Колхозное строительство 3 (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович (читать бесплатно полные книги TXT) 📗
— Умный ты, наверное, человек, Пётр Миронович. Но в этих вопросах младенец. Думаешь, положим, французам и алес. Хрен. Все захотят. И не только посольства и министерства. Завтра же Семичастный курьера пришлёт. А у него там площадь целая. Справится твой алюминиевый завод? — махнул в сердцах рукой Первый секретарь.
Козёл. Лишь бы не работать. Сидеть сиднем. А как город тебе вверенный красавцем сделать, лень пошевелиться. Сдержался.
— Давайте с французов начнём. Я позвоню Кабанову — это директор завода, пусть расширяет производство. А вы с Ломако пообщайтесь. Пусть копеечку на это выделит. И всем будет хорошо.
— Писатель! Позвоню. Пойдём к тебе. Оттуда и начнём названивать, — поднялись в кабинет, позвонили Кабанову и Ломако, уже прощались, — Пётр Миронович, а можно я жену с дочерью в Большой пришлю к вашему Дольче Габанову. Дочь невеста, пятнадцать лет, ревёт в три ручья, нужно ей платье из Большого театра. Бойкот объявила, из комнаты не выходит.
— Конечно, сошьём. Как там Достоевский сказал: «Мир не стоит даже одной слезинки замученного ребёнка». Что же я хуже Достоевского?
— Не забуду. Прочитал твоего «Рогоносца». Уж точно читать веселей. Ни одной книги Достоевского не осилил до конца. Глыба. Нам простым людям не понять. Говорят, картёжник и наркоман. Спасибо заранее. По любому вопросу обращайся напрямую. Успехов тебе… творческих.
Глава 18
Блуждая между пыльными полками, незамужняя 42-летняя библиотекарша Люда тоже мечтает, чтобы нестарый приятный в общении читатель взял её на 10 дней и вернул совершенно потрепанной…
Пётр сидел в своём кабинете в министерстве и чёркал планы по ремонту Большого театра. В 1958 году была осуществлена первая капитальная реставрация здания. Тогда же театр оснастили системой кондиционирования. Десять лет прошло, что-то пообветшало, что-то рассохлось и расклеилось. Нет, на реставрацию замахиваться рано, а вот косметический ремонтик летом, пока все на гастролях, быстренько произвести надо. Предложил Михаилу Ивановичу Чулаки накатать смету. Не умер директор от скромности. Пришлось резать. По живому.
— Пётр Миронович, тут Яков Ильич Брежнев звонит. Соединяю, — Тамара Филипповна с придыханием произнесла «Брежнев».
Нда. Про этого персонажа, Пётр в той жизни как-то читал. Не лестные были отзывы. Ну-с, послушаем.
— Пётр Миронович, приветствую вас, — и тут же перешёл на ты, — Слушай, тут познакомился с замечательным молодым человеком. Борис Михайлович Перельман. Устрой его к себе в министерство. Не пожалеешь. Умище. Круче Энштейна. Можешь не благодарить. Он через часик к тебе подойдёт. Ну, здравствовать. Потом сочтёмся.
Гудки. Пётр положил трубку. Не врали. Персонаж. Так, как он назвал этого пассажира — Перельман? Стоп. Это тот — самый великий после Ферма математик. Нет. Тот свою гипотезу Пункаре докажет в двухтысячных и будет не старым. Сейчас, может, только родился. Отец вроде бы в Израиль сбежал. Он что ли? Там ещё врач был известный? Как там братик сказал — Борис Михайлович Перельман.
С одной стороны. Не жалко. Вдруг и, правда, умный. Пообщаемся сейчас. Только ведь товарищ Яков Ильич Брежнев не успокоится. Это его «работа». Вот сейчас уже и не вспомнится прочитанная цифра, но такими вот звонками заработал больше полутора миллионов рублей и половинку ляма в долларах. А ещё спился и несколько раз лечился от алкоголизма. Попробуй тут не спейся. Вот сейчас звонил, а голосок уже заплетающийся. Успел этот самый Перельман подпоить «Брата -2» и на лапку сунуть. Обложили Ильича родственнички. Хотя вот Цвигун тоже взяточник, а голова-то светлая, кучу книг и сценариев про чекистов написал.
Ох, грехи тяжкие, в рай не пущают. Сам-то сколько песен украл? Цель благая? Может у Якова Ильича тоже благая? Не дать таланту пропасть? Ему ведь видней. БРАТ. Мать его.
Молодой умище походил на Свердлова. Чёрные вьющиеся волосы, зачёсанные назад. Небольшие стильные очки. Хорошо хоть не пенсне. И костюмчик не от «Большевички». С жилетом.
— Слушаю вас, товарищ, — и сердитое лицо изобразил.
— Пётр Миронович, а вы можете меня на работу не брать? Это всё мама. Не хочу я здесь штаны просиживать. Я интересной работы хочу.
Вот как? И такие человеки сейчас водятся?
— Что за образование у вас Борис Михайлович.
— Ленинградский институт культуры им. Н. К. Крупской по специальности библиотекарь-библиограф в этом году закончил.
— Неожиданно. А кто у вас мама?
— Врач. И отец тоже, — Понятно из каких Перельманов.
— Не по стопам. И какую же интересную работу можно найти с таким образованием.
— Я хочу написать биографию Челюскина и других исследователей севера.
— И опять, неожиданно.
— Вы читали «Два капитана» Каверина? Вот мой идеал, — ребёнок ещё.
— И что же мне с вами, Борис Михалыч делать? У нас есть Управления по делам культурно-просветительных учреждений при министерстве. Я вас туда устрою. И напишу сейчас записочку директору ГБЛ Кондакову Ивану Петровичу. Поможет он вам. Только уговор. Вы как чего напишите, принесите мне «на посмотреть». И не всю книгу сразу, а по мере готовности. Буду вашим личным цензором. Договорились.
— Правда! — глаза сияют, очки запотели. Сопли из носа. Как мало человеку нужно для счастья? Молодец Яков Ильич. Одержимого нашёл случайно. Правда ведь «Два капитана» — великая книга. Вдруг не хуже напишет.
— Честное слово. Иди уже. Вон весь стол бумагами завален. Мне некогда писать. Может, поменяемся.
— Спасибо! — Уже у двери, — А куда сейчас?
— Тамара Филипповна объяснит.
ААААА! Верните меня назад в Краснотурьинск! Не хочу тут ничего ремонтировать! Домой хочу!
— Пётр Миронович, тут Громыко Андрей Андреевич звонит. Соединяю.
Глава 19
Впечатления американца от путешествия по российской глубинке: "Меня встретили до того бедные люди, что перстни у них были нарисованы ручкой на пальцах".
После взрыва “Челленджера” американцы расследовали, почему взорвался правый бак шаттла. А русские в это время расследовали, почему не взорвался левый?
Тишков ёрзал по дивану в своей «Чайке». До чего всё же неудобное сиденье, когда, наконец, на АЗЛК переделают его «Волгу»? Ну, это так себя успокаивал. Не спокойно было? Три раза «ха». Извёлся весь. Громыко, редиска эдакая, ни чего вразумительного не сказал.
— Пётр Миронович, подъезжайте ко мне сейчас на Смоленскую площадь. Перед входом вас встретят. Мы с товарищами уже ждём, — гудки. Ни тебе здравствуй, ни тебе прощай. Волновался видно мистер «Нет».
А значит и ему нужно волноваться. А что плохого могло случиться? Вариант один. Вчера должен был состояться концерт в Лос Анжелесе группы «Крылья Родины» и Роллингов. Но вот предчувствия чего-то плохого не было. Вчера ведь только с Машей-Викой по телефону разговаривал. Всё у них нормально, разместил их Эндрю в каком-то небольшом пансионате. Других посетителей нет. Только русские. Ну, в смысле — кубинцы, эфиопы.
Что-то случилось на самом концерте? Вот гад этот Громыко, лучше бы «громыхнул» чего. Главное наказание — это ожидание наказания. Нет, если бы было что совсем плохое, то сказал бы. И ещё товарищи какие-то. Ехать-то несколько минут, а весь извёлся.
Высотка МИДа была не копией его дома. Стиль один, чуть исполнение другое. Неужели она вся занята дипломатами. Сколько их? Почему эта куча народа не придёт к очевидному выводу. Лучший способ привлечь другие страны к социализму — это не деньги и не танки, вбуханные в младших братьев. Это повышение уровня жизни советских людей. Бояться, конечно, тоже должны. Но ещё должны писать кипятком от зависти. Пока же особо нечему. Разве, что образованию. Не двухчасовым же очередям за колбасой завидовать.
В кабинете «товарищи» курили, поджидая Петра. Почти и не видно «товарищей» из-за дыма. Он поздоровался со всеми за руку, открыл форточку и выбросил туда пепельницу. Взял стул, пододвинул его к окну и уселся. Товарищи переглянулись и начали искать, обо что окурки загасить. Не нашли с первого раза. Громыко хмыкнул, прошёл в приёмную, принёс пепельницу пожиже. Не хрусталь с золотым обручем, как улетевшая. Товарищи молча загасили бычки. Пётр не поленился, опять встал, забрал дымящуюся ещё жиденькую хрусталину, и опять выбросил в форточку.
