Родина слонов - Калганов Андрей (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
Ловкач дошел до ворот сродника и несколько раз ударил в дубовые створки железным кольцом, на котором красовалась львиная голова. Над воротами возвышалась небольшая башенка. Челядин в ромейском панцирном доспехе нацелил самострел на непрошеного гостя.
— Али не признал, Горазд?
— Божан, что ли? — Не отводя самострела, спросил стражник.
— Отворяй!
— На что?
— Дело к хозяину твоему.
Челядин нехотя спустился, загремел засов, и ворота приоткрылись.
Оказавшись на дворе, Ловкач наперво окинул взглядом ту часть стены, что примыкала к воротам. По навесу прохаживался челядин с самострелом, поглядывал на улицу. Стражнику было жарко, неудивительно — в тяжелом ромейском доспехе да под палящим солнышком любой разомлеет. Вторым делом Ловкач пошарил глазами по двору. В четверти стрелища кормила поросей дворовая девка. Щуплый мужичонка починял тележное колесо, парень годков пятнадцати сметовал разбросанный ветром стог. Видно, остальные — кто по башням (а их пять: по четырем углам бревенчатой стены и та, что над вратами), кто на навесе, а кто отсыпается после ночного бдения.
Горазд недоверчиво разглядывал визитера. Взгляд стражника скользнул по кольчуге, на мгновенье задержался на перевязи с мечом, опустился к голенищам сапог... «Почуял неладное, — екнуло сердце у Ловкача, — ей-ей, почуял».
— Ночью ждите погромщиков, — стараясь, чтобы голос не дрожал, проговорил Ловкач.
Стражник нахмурился:
— Давно поджидаем.
— Затворяй ворота да веди к Филиппу.
Горазд угрюмо кивнул и повернулся спиной, намереваясь запереть ворота. Ловкач выхватил засапожный нож и, зажав рот Горазду, всадил слева под панцирь. Стражник обмяк. Ловкач подхватил тело и прислонил к дубовым створкам. Подобрал самострел, всадил стрелу в лицо челядину, который прогуливался по навесу, и пронзительно свистнул. Девка, кормившая поросей, удивленно посмотрела в его сторону; увидев двух мертвяков, завизжала, уронив ведро с хряпой, и опрометью бросилась к избе.
Парень, что сметывал стог, набычился и молча побежал к Ловкачу, наставляя на него деревянные вилы. Мужичонка оторвался от тележного колеса и, поняв, что случилось, пошкандыбал к убийце, прихватив колесо, как оружие.
Ловкач усмехнулся и вытянул меч из ножен:
— Ну-ка, опробуем Филиппову науку.
Парень попытался достать его выпадом в горло. Дуралей! Ловкач увернулся и вспорол нападающему брюхо. Мужичонка к тому времени, как парень раскидал кишки, преодолел лишь половину пути. Увидав, что сделалось с хлопцем, смачно выругался, бросил колесо и повернул обратно.
Из дома выбегали заспанные челядины (видно, ночная стража), вооруженные кто чем. Сам Филипп вышел с двумя мечами. Судя по крикам, с другой стороны двора бежали стражники, что стояли на посту.
Ловкач рукавом отер пот со лба, взял меч двумя руками. Если ватажники не подоспеют, плохо ему придется.
Послышался стук копыт, и в ворота ворвались четверо всадников. Пролетели двор и принялись рубить челядинов.
Ловкач не собирался лезть в сечу. Что он дурной, пешим-то! Он уговор выполнил — ворота открыл. Дальше пусть ватажники отдуваются. А он присоединится, когда начнут хоромы грабить.
Все же на душе было неспокойно, мало ли как обернется. Двор Филиппа находился в той части Куяба, в которой хозяйничали Любомировы разъезды. По большому счету, соваться сюда было рискованно. Любомировы кмети — это тебе не челядь, что гибла сейчас под клинками ватажников.
Ловкач бросился к вратам, навалился на тяжелую дубовую створку. Насилу закрыл и вдвинул массивный засов с выбитым на нем крестом, затем привалился к стене и стал следить за побоищем.
Челядины, пытаясь защитить, сгрудились вокруг господина. Десятка полтора. Вроде не мало, против четверых-то, да только ведь у Филиппа не воины в услужении, обыкновенное мужичье. Им бы коров с хворостиной гонять, а не за мечи браться. Топчутся на месте, теснят друг друга, действуют вразнобой.
Тех, у кого были самострелы, ватажники перебили стрелами (только один из челядинов, кажется, успел выпустить стрелу, да и то не попал). А с остальными решили потешиться. Будь перед ними настоящие вой, ватажники бы пустили в ход луки. А против этих...
Ловкач подумал, что беспокойство его напрасно. Еще немного — и все будет кончено, не устоять челяди против его молодцов. А что до Любомировых ратников, так ворота-то закрыты, а на стену, небось, не полезут. А и полезут, перебьют их ватажники стрелами, как глупых уток.
У ворот протянул ноги Горазд. «А сапоги-то у мертвяка что надо, — подумал Ловкач, — такие сапоги, небось, и мне сгодятся». И принялся стаскивать с убитого обувку, время от времени поглядывая на сражающихся. Сапоги не поддавались, словно приросли.
«Лучше бы ромея стрелой срезать, ведь предупреждал же, — рассуждал Ловкач, — боец опытный, двумя мечами управляется...»
Ловкач наконец стянул сапоги и примерил к ноге. Должны быть впору. Добрые сапоги, крепкие. Будут на смену.
Весельчак вертелся в седле, отмахиваясь от рогатин и мечей. Вот он поддел древко оковкой щита и, качнувшись, с размаху опустил меч на вспыхивающий на солнце шлем, челядин осел. Другой, вооруженный мечом, попытался зайти сбоку. Кметь вздыбил скакуна, и тот ударил копытами в грудь мечника. Весельчак свесился с седла и полоснул упавшего на спину горемыку по горлу. Весельчак получил свое прозвище за шрам, пересекавший скулу, который доходил до кончика губ. Из-за этого шрама казалось, будто кметь все время криво усмехается. Ловкач подумал, что, верно, и сейчас он так же ухмыляется.
Мясник размотал цепь и орудовал ею, как смерть косой. Ловкач невольно залюбовался его работой. Недаром получил свое прозвище лиходей — ошметки плоти так и отлетали от орущих людинов. На конце цепи была укреплена увесистая чушка, из которой на восемь сторон торчали остро заточенные лезвия.
— Рви, круши, — заорал Ловкач. — Покажи им, Мясник.
Лезвия врезались челядину в шею, Мясник рванул, голова запрыгала по скользкой от крови траве.
Рядом с Мясником сражался Нетопырь. Нет, не сражался. Нетопырь попросту убивал челядинов, как лиса, забравшаяся в клеть, убивает кур. Молодец рубился двумя мечами. Светловолосый, с бледными, почти что белыми глазами кметь то и дело слизывал с клинка вражью кровь. Нетопырь и есть!
Хорь — щуплый на вид, моложавого вида кметь — вертелся, изгибался, разя хазарской саблей, то свешивался с седла, то вскакивал на спину скакуну, а то и вовсе наземь спрыгивал, оставляя одну ногу в стремени, доставал клинком ничего не ожидавшего челядина и вновь взлетал в седло...
Вокруг Филиппа росла гора трупов. Ромей стоял не шелохнувшись, ожидая, пока битва не докатится до него. Он уже знал, что умрет. Лицо его было спокойно и торжественно. Губы что-то шептали. «Молись, молись, — усмехнулся Ловкач, — поглядим, поможет ли тебе твой бог».
Вот упал последний из челяди, и Филипп словно проснулся. Ромей принялся крутить мечами так, что вокруг образовался кокон из разящей стали. Мягкой кошачьей походкой Филипп пошел на ближайшего из всадников. Этим ближайшим оказался Хорь. Кметь сообразил, что задумал ромей, бросил коня в сторону, вернее, попытался. Филипп внезапно присел и подрубил ноги скакуну. Хорь перелетел через шею коня, прокатился по кровавой мураве, вскочил. В пешем бою кметь был не особенно силен, тем более с легкой саблей супротив тяжелых мечей. Ромей проломил защиту и с победоносным криком развалил голову надвое. Был Хорь, да весь вышел.
Ловкач принялся нервно ходить взад-вперед и грызть заскорузлый ноготь. «Чего ждут, стрелами его, стрелами. Ведь эдак и остальных порешит...» Но опьяневшие от крови ватажники уже перестали соображать...
Мясник обрушил на Филиппа тяжелую цепь. Ромей крестообразно подставил мечи, но цепь перехлестнула через них и ударила ему в лицо. Глаза залило кровью. Мясник, не долго думая, рванул. Шипы распороли Филиппу руки. Ромей взвыл, но мечи не выпустил... Он крутанулся, намотал цепь на перекрещенные клинки и бросился на землю. Рывок оказался столь сильным, что Мясник не удержал цепь. Любимое оружие со звоном упало под копыта коня.
