Небеса ликуют - Валентинов Андрей (читать книги бесплатно .txt) 📗
– Маркиз Мисирилли и синьор Гримальди не желают извиняться. Синьор Монтечело прислан ими в качестве секунданта.
Толстяк потупил взгляд и попытался поклониться. Я вновь кивнул. Все-таки придется заниматься педагогикой.
– Однако, согласно кодексу поединков, принятому как во Франции, так и в Италии, вызов в данном случае может последовать только единичный, поелику не должно принимать второй, не удовлетворив первого…
Шевалье дю Бартас удовлетворенно потер руки. Он явно попал в родную стихию.
– По согласованию с синьором Монтечело мы определили, что первым должен быть принят вызов маркиза Мисирилли.
Ага, того самого, что лишился фамильной шпаги! Наверно, крепыш сейчас там, на набережной, ныряет в желтую тибрскую воду. Все-таки реликвия!
– А посему, синьоры, – удовлетворенно подытожил дю Бартас, – остается оговорить условия, к коим, как известно, относится выбор времени, места, оружия, а также необходимость удвоить или же утроить поединок.
Шевалье даже цокнул языком от удовольствия. Действительно, вот это жизнь, vieux diable!
Я хотел было поинтересоваться, каким это образом нас с маркизом намереваются «удваивать», но внезапно вновь заговорил толстяк:
– Я в-вынужден… Право, мне весьма неловко, синьор де Гуаира… Но маркиз настаивает, категорически настаивает…
Синьор Монтечело неуверенно потер короткопалые ручонки и зачем-то оглянулся по сторонам.
– Маркиз Мисирилли требует, чтобы вы… То есть просит… то есть… В общем, ему нужны доказательства вашего… вашего, извините, благородного происхождения. Смею напомнить, что вы, синьор де Гуаира, были не при шпаге, к тому же вы изволили драться истинно мужицким, прошу прощения, способом…
Я еле удержался от улыбки. Толстяк не ошибся! Этим «способом» злые черные мужики лихо лупцуют благородных «донов», забывших, что Господь сотворил людей равными.
– Достаточно устного свидетельства, синьор де Гуаира. Обычного устного свидетельства от лица, известного мне или маркизу…
Я чуть было не посоветовал обратиться к мессеру Аквавиве, но вовремя прикусил язык.
– Можете поинтересоваться у кардинала Джованни Спала.
Толстяк быстро кивнул, показывая, что вопрос решен, но не тут-то было.
– Parbleu! Кажется, кто-то здесь мается насморком. Сейчас будем лечить!
Шевалье дю Бартас встал, аккуратно отставил колченогий табурет и шагнул прямо к разом побледневшему синьору Монтечело.
– Так вот, о насморке. Только полный дурак и мужлан не может почуять дворянина на расстоянии двух шагов. О таких дураков, синьор, не пачкают шпаги. Сначала им отрывают их сопливый нос, а затем секут! Вожжами!
Голубые глаза горели, бородка задралась вверх. Я невольно залюбовался доблестным шевалье.
– Так что можете передать глубокоуважаемому синьору маркизу, что за дворянское достоинство моего друга де Гуаира ручаюсь я, Огюстен дю Бартас. А ежели он усомнится в моем слове, я ему лично отрежу…
Шевалье мечтательно улыбнулся, не без смущения взглянул на невозмутимую Коломбину и вздохнул.
– В общем, отрежу уши. До свидания, синьор Монтечело, жду вас вечером или завтра утром. Я ужинаю после вечерни, а завтракаю в три [11].
Толстяк, пискнув что-то невнятное, поспешил выкатиться в коридор. Хлопнула дверь.
– Канальи, mort Dieu! – резюмировал шевалье. – Может, им еще и герольда прислать? Да эти итальяшки попросту трусы!
Он резко повернулся, и тут его взгляд вновь скользнул по лицу Франчески.
– Ах, сударыня! Прошу прощения за то, что пришлось повысить голос, но эти макаронники!..
– Ни к чему. – Девушка встала, дернула маленьким острым подбородком. – Это я прошу у вас прощения за неурочное вторжение. Я хотела убедиться, что с синьором де Гуаира не случилось беды. Маркиз Мисирилли – человек влиятельный и к тому же лучший фехтовальщик в Риме.
– Гм-м… – Шевалье помрачнел. – А вы не знаете, сударыня, что предпочитает сей маркиз – шпагу или рапиру?
Я понял, что пора вмешаться.
– Дело не в этом.
Я подошел к столу, плеснул в кубок темно-красного, похожего на кровь вина, глотнул – и невольно поморщился.
– Между прочим, шевалье, с этим пойлом вас явно надули. Так вот, дело не в искусстве фехтования. Дуэли в Риме, как и во всем Папском государстве, строжайше запрещены. В лучшем случае – тюрьма лет на пять. Всем, в том числе и секундантам. Это в лучшем случае.
Я говорил, уже зная, каков будет ответ. На миг мне стало стыдно. Наивный голубоглазый шевалье готов поручиться для меня самым святым, что у него есть, – дворянской честью. А я…
А я очень нуждаюсь в шпаге.
В надежной шпаге в надежных руках.
– Погодите! – Я поднял руку, не давая дю Бартасу вставить слово. – Вы – изгнанник, эмигрант. Речь идет не просто о дворянском достоинстве. Поверьте, замок Святого Ангела ничем не лучше Бастилии.
При слове «Бастилия» шевалье невольно вздрогнул, но тут же гордо вздернул голову:
– Тем лучше, друг мой! Тем лучше!
– Вы оба ненормальные! – Девушка топнула ногой, резко повернулась ко мне. – А вы!.. Разве… гидравликусам разрешены дуэли?
Я мысленно поблагодарил Коломбину за проявленный такт, мельком отметив, как брови достойного шевалье поползли вверх.
– Гидравликусам, – я вздохнул, – дуэли, конечно, не рекомендованы. Но эти синьоры иного языка не разумеют. Надо объясниться, иначе завтра они вновь пойдут срывать плащи и резать кошельки.
С людьми надо говорить так, чтобы тебя понимали, – второе правило из тех, что записаны в нашем негласном катехизисе. С японцами – по-японски, с персами – на фарси. Но язык – это лишь первый шаг, даже не шаг – шажок. У каждой нации, каждого сословия, города, селеньица – свои нравы, свои привычки. В славной Италии любят шумные праздники, в Богемии – кукольный театр, в Индии чтят брахманов, а по берегам великой реки Парагвай обожают музыку.
Мы, Общество Иисуса Сладчайшего, – разведчики, легкая кавалерия. Нас понимают везде – и в этом наша сила.
Господа маркизы разумеют только язык дуэли, наречие шпаги, приставленной к горлу.
Ну что ж, побеседуем!
Синьора Франческа подошла к столу, нерешительно подняла кубок и, так и не отпив, резко поставила на место. По некрашеным доскам разлилась темно-красная лужица.
– Единственно, в чем вы правы, синьор де Гуаира, так это по поводу этого пойла. Честно говоря, не ожидала!
Я хотел переспросить, чего именно, но меня опередил шевалье:
– Помилуйте, прекрасная синьора! Мой друг де Гуаира повел себя как истинный дворянин!
– Я не синьора! – Девушка сорвала с руки тонкую шелковую перчатку, скомкала, сжала в кулаке. – Я – актриса, синьор дю Бартас! Для этих ублюдков с голубой кровью – просто девка, о которую можно вытереть ноги. Да все вы, попы и дворяне, одинаковы!
– Помилуйте, синьора Франческа! – в отчаянии воззвал дю Бартас, от волнения даже не обратив внимания на «попов». – Эти негодяи – итальяшки… Смею вас заверить, что дворяне прекрасной Франции…
– Я итальянка, синьор! Пойду, не надо меня провожать.
Я догнал ее уже в коридоре, но объясниться не удалось. В ее темных глазах был гнев и почему-то обида.
– Мне не нужна помощь, – отрезала она, не дослушав меня до конца. – Я думала, что помощь нужна вам, Адам… простите, синьор де Гуаира. Мне почему-то думалось, что… Но это неважно. Вы оказались таким, как и все прочие, да к тому же еще попом! Провожать меня не надо, на улице меня ждут Капитан и Доктор, у них два мушкетона и пистоли. Я теперь стала осторожна.
Я кивнул, одобряя подобные меры, однако же любопытство взяло верх.
– Не смею вас задерживать, Франческа, но… В чем я провинился? В том, что я священник и дворянин? В том, что я вызвал этого мерзавца на дуэль?
Она не стала отвечать. Дверь вновь хлопнула, на этот раз входная.
