Боги не дремлют - Шхиян Сергей (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗
И первая лихо выпила. Я тоже встал и одним махом опорожнил свою кружку. В ней оказалось не меньше полутора стаканов крепчайшей водки. Бедные французы чтобы не осрамить честь мундира, вынуждены были последовать нашему примеру. Один вахмистр, попытался смухлевать и недопить, но, встретив мой насмешливый взгляд, поддался на подначку и, даваясь, домучил свою кружку до конца.
Думаю, что и первого тоста было вполне достаточно, чтобы уложить уланов под стол, но коварная красотка, не дав им расслабиться, опять наполнила их кружки до краев и, очаровательно улыбаясь, воскликнула:
– Теперь предлагаю выпить за красу и гордость кавалерии, за уланов. Уланам виват!
– Виват, виват, виват! – нестройно, откликнулись бедолаги, наблюдая остановившимися взглядами, как мы с «сестрой» залихватски глушим водку.
– Ну, что же вы, мосье? – удивленно спросила их Матильда. – Неужели осрамитесь перед пехотой?!
Что оставалось делать бедным кавалеристам? Как положено мужественным воинам, отдать свои жизни ради чести мундира! На то, как они пили, было больно смотреть. Однако никто, включая благоразумного вахмистра, не опозорил воинской чести кавалерии!
Когда пустые кружки опустились на стол, один из уланов, посмотрел на меня оценивающим взглядом и доказал, что он настоящий француз:
– Мадмуазель, – проникновенно, пробормотал он, – вы очаровательны! Позвольте просить вашу руку и сердце!
– Я буду, счастлива, составить ваше счастье, мосье, – не раздумывая, согласился я, обретая голос.
Кавалера мое согласие осчастливило, он приподнялся с места, видимо, собираясь облобызать ручку, но не учел фактор земного тяготения и рухнул на пол. Товарищи проводили его взглядами, но помочь жениху встать на ноги никто из них не решился.
Однако во французских пороховницах еще осталась малая толика пороха. Корнет, пристально посмотрел на голую бревенчатую стену, увидел на ней что-то приятное, чему приветливо кивнул, и потянулся к кружке.
– А теперь мы пьем, за здоровье мадам, – предложил он, медленно опускаясь лицом в тарелку с квашеной капустой.
Товарищи как могли, его поддержали. Однако могли они уже очень немногое. Мы оглядели поле сражения. Наши противники были еще живы, но и только. Ни дамы, ни ларцы, ни подвиги их больше не интересовали.
– Ну, вот и все, – сказала коварная искусительница, – теперь у нас есть лошади!
– Они же верховые, – ответил я, чувствуя, что и у меня все начинает плыть перед глазами, – на них французские клейма. Вы думаете, их можно запрячь в вашу карету?
– Значит, мы поедем верхом, – с пьяной решительностью сказала Матильда.
– Верхом? Вы поскачете на уланской лошади, с форменным седлом в женском платье? Как вы это себе представляете? – спросил я, пытаясь себя контролировать и говорить трезвым голосом.
Однако было, похоже, что для этой женщины ничего невозможного не существовало. Она думала не больше десяти секунд.
– Я надену его платье, – спокойно сказала она, показав на стройного корнета, задумчиво упершегося лицом о капусту. – А вы оденетесь в одежду вахмистра.
Я подумал, и ее предложение мне понравилось.
– Виват, мадам! – сказал я и потянулся, было, за бутылкой, но в последний момент удержался от искушения присоединиться к французам.
Однако все оказалось не так-то просто. Одержать победу нам оказалось много проще, чем воспользоваться ее сладкими плодами. Возможно, будь мы трезвы, раздевание захватчиков прошло бы быстрее и организованнее, теперь же каждое движение требовало от нас очень большой координации и сосредоточенности. Только дотащить намеченные жертвы от стола до лавок заняло неимоверно много времени. Особенно долго я возился с тяжелым вахмистром. Потом началось раздевание, вызвавшее у нас с Матильдой неожиданный прилив веселости. Уланы, несмотря на полубессознательное состояние, пытались нам мешать, чем смешили француженку, а она, в свою очередь, меня.
Наконец все было кончено, и двое голых гвардейцев обрели покой и отдохновение под старыми поповскими рясами. Однако оказалось, что это еще не пол дела, теперь нам предстояло раздеться самим. Матильда пытливо на меня посмотрела, трезво оценила мое состояние и спросила:
– Ты умеешь раздеваться?
– Умею, – твердо сказал я. – Я умею не только раздеваться, но и раздевать. Хочешь, я буду твоей камеристкой?
– Камеристкой! – залилась смехом веселая вдова. – Тоже скажешь! Ты и сам-то не сможешь раздеться!
– Смогу! – обиделся я и начал разоблачаться. Отчасти она оказалась права, снимать сапоги и узкие панталоны, балансируя на одной ноге было сущим наказанием. Два раза я оказывался на полу, но попыток устоять в вертикальном положении не бросил. Боевая подруга как могла, мне помогала, подставляя свое хрупкое плечо, помогая утвердиться на ногах, и со мной все решилось, более ли менее благополучно. А вот с одеждой Матильды нам пришлось помучиться. Камеристка из меня получилась никакая, меня почему-то интересовали не завязки, пуговицы и прочая галантерейная фурнитура сложного женского наряда, а открывающиеся за этими нарядами перспективы, что не убыстряло, а затрудняло процесс.
Наконец после титанических усилий, мы справились с ее последней нижней рубахой, и оказались полностью готовыми к переодеванию. Теперь можно было начать метаморфозу. Однако последний этап с юбкой, так нас вымотал, что пришлось переводить дух. Мы сели рядышком на пустую лавку.
– А ты ничего, – сказала француженка. – Похоже, я тебе нравлюсь?
То, что она мне нравится, не заметила бы только очень рассеянная или близорукая женщина. Поэтому я не стал отрицать очевидное.
– Нравишься, ты мне еще ночью понравилась. Матильда хихикнула, сладко потянулась, но благоразумно заметила:
– Но ведь нам нужно спешить…
– Нужно, – не менее благоразумно, подтвердил я, – сюда может кто-нибудь явиться. Тогда нам несдобровать. С другой стороны…
– Но если мы ненадолго задержимся, – перебила она, – тогда сможем отдохнуть и поехать с новыми силами. Ты устал?
– Смертельно устал, – сказал я, придвигаясь к ней ближе, – и хочу полежать!
– Очень хочешь? – игриво поинтересовалась она, не уточняя что именно я хочу.
– Очень, – подтвердил я, и нечаянно ее обнял. – Нам нужен отдых!
– Тогда остаемся?
– Остаемся, – твердо сказал я. – Если до сих пор сюда никто не пришел, может и вообще не придет. И вообще, если Бог не выдаст, то свинья не съест.
– Мы не долго, – сказала она. – A la guerre comme a la guerre.
– Ты права, на войне как на войне, – повторил я за ней французскую поговорку. – Будем отдыхать, но бдительно! Главное, что бы нам никто не помешал!
– Уланы все равно не проснутся, – рассудительно сказала она, – батюшка в церкви… И если мы быстро… Ты чему смеешься?
– Вспомнил анекдот, – ответил я. – К женщине приходит любовник, а она сидит заплаканная, в трауре. Он ее спрашивает, что с ней. Да вот, отвечает, любовница, только что похоронила мужа. Он тогда говорит: жалко, я так настроился. Она подумала и согласилась, ладно, давай, только медленно и печально.
То ли я спьяна плохо рассказал, то ли она не поняла, но хихикнула лишь за компанию, и сделала правильный вывод:
– Ты, что, тоже очень этого хочешь?
– А ты сама это не чувствуешь? – вопросом на вопрос ответил я.
– Ой, чувствую…
Час пролетели как одно мгновение. Наконец я отстранился от ее горячего влажного тела. Матильда меня не отпустила и опять притянула к себе.
– Ты забыла, нам нужно спешить, – напомнил я, почти против своей воли снова ее обнимая.
– Ну, еще чуть-чуть, – попросила она. – Ты же сам обещал медленно и печально!
– Ох, – непонятно кому, пожаловался я, опять погружаясь в ее пламенную плоть, – что ты со мной делаешь?!
– А ты со мной можешь делать все что угодно, я на все согласна, – засмеялась она. – Ты не думай, Виктор был прекрасным человеком, большим ученым, но мной как женщиной не интересовался. Я так истосковалась по ля муру! Вот ты мной интересуешься?
