Русская фантастика – 2016 (сборник) - Колесник Светлана (читать книги без регистрации txt) 📗
– Давайте я сбегаю! – вызывается наш стажер Макс, восемнадцатилетний мальчишка, я киваю и сую ему денег.
Звезда должна быть довольна. Хорошо, если этого удается достичь малой кровью. Еще полчаса мы просто треплемся ни о чем с утихомиренным Пи-Джеем, я спрашиваю, как его шикарная мама и красотка-сестра, узнаю, что у обеих теперь по салону красоты, рассказываю о тусовках и встречах с великими. Главное – найти общего врага, а дальше тему развивать можно сколько угодно.
– Капитан, – внезапно говорят в ухе. – А почему вам скучен мир?
Механика, милая, как тебе сказать. Я живу жизнью полноценной селебрити днем, а еще иногда тем же днем я предотвращаю гибель каких-то людей где-то там в будущем. Иногда это просто, иногда это сложно. Иногда ты даешь вводные, иногда я расследую на месте. А еще – летаю по временам и вероятностям. Я бы хотела удостовериться в том, что не спятила, но не волнуюсь ни капли, психопаты ведь не сходят с ума. Мой мир, выстроенный потом, кровью, трудом, лестью и обманом, перестает меня устраивать только из-за знакомства с тобой. Мне не важно то, за что полгода назад я продала бы душу. Только вот, Механика, какая штука: мою душу купила ты за возможность делать что-то хорошее, иссушающее меня до нитки и не приносящее ни пенса дохода.
– Да парнишка не дает покоя, знаешь, – спокойно вру я, выходя покурить.
Так действительно лучше: по крайней мере, есть материальное объяснение происходящему. Парнишка с бровями вразлет – и точка.
Родители со связями – хорошо всегда, даже когда от мира остается всего ничего и тебе приходится скрываться в бункере вместе с сотней таких же, как ты, и не думать ни о чем вообще. Они, по крайней мере, могут этот самый бункер организовать. Ты спишь, тебе снится всякая чертовщина, иногда тебе снится, что ты умираешь, и это хороший, счастливый сон. Рыжая не приходит почти никогда, и в этом кроется какая-то загадка, потому что ты проигрываешь в голове все возможности и желаешь только одного, вернуться в Лондон и в восемнадцать, чтобы поймать ее на мосту и не отпускать. Может, потом не будет войны. Может, ты блажишь, но желание – одно. Ах да. Ты почему-то вспоминаешь, как наврал ей на той вечеринке, сказал, что тебя не целовали в совершеннолетие. Целовали, как же, довольно противная девица Син, которую никто этого не просил делать. Теперь хочется, чтобы была только правда.
– Капитан…
– Иди к черту, я на свидании, в туалет вышла.
– Капитан!
– Да разжалуй меня к любой матери.
– Капитан.
Последнее звучит приговором. Я знаю, что не могу отказать, знаю, что зря препираюсь с этим голосом, который таскает меня из одного безумного мира, полного ненависти, в другой, от маньяка, разбирающего рельсы, к уроду, портящему электронику в самолете. Но я правда на свидании со вполне симпатичным парнем.
– Капитан, – вдруг ломается Механика, не дождавшись ответной реплики, – капитан, вы нужны мне.
Голова кружится то ли от шампанского, выпитого уже в избытке, то ли от чего еще. Но я не понимаю, как она выбирает эти моменты, как она делает то, что делает.
– Капитан. Клуб в Пекине, больше двух тысяч человек, простые парни и девчонки, вы нужны мне.
Ну да, не в качестве собеседника же.
– Вы вернетесь обратно в то же мгновение, вы в курсе, капитан.
Конечно, Механика, только я не буду той же, я буду другой – и хорошо, если со щитом, а не на щите. У нас пока не было промахов, но должен же быть первый?
– Вперед, – бросаю я.
Зеркало передо мной расплывается целым спектром цветов, и вот я уже пялюсь в стробоскоп. Вводная, на самом деле, очень глупая. В частных комнатах богатенькие мальчики закуривают, роняют на пол зажигалку, и проспиртованный ковер вспыхивает, а потом паника, давка, куча жертв…
– Что вы предпримете, капитан?
– Механика, помолчи, пожалуйста.
Она (или он, кто ж разберет) послушно затыкается. Мне очень лень, мне очень хочется вернуться к моему сорокалетнему актеру, звезде всех блокбастеров на свете, мне не хочется терять настрой. Я осматриваюсь и выбираю самый-самый легкий вариант, зажимаю клавишу экстренной эвакуации. Клавиша оказывается сенсорным экраном, который тут же преобразуется в симпатичную голографическую девушку, задающую вопросы на китайском. Я толкую ей то, что шепчет на ухо Механика, и барышня включает тревогу на самом легком уровне.
– О-о.
Звучит не очень хорошо, и я ударяю себя по лбу. Из клуба только что вышел последний человек, пожара не случилось, зато скандалов – штук пять.
– Они идут праздновать в соседний и спалят его дотла.
– Механика, ну твою же… – Я верчусь изо всех сил, пытаясь понять, куда бежать, кого хватать, что делать.
– Прямо, вот по той улице, на которую вы смотрите, капитан.
У меня нет времени задумываться над перипетиями судьбы, поэтому я мчу вперед, добегаю до пафосного даже по моим меркам черного куба (будто эбонитового с виду), подлетаю к секьюрити, начинаю что-то нести про день рождения, подружку, опоздание, благо вид позволяет. Секьюрити пропускает, улыбаясь, и я кричу через грохот:
– Механика, милая, где эти ублюдки, я просто их порешу.
– Триста первый номер, люкс.
Я снова вылетаю на улицу, хватаю секьюрити под руку, несусь с ним внутрь. Он, на удивление, сносно говорит по-английски, мне чертовски интересно, какой это год, с голограммами в дешевых клубах и англоговорящими секьюрити в дорогих, но это не мое дело. Через три минуты пьяные в дым придурки лежат носом в ковер, я для верности забираю зажигалку (ну конечно, долбаная «Зиппо», продолжает гореть, когда гаснет ад), выношусь из номера, потому что у секьюрити миллион вопросов, ору Механике, чтобы забирала.
Ничего не происходит, я бегу через черно-сиреневые комнаты (все-таки ничто не меняется, несмотря на голограммы и английский язык), кажется, теряюсь, забегаю на какое-то явно закрытое мероприятие – и вижу за столом его. Парнишку. На торте выставлено «19», он задувает свечи, радостный и немного растерянный. Принесло так принесло. То ли Механикой, то ли нелегкой, то ли чем еще. Совершеннолетие.
Все хлопают, и справа от меня поднимается на ноги какая-то девица. Идет к моему парнишке, слегка покачиваясь на каблуках, и тут до меня доходит. Я расталкиваю пару рослых мужиков, в два прыжка оказываюсь у стола и так шибаю ее плечом, что… Перегибаюсь через столик, тяну парнишку за ворот на себя, высокий, и целую. Просто прижимаюсь губами к губам. И он вздрагивает. И обнимает.
И тут же уплывает вдаль, превращаясь в зеркало.
Механика, сдохни.
Интеллект и сознание – всегда интеллект и сознание. Ты вспоминаешь девятнадцатый день рождения. Не долгий разговор в клубе потом, не стук каблуков и смех, не мост в Лондоне. Вспоминаешь и очень легко соглашаешься на экспериментальную программу, которая, возможно, предотвратит войну две тысячи сто пятьдесят. В конце концов, кто, если не ты. И на собственные похороны и двадцать шесть залпов смотришь уже изнутри нового бесконечного пристанища, у которого снуют люди. Они думают, что пристанищу нужен смотритель, но пристанище – это и есть ты. Умирают, гады, слишком быстро, один за другим. Ты забываешь о своей цели, потому что питания хватит надолго, ты же можешь все, ты господь бог. А потом ты вспоминаешь девятнадцатый день рождения. Со всеми банками памяти найти ее в две тысячи двадцатом оказывается сложнее, чем ухватить фантом, исчезающий на глазах, тогда. И она говорит с тобой через сто тридцать лет и придумывает смешное имя – Механика.
Он не выходит на связь целых два месяца и не отвечает ни на что. Я посылаю к черту и актера, и работу, и долблю, долблю, долблю, как мантру и молитву: Механика, Механика, Механика. Такое ощущение, что я знала его всегда. Я пытаюсь вспомнить момент, когда мы познакомились, как он вышел на связь, как я впервые сделала временной прыжок, но не могу. Он говорил, что такой эффект может быть, но никогда не говорил, что исчезнет сам. Моя жизнь теряет отголоски смысла, и я начинаю делать то, что умею лучше всего, – вредить людям. Делать им больно, нажимать на те точки, которые нажимать нельзя и не нужно.
