно.
На ожившем к новому дню постоялом дворе уже царила утренняя суета. Многочисленная дворня суетилась по хозяйству.
Григорьев – подпрапорщик лейб-гвардии Измайловского полка, статный молодец, всего на палец ниже двухметрового Егорова, как ребенок, тоскливо смотрел на сержанта, ухватившись за повод его коня. Егорову стало не по себе.
– Ладно, потом разберемся, – наконец сказал он. – Смотри тута, чтобы с их благородия волосок не упал! Я мигом!
Но Григорьев, казалось, не слышал его.
В этот момент створки окна на втором этаже флигеля с треском распахнулась, и в проеме, высунувшись чуть не по пояс и вывалив вперед неимоверных размеров титьки, показалась дворовая баба. Лицо ее было плоское и круглое. Щеки, сдавившие картофелину носа, лихорадочно горели. Набрав в грудь побольше воздуха, баба заголосила что есть мочи, с надрывом и повизгиванием:
